СССР – Канада. Записки последнего советского посла - Родионов Алексей Алексеевич. Страница 47

В целом, содержательный и конструктивный характер состоявшихся бесед, высокий уровень выявленного в ходе них взаимопонимания давали основание расценивать визит делегации Верховного Совета СССР как полезный.

Метрах в двухстах от Парламентского холма, около гостиницы «Шато Лорье», внизу, расположился каток на канале «Ридо». В воскресные, праздничные дни сотни людей — взрослых, детей в костюмах разных расцветок собирались на этом месте. Яркое солнце (зимой в Оттаве это не редкость). Катание начинается с утра и продолжается до позднего вечера. Зрелище приятное. К этому добавлю еще такую деталь. Протяженность канала с окраин города до центра составляла километров 10. На всем его протяжении устраивались места отдыха (станции), где можно было поменять костюм, выпить чашку чая, съесть бутерброд, просто посидеть, послушав музыку. В будние же дни многие, кому приходится идти на работу в центр с окраины города, снимали «парадную одежду», одевали спортивный костюм, коньки и до офиса добирались спортивной пробежкой. Дешево и полезно. На конечной остановке, наоборот, одевалась «рабочая одежда» и спортивный инвентарь оставался на хранение.

Ближе к весне на канале устраивались выставки-фестивали ледяных фигур. Над их устройством совместно работали опытные архитекторы и любители. Десятки тысяч людей проводили там целые дни. Чего только на выставке не увидишь: от исторических памятников до сказочных героев и лесных зверей. Есть там и горки и катки. Фестиваль заканчивался лишь тогда, когда яркое весеннее солнце разрушало ледяные творения.

Знакомство с Питером Устиновым

В Оттаве у меня состоялось знакомство с артистом Питером Устиновым. Однажды он нанес мне визит вежливости. Личность хорошо известная, популярная. Произвел он на меня самое приятное впечатление. Первое рукопожатие, а кажется, мы уже давным-давно знакомы. Впрочем, так оно и было: сколько было незабываемых встреч с ним на экранах кино, телевидения. И в жизни он представился таким, словно только что сошел с экрана. Средних лет, с яркими глазами, чуть заметной улыбкой. В нем все располагало к непринужденной беседе. Он являл собой неисчерпаемый источник знаний истории, искусства. Иногда употреблял русские выражения, но беседу вел на английском. Хорошо знает Россию, говорит о ней с глубоким уважением, интересуется всем, что у нас происходит. Россия ведь его Родина. Он часто говорит: «Моя Россия». А малая родина для него — Санкт Петербург, точнее — дом на Васильевском острове, где еще в XIX веке встретились его будущие родители — отец Иона Устинов и мать — Надя Бенуа. А вообще в Питере, рассказал он, у него было ни много ни мало — 55 родственников.

«Я в большей степени русский, чем мне думалось в юности, — признается он. — Помню, меня призвали в английскую армию. Англичане маршируют, не сгибая рук. А я никак не мог освоить такой строевой шаг. Мне все время хотелось руки согнуть, как принято у вас. Наверно, это в крови. А много позже довелось смотреть мои пьесы, поставленные в театрах СССР. Ни в одной другой стране их не прочли так безошибочно и не исполнили на таком высоком уровне». Питер связывает это с особенностями характера российского интеллигента, которому свойственно фанатическое стремление добираться до истины, до сути спора, даже если она неразличима. История русской культуры, говорит он, дает тому массу примеров.

Впрочем, Устинов не уверен, что даже лучшие русские театры сегодня сохраняют ту неодолимую тягу к совершенству, которая была им характерна еще несколько лет назад. В Англии эту тягу убила коммерциализация искусства. «Но теперь, — с грустью констатирует он, — очередь, наверно, дошла и до вас…»

При одной из встреч П. Устинов подарил мне книгу «Моя Россия» с дарственной надписью, изданную на английском языке.

Я спросил Питера, почему он так озаглавил свою книгу. Он философски отвечал на мой вопрос: «Для меня Россия не то же самое, что Россия для Брежнева или Солженицына. Как свободный человек, попавший в бушующее море, гонимый волнами, но пока не севший на мель какой-либо идеологии, я имею право на мою Россию».

Большая часть человеческих и животных реакций, говорил Устинов, основана на чувстве страха. Такие выражения, как «желтая опасность» и «спящий гигант», напоминают древний ужас перед динозавром, вулканическими и лесными богами, которые периодически пробуждаются от сна, чтобы жестоко отомстить многочисленному как муравьи человечеству, встречающемуся на их пути.

«Страх, который вызывает Китай, является следствием его огромного населения. Россию боятся из-за ее громадной территории. Она занимает шестую часть поверхности земного шара. Как всегда бывает в таких случаях, некоторые пытаются заигрывать с ней, веря, что она чувствительна к человеческому теплу и что у нее есть память. Но есть и другие, более нервные, которые порицают эти миролюбивые попытки и думают, что демонстрация силы произведет более существенные впечатления на гиганта. Практически невозможно кому-либо очень большому быть очаровательным. Щенок всегда отнимает свет рампы у любой, даже дрессированной, взрослой собаки».

«Многие на Западе, — продолжает Устинов, — имеют привычку относиться к первоклассным игрокам советских хоккейных команд, как к автоматам или как к живым шахматным фигурам, которыми руководит какой-нибудь механический ум через невидимые провода. В результате тень России, — заключает он, — часто смешивается с некоторыми чересчур эмоциональными людьми, которые подвигаются в ее тени. Это средство для поддержания средневековых легенд о ней и для разжигания огня предупреждения. Многие политики не хотят иметь точную картину настоящего, перспективного взгляда на будущее, плохо знают историю и помнят лишь ошибки своих предшественников».

Визит М. С. Горбачева в Канаду

За семь лет моей работы в Канаде было два государственных визита: первый в ноябре 1989 года премьер-министра Канады Б. Малруни в Москву и второй — ответный визит президента СССР М. С. Горбачева в Канаду в мае 1990 года.

Как я уже писал, в Москве Б. Малруни оказали теплый прием. Состоялись встречи с советским руководством. Особый интерес канадский премьер-министр проявил к встрече с М. С. Горбачевым. Она проходила вскоре после съезда КПСС. Генсек встретил канадского гостя приветливо.

В состоявшейся беседе говорил главным образом он. Малруни слушал внимательно. Речь шла о процессе перестройки в СССР. Горбачев говорил, в частности, что перестройка имеет международное значение, способствует расширению сотрудничества и сведению на нет конфронтации между странами. «Свобода выбора — вот те фундаментальные ценности, которые должны приобрести новое качество. Эти ценности составляют фундамент нового мышления. Это путь к мирному периоду в международных отношениях. Мы провозглашаем новый подход к экономическому развитию, дающему возможности использования различных форм собственности. Будем создавать нормально функционирующий рынок с развитой оптовой торговлей. Будет реформирована система цен — оптовых, закупочных и розничных. Будет изменена и усилена роль банков и кредитных учреждений. В рамках этого комплекса мер мы должны будем создать оптимальную систему налогообложения, чего у нас сейчас нет».

Советский Союз, говорил далее Горбачев, — это огромный мир, 300 млн. человек, 120 языков, а значит — 120 народов. Один из главных вопросов для нас сейчас, повторял генсек, — переход к рыночной экономике. «Во многих странах создание полнокровной рыночной экономики потребовало столетий. Нам же предстоит за 1–2 года пройти наиболее интенсивный этап перехода. Мы будем менять одну политическую и экономическую модель на новую. У нас будет идти разгосударствление собственности, создание акционерных обществ, арендных предприятий, будет развиваться индивидуальная трудовая деятельность».

Старая система, утверждал Горбачев, отторгала достижения науки и техники. Сейчас, переходя к рыночным механизмам, мы одновременно примем государственные программы по стимулированию науки, техники и образования в целом. Назад мы уже никогда не отступим. Как выразился тогда вновь избранный генсек: «Дальше так жить нельзя. Я считаю, — подчеркивал он, — перестройка — это достойное завершение ХХ века; уходит в прошлое образ врага; спадают идеологические шоры. Мы стали понимать мотивы друг друга».