Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции - Прянишников Борис Витальевич. Страница 84

Офицерская аудитория тепло приветствовала главу РОВСа. Глухим, усталым голосом Миллер говорил о международной обстановке, об угрозе новой мировой войны и о задачах РОВСа по сохранению кадров для дальнейшей борьбы с большевиками.

Офицеры задавали вопросы по докладу генерала. Миллер отвечал лаконично, точно, убедительно. Вдруг корниловец, подполковник Гречко, задал генералу вопрос:

— Ваше превосходительство, а что делается для того, чтобы прекратить деятельность тех лиц, которые вызывают трения между РОВСом и НТСНП?

Миллер ничего не ответил. Опустив голову, он застыл в безмолвии. В эту минуту стоявший рядом со мной Рончевский выхватил из кармана пиджака письма Закржевского. Еще мгновение, и он огласил бы документы, Миллеру уже известные. Я схватил выше локтя руку Рончевского и шепнул ему:

— Не надо. Ты видишь, в каком он состоянии? Все понятно без слов…

— Да, ты прав, тут не место для разоблачений, — ответил остывший Рончевский и спрятал бумаги в карман.

* * *

После собрания Рончевский и я зашли в кафе и обсудили происшедшее. Конечно, поездка Миллера связана с делами «линейцев» и попытками его выяснить неясное. Но доставленные нами сведения об «Организации», при всей своей странности и серьезности, еще не убеждали Миллера в самом страшном для него и РОВСа. И за отсутствием прямых улик мы сами считали их недостаточно убедительными для того, чтобы в открытую утверждать наличие советской провокации. Зная это, руководители «линейцев» не раз подталкивали нас на преждевременное выступление.

Член нашей тройки, корниловский подпоручик Альтов-Артамонов неоднократно подстрекал нас к преждевременным разоблачениям, из которых мог бы выйти просто пшик. Несколько неприятных споров, когда Альтов, продолжая действовать в Лионском отделении НТСНП в роли агента «Вн. линии», настаивал на оглашении писем Закржевского, обострили наши с ним отношения. Понимая его стремления и цели стоящих за ним, мы решили не исключать его из НТСНП — до поры до времени. Но отвели его от управления половиной Лионского района, поставив на его место Глеба Бабикова, верного человека, преданного члена НТСНП. Исчерпав свои возможности и не добившись нужного «Линии» результата. Альтов к 1937 году сам отошел от НТСНП. В дальнейшем он вел злостную кампанию против НТСНП и особенно против Рончевского, исполняя приказы начальника корниловцев в Лионе, полковника Киреева.

* * *

Все больше и острее ощущал Миллер пустоту вокруг себя. Не на кого было опереться. Замкнувшись в себе, он не пытался найти честных и верных. А их было много…

Похищение Е. К. Миллера

В начале июля 1937 года в Париж приехал заместитель начальника ИНО НКВД Шпигельгласс. Встретившись с Кривицким в ресторане на бульваре Монпарнас, Шпигельгласс поведал ему, что прибыл сюда с миссией величайшей важности.

Поделившись московскими новостями и рассказав о деле «изменника» Тухачевского, Шпигельгласс приоткрыл важную тайну: собрания антисоветского кружка А. И. Гучкова в Париже посещал их агент, доносивший ГПУ о деятельности этого кружка и его связях с РОВСом. Имени осведомителя Шпигельгласс не назвал.

Два агента, позаимствованных у Кривицкого на роли немецких офицеров, поступили в распоряжение Шпигельгласса.

* * *

18 и 19 сентября 1937 года корниловцы торжественно праздновали 20-летие своего полка. После молебна в храме на рю Дарю, с выносом полкового знамени, в зале собрания Союза Галлиполийцев на рю де ля Фезандери состоялся юбилейный банкет. Присутствовали многие генералы, общественные и политические деятели, представители печати.

Генералы Миллер и Деникин произнесли приветственные речи, прославлявшие подвиги доблестных корниловцев. Подчеркивая свое уважение к вождям Белого движения, им в высокопарных тонах отвечал Скоблин. Пела патриотические песни Плевицкая. Банкет удался на славу. Гости и хозяева расходились в приподнятом настроении.

* * *

Около 9 часов утра 22 сентября 1937 года Е. К. Миллер вышел из своей квартиры в Булонь-сюр-Сен. Внешне он был спокоен. Никто из семьи не заметил на его лице следов тревоги или озабоченности. Уходя, сказал, что заедет на Восточный вокзал, чтобы купить железнодорожные плацкарты для невестки Ольги. Васильевны и внучки, собиравшихся домой в Белград. Как обычно, никого из своих домашних он не посвятил в распорядок своего делового дня.

Несколько позже, чем обычно, Е. К. Миллер появился в управлении РОВСа на рю дю Колизе. Было около 11 часов, когда он, зайдя в кабинет генерала Кусонского, сказал ему, что еще до завтрака хотел бы поговорить с ним. В начале первого Миллер пригласил к себе Кусонского и сказал:

— У меня сегодня много беготни. Сейчас я должен ехать на свидание и на завтрак. Может быть, после этого я вернусь в управление. Не сочтите меня, Павел Алексеевич, за сумасшедшего. Но я оставлю на всякий случай записку, которую прошу не вскрывать.

— За сумасшедшего вас не считаю. Записку, конечно, не вскрою и завтра утром верну вам ее нераспечатанной, — ответил Кусонский.

В четверть первого Миллер вышел из управления, не оставив на столе бумаг, что он обычно делал, когда рассчитывал вернуться после завтрака. Было тепло, и генерал оставил в канцелярии габардиновое пальто. Не взял с собой портфеля и бумажника, в котором были железнодорожные плацкарты и немного денег.

К тревожным словам своего начальника Кусонский отнесся безучастно. Вернувшись в свой кабинет, он положил записку в «наиболее верное место», никому о ней ничего не сказав. Занимался делами до 2 часов 45 минут дня, после чего отправился домой на завтрак. Будучи дома, не осведомился, вернулся ли глава РОВСа в управление.

Настал вечер. К 8 часам в помещение РОВСа стали приходить члены Общества Северян, соратники Е. К. Миллера по Гражданской войне на Севере России. На их собрании должен был присутствовать и Е. К. Миллер. Необычная задержка пунктуального главы РОВСа побудила служащего управления поручика В. В. Асмолова протелефонировать на его квартиру. Обеспокоенная Н. Н. Миллер ответила, что в течение всего дня мужа она не видела; не приехал он к обеду и, вопреки своему правилу, не известил ее о задержке заблаговременно.

В 9 часов Н. Н. Миллер позвонила Асмолову и просила его известить полицию. Встревоженный Асмолов в 9 часов 15 минут отправил уборщика помещений РОВСа И. Н. Попова с запиской к Кусонскому. Около половины одиннадцатого Попов вручил записку Кусонскому. Тем временем Асмолов по телефону узнал что Миллера не видели и в Галлиполийском собрании. Едва он кончил разговор, как раздался звонок от адмирала Кедрова, узнавшего от Н. Н. Миллер о безвестном отсутствии ее мужа. Асмолов рассказал Кедрову, что знал, и сообщил, что Кусонский направляется в канцелярию РОВСа. Адмирал решил также немедля приехать на рю дю Колизе.

Кусонский появился в канцелярии около 11 часов. Пройдя в свой кабинет, он открыл ящик стола и извлек из него записку генерала Миллера. Вскрыв конверт, Кусонский прочитал:

«У меня сегодня в 12. 30 час. дня рандеву с генералом Скоблиным на углу рю Жасмен и рю Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в Прибалтийских странах — полковником Штроманом, и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г.»

Закончив чтение записки, Кусонский пометил, как на ней, так и на конверте: «Вскрыт 22.9. в 23 часа». Решил послать за Скоблиным. Пять минут спустя в кабинет быстрым шагом вошел адмирал Кедров.

— В чем дело, что случилось?

— Прочтите, — ответил Кусонский, протягивая записку без вести пропавшего. Чем больше читал Кедров, тем большее изумление было у него на лице. Возмущенный столь поздним вскрытием записки, адмирал даже не знал, что сказать ближайшему сотруднику Миллера по поводу его непростительной «оплошности».