Капитал в XXI веке - Пикетти Томас. Страница 48

Завершая исследование изменений, которые капитал пережил в Европе и Америке, мы не можем оставить без внимания вопрос о рабстве и о значении рабов в американском имуществе.

Томас Джефферсон не просто владел землей. Ему также принадлежало более 600 рабов, которых он унаследовал от своего отца и тестя, поэтому его отношение к этому вопросу всегда было очень двойственным. Его идеал республики мелких собственников, равных в правах, не распространялся на темнокожих людей, на труде которых во многом зиждилась экономика его родной Виргинии. Хотя в 1801 году Джефферсон стал президентом Соединенных Штатов благодаря голосам штатов Юга, он все же подписал закон, запретивший ввоз новых рабов в Америку с 1808 года. Это не воспрепятствовало быстрому увеличению количества рабов (обеспечение естественного прироста оказывалось менее затратным, чем работорговля). С 1770-х годов, когда была провозглашена независимость, до переписи 1800 года оно выросло с 400 тысяч до одного миллиона, т. е. в два с половиной раза, затем возросло еще в четыре раза к моменту проведения переписи в 1860 году и превысило отметку в четыре миллиона человек; иными словами, менее чем за столетие число рабов увеличилось в 10 раз. Рабовладельческая экономика продолжала успешно развиваться, когда в 1861 году началась Гражданская война, завершившаяся отменой рабства в 1865 году.

В 1800 году рабы составляли около 20 % населения Соединенных Штатов: около одного миллиона из пяти миллионов жителей. В южных штатах, где находилось подавляющее большинство рабов [139], эта пропорция достигала 40 %: один миллион рабов и 1,5 миллиона белых — итого 2,5 миллиона жителей. Не все белые владели рабами, и лишь ничтожное меньшинство владело ими в таких количествах, как Джефферсон: имущество, выраженное в рабах, имело очень высокую степень концентрации, как мы увидим в третьей части.

К 1860 году доля рабов в населении Соединенных Штатах сократилась до 15 % (около четырех миллионов из тридцати), что было обусловлено быстрым ростом численности населения северных и западных штатов. Однако в южных штатах она по-прежнему составляла 40 %: четыре миллиона рабов, шесть миллионов белых — итого 10 миллионов.

О ценах на рабов в Соединенных Штатах в 1770-1860-х годах мы можем узнать из многочисленных исторических источников: это и посмертные описи имущества (probate records), собранные Элис Хансон Джонс, и фискальные данные и данные переписей, использованные Рэймондом Голдсмитом, и сведения о сделках и рынках рабов, обобщенные Робертом Фогелем. Сопоставляя эти хорошо согласующиеся между собой источники, мы сумели вычислить средние показатели, представленные на графиках 4.10-4.11.

Можно констатировать, что в конце XVIII века и в первой половине девятнадцатого столетия общая стоимость рабов составляла порядка полутора лет национального дохода в Соединенных Штатах, т. е. приблизительно столько же, сколько и стоимость сельскохозяйственных земель. Если прибавить рабов к другим видам имущества, то обнаружится, что общий объем имущества в Америке оставался стабильным с колониальной эпохи до наших дней, составляя от четырех с половиной до пяти лет национального дохода (см. график 4.10). Разумеется, такое прибавление выглядит более чем спорным и отражает специфические особенности цивилизации, которая рассматривает некоторых индивидов как предметы собственности, а не как субъектов, обладающих правами и прежде всего правом собственности [140]. Однако это дает возможность оценить значение рабов в составе имущества, принадлежавшего их владельцам.

Их значение станет еще более очевидным, если мы рассмотрим южные и северные штаты по отдельности и сравним структуру капитала (включая рабов) в обеих частях Соединенных Штатах в 1770-1810-х годах со структурой, имевшей место во Франции и Великобритании в ту же эпоху (см. график 4.11). На юге США общая стоимость рабов составляла от двух с половиной до трех лет национального дохода, а значит, стоимость сельскохозяйственных земель и рабов вместе взятых превышала четыре года национального дохода. В итоге собственники-южане в Новом Свете контролировали больший объем богатства, чем земельные собственники в старой Европе. Принадлежавшие южанам сельскохозяйственные земли не имели большой ценности, однако поскольку их права собственности распространялись и на рабочую силу, обрабатывавшую эти земли, то в совокупности их имущество оказывалось более значительным.

Если сложить рыночную стоимость рабов и других видов имущества, то общий объем имущества в южных штатах превысит шесть лет национального дохода, т. е. будет почти равен общей стоимости капитала в Великобритании и во Франции. В то же время в северных штатах, где рабов почти не было, общий объем имущества был невелик: всего три года национального дохода, т. е. в два раза меньше, чем на Юге или в Европе.

Как мы видим, Соединенные Штаты в эпоху, предшествовавшую Гражданской войне, вовсе не были миром без капитала, о котором мы упоминали выше. В Новом Свете сочетались две совершенно противоположные реальности: с одной стороны, на Севере существовал относительно эгалитарный мир, где капитал действительно был невелик, потому что земли было так много, что каждый мог стать собственником за небольшую плату, а также потому, что новым иммигрантам еще не хватило времени, чтобы накопить много капитала; с другой стороны, на Юге неравенство в собственности принимало самые крайние и жестокие формы из всех возможных, поскольку одна половина населения владела второй половиной, а капитал в виде рабов в значительной мере заменил и превзошел капитал земельный.

Эти сложные и противоречивые отношения Соединенных Штатов с неравенством в немалой степени сохранились и по сей день: с одной стороны, мы видим обещание равенства и большие надежды, которые возлагают на Соединенные Штаты миллионы простых иммигрантов, считая их страной возможностей; с другой — брутальную форму неравенства, выражающуюся и в расовом вопросе, который по-прежнему стоит очень остро (на Юге Соединенных Штатов негры до 1960-х годов были лишены гражданских прав и подчинены режиму юридической сегрегации, имевшему много общества с режимом апартеида, просуществовавшим в Южной Африке до 1980-х годов) и который объясняет многие аспекты развития — или, скорее, отсутствия развития — социального государства в Америке.

Мы не пытались оценить стоимость невольничьего капитала в других рабовладельческих обществах. В Великобритании, где рабство было упразднено в 1833–1838 годах, или во Франции, где его отмена прошла в два этапа (сначала оно было отменено в 1792 году, затем восстановлено Наполеоном в 1803 году и окончательно упразднено в 1848 году), частью зарубежного капитала в XVIII и начале XIX века были плантации на Антильских островах (как у сэра Томаса в «Мэнсфилд-парке») или на островах в Индийском океане, где существовало рабовладение (острова Бурбон и Иль-де-Франс, ставшие островами Реюньон и Маврикий после Французской революции). Эти активы включали в себя и рабов, которых мы не стали считать отдельно. Тем не менее поскольку в начале XIX века зарубежные активы не превышали 10 % национального дохода этих стран, значение рабов в общем объеме имущества было, разумеется, намного меньшим, чем в Соединенных Штатах [141].