Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить - Ставицкий Василий Алексеевич. Страница 12
— По-моему, зря они так! Я, между прочим, интересовался у иностранных корреспондентов: «Скажите, а вас пускают в ваши спецслужбы? Разрешали ли вам беседовать с их сотрудниками?» Они в ответ только улыбались и разводили руками. Я просил их передать привет моим коллегам из западных разведок и рекомендацию — развивать гласность в своей деятельности.
— Передали?
— Боюсь, не сумели.
— Александр Николаевич, я понимаю, гласность нужна КГБ не ради гласности, тогда для чего?
— А для того, чтобы народ знал: КГБ — не какая-то группа людей, которые сидят за толстыми стенами и напускают на себя флер секретности. Нужно всем объяснить, для каких целей существуют органы безопасности, что они делают и зачем. Такая информированность укрепит доверие к нам, усилит общественный контроль над деятельностью КГБ. Гласность, которую мы взяли на вооружение, — это, если хотите, определенный гарант того, чтобы не повторилось трагическое прошлое.
— Раньше действовало Пресс-бюро КГБ, значит, оно уже вас не устраивало?
— Сегодня необходим новый уровень гласности. Нам важно изучать общественное мнение, почувствовать информационную потребность людей. С 1991 года намечено выпускать массовый общественно-политический и литературно-художественный журнал, который будет распространяться в СССР и за рубежом. Условное название — «КГБ о себе и мире».
— Я вижу, в Центре общественных связей КГБ СССР все готово к приему гостей, если считать таковыми журналистов, писателей, кинодокументалистов, которых манят архивы «тайного фронта». Но, увы, не все желающие могут сюда попасть. Согласитесь, одно дело — воспринимать информацию с газетного листа или телевизионного экрана, другое — встретиться, побеседовать напрямую с сотрудниками КГБ?
— Именно поэтому мы активно выходим сегодня на прямые контакты с трудовыми коллективами и отвечаем на любые вопросы людей.
— На любые?
Да, на любые и порой острые. Мы должны отвечать честно. Если же будем прятать глаза и отделываться недомолвками, то нет смысла в таких встречах. Я, к примеру, выступал на заводе имени Хруничева, в Институте востоковедения, в Московском общественно-политическом центре на Трубной площади. Я и мои слушатели, кажется, поняли друг друга…
Когда я готовился к встрече с генералом Карбаиновым, то еще раз пролистал книгу Б.Ельцина «Исповедь на заданную тему». В одной из глав подчеркнул место, где автор, довольно нелестно отозвавшись об армии и КГБ, тем не менее, пишет, что уже сегодня туда приходит новое поколение военных, у которых солдафонство, тупое подчинение, непрофессионализм вызывают чувство протеста, мириться со старыми порядками они не будут. Спасение и армии, и КГБ, пишет Ельцин, это гласность и открытость.
— Хорошо помню эти строки, — сказал Александр Николаевич. — Не со всеми мыслями автора, правда, могу согласиться. Но когда он говорит, что все мы, кому дорога перестройка, за эту открытость и гласность должны бороться, я с ним полностью солидарен.
— В чем заключается перестройка в органах КГБ?
— Задач много, но главная, я бы сказал корневая, — переосмысление их роли и места в государстве и обществе. Раньше государство было у нас на первом месте — оно давало работу, жилье, образование, медобслуживание… Еще недавно, когда общество находилось «под государством», человек служил лишь средством выполнения целей и задач, которые оно ставило перед ним. Перестройка круто поменяла приоритеты. Теперь на первое место поставлен человек, его права и самоценность. Государственные же структуры призваны обеспечить, реализовать эти права.
— Органы КГБ — одна из таких структур?
— Безусловно. Интересы госбезопасности тоже должны быть подчинены интересам общества, вытекать из них.
— Видимо, без разведки, а значит, и контрразведки нам долго еще не обойтись?
— Пока в мире существуют государства, специальные службы как институты, обеспечивающие их деятельность, безусловно, будут действовать. Того же мнения бывший директор ЦРУ Уильям Колби, приезжавший весной в нашу страну для участия в советско-американском семинаре «Дело мира и встреча в верхах: сокращение военного бюджета и внутренняя политика Советского Союза и Соединенных Штатов».
— Не означает ли его визит, что КГБ и ЦРУ пошли на мировую?
— Вряд ли скоро нас ожидает тесное сотрудничество. Но думаю, что разведывательные службы могут, как это ни странно, многое сделать для укрепления доверия в мире, предотвращения проявлений насилия.
— А секреты остаются?
— Остаются. И политические, и военные, и экономические. Специальные службы должны, с одной стороны, защищать их, а с другой — добывать секретную информацию. Поэтому вести речь об упразднении разведки и контрразведки рановато.
— Но нужна ли нам игра в секреты? Детективные истории о похищении чертежей из несгораемых сейфов, выкраденных тайнах в наш космический век, когда со спутника можно разглядеть веснушки на лице часового, охраняющего подходы к «ракетной точке», — эти истории выглядят сегодня наивно. Подобные «секреты» — тема для журнала «Крокодил»… Нужен ли вообще режим сверхсекретности в многочисленных НИИ, адрес и назначение которых знает любой школьник?
— Это, к сожалению, довольно распространенное и, извините, опасное мнение. Какие, мол, у нас могут быть секреты, если мы отстаем во многих областях, если, скажем, наша радиоэлектроника находится на уровне развивающихся стран?..
Но вот пример, который, как говорится, «на слуху». Расскажу об агенте Толкачеве. Работая в НИИ радиопромышленности, он несколько лет передавал секретные сведения американской разведке. Какие? Конкретные параметры систем наведения на цель самолетов. Если этими параметрами «владеет» противник, он безо всякого оружия может заставить боевые самолеты «ослепнуть». О том, сколь важны были эти сведения, можно судить по оплате: на счет Толкачева американцы положили два миллиона долларов! Когда я называю этот факт иностранным корреспондентам, они переглядываются. Уж кому-кому, а им-то известно: такие деньги за красивые глаза не платят.
— Интересно, можно ли выразить в цифрах рентабельность разведки и контрразведки?
— Это достаточно сложно. Тут, видимо, нужно учесть, какие тайны мы сумели сберечь, какие нет, какую стратегическую информацию сумели добыть, проанализировать… Ну, если хотите, назову такую цифру. Только за 1989 год в ходе борьбы с организованной преступностью государству было возвращено свыше 170 миллионов рублей.
— Не так часто встретишь в газетах сообщение КГБ о том, что пойман шпион. Или их мало, или плохо ловите?
— Вопрос резонный (улыбается). Но, поверьте, поймать шпиона, когда его тщательно оберегают, дорожат им, очень даже непросто. Был такой Огородников, американский агент, разоблаченный нами. Так вот, долгое время ЦРУ его не использовало, а передавало ему одностороннюю информацию, которая шла по радиоканалу и «ловилась» обыкновенным приемником. Сигнал достигал аж Сибири… Иди-ка обнаружь, кто его принимает в десятках, сотнях городов!
— И что это была за информация?
— Политическая. Она предназначалась для… служебного роста Огородникова. Он выдавал ее за собственное умозаключение, результат анализа, блестящий вывод.
— И где же он работал? В Сибири?
— Нет, у нас под носом — в МИДе. Его принимали там за человека проницательного, эдакого провидца, умеющего из разрозненных фактов выстроить линию. И что самое удивительное, линия эта подтверждалась! Огородников «прогнозировал», как поведут себя официальные лица на тех или иных переговорах, как будет развиваться политическая ситуация в том или ином регионе земного шара. Но на самом деле это была уже выработанная политика, но еще, как говорится, не приложенная к делу. Задача у шефов Огородникова была такая: сделать ему карьеру, а уж потом использовать.