Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Галин Василий Васильевич. Страница 55

Проводником именно этой политики в Европе стал Гитлер, который еще до прихода к власти неоднократно заявлял: «Русская проблема может быть разрешена только в согласии с европейскими, что означает германскими идеями… Не только русские пограничные районы, но и вся Россия должна быть расчленена на составные части»{848}. Лидеры фашисткой Германии, например, такие, как Дарре, министр земледелия, дорисовывали детали картины будущей России: «Страна, населенная чуждой расой, должна стать страной рабов, сельскохозяйственных и промышленных рабочих»{849}. Сам Гитлер провозглашал: «Мы будем… вынуждены начать крестовый поход против большевизма. Мы должны безжалостно колонизировать Восток…»{850}.

Отношение Гитлера к славянам в корне отличалось от его отношения к европейцам. Последние, по мнению Гитлера, должны были в той или иной мере быть ассимилированы в европейскую семью, под германским владычеством. Что ожидало славян? — Гитлер вполне откровенно заявлял в «Майн кампф»: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы…».

И если Россия вместе с европейскими союзниками еще могла выстоять против Германии, то устоять в одиночку против объединенной общей целью Европы, шансов у России практически не было. Что касается русского народа, то в случае поражения он был обречен на вымирание, оттесненный в суровые северные широты, как американские индейцы. Поэтому Россия была против…

Новое Средневековье

Против Единой Европы под немецким господством выступала не только Россия, но и сама Европа. Тютчев два десятка лет проживший в Германии писал: «Германский гнет не только политическое притеснение, он во стократ хуже». В. Шубарт назвал одну из глав своей книги: «Ненависть к немцам, как проблема западной культуры». Немецкий порядок, немецкая деловитость, немецкая культура вошли в поговорку, они обеспечили феноменальные достижения Германии. Но если немцы в борьбе за выживание смогли принять их, то для всей остальной Европы, немецкий Ordrung, тем более в его фашистском выражении, был вряд ли приемлем. У. Черчилль по этому поводу заявлял: «Для меня совершенно непереносима мысль о том, что наша страна очутится во власти, в орбите или под влиянием нацистской Германии и что наше существование может оказаться зависимым от ее доброй воли или приказов… Мы не желаем, чтобы нас заставили вступить на путь превращения в сателлита германской нацистской системы, стремящейся господствовать над Европой»{851}.

По мнению современного американского журналиста Дж. Стейнберга, подобная Европа была надеждой лишь определенной части финансово-олигархической Европы, целью которой, как считает американский историк К. Куигли, была мировая финансовая диктатура неофеодального стиля. «Им-то и нужны были единая имперская Европа, как поле деятельности»{852}.

Немецкая элита пыталась выработать свою идею альтернативы русскому коммунизму и англосаксонскому либерализму. Результаты этих поисков выразились в идее возврата к неофеодальной модели развития. Подобное будущее Европы отражали настроения, царящие в умах даже умеренных представителей германской политической и бизнесэлиты, «нанявшей Гитлера», например, в лице Ф. Папена, Ф. Тиссена и т.п. Они видели будущее в утверждении принципов «корпоративного государства»{853}, «корпоративной монархии»{854}, где на смену родовой феодальной аристократии должна была прийти неофеодальная — финансовая аристократия «крупных картелей»{855}. Идеологические основы неофеодального государства, по мысли его создателей, должны были обеспечить религиозные, клерикальные догматы католической церкви{856}.

Однако, как вскоре показали события, существование неофеодального строя в современном мире в сколько-нибудь длительной перспективе невозможно без установления фашистской диктатуры и без развязывания новых войн за передел мира^[93].

БЕЗ АЛЬТЕРНАТИВ

Не может быть никакого сомнения, что в связи с развивающимся кризисом борьба за рынки сбыта, за сырье, за вывоз капитала будет усиливаться с каждым месяцем, с каждым днем. Средства борьбы: таможенная политика, дешевый товар, дешевый кредит, перегруппировка сил и новые военно-политические союзы, рост вооружений и подготовка к новым империалистическим войнам, наконец — война… Это значит, что опасность войны будет нарастать ускоренными темпами.

И. Сталин. Из политического отчета ЦК XVI съезду ВКП(б), 27 июня 1930 г.

Подготовку Германии к войне «историки» праволиберального толка обычно начинают с ее военно-экономического сотрудничества с Советской России в 1922–1932 гг. Пропагандистское клише: «фашистский меч ковался в СССР» стало для них каноническим{857}. А. Некрич лишь уточнял: «политическое и военно-экономическое сотрудничество Советского Союза и Германии способствовало созданию военного потенциала, как в той, так и в другой стране»{858}.

Сотрудничество между странами действительно было. Оно началось с подписания Раппальского договора в 1922 г. Правда, первое время отношения между странами носили чисто экономический характер. Военная сторона вопроса даже не рассматривалась, поскольку Германия ни при каких условиях не хотела обострять отношений с победителями. К военному сотрудничеству Германию подтолкнул «Рурский кризис» 1923 г. Оккупация Рура показала, что Франция и Бельгия, опираясь на свое абсолютное военное превосходство, не воспринимают Германию иначе как свою колонию^[94]. После этого сколь ни привержены были все правительства Веймарской республики принципам Версальского мира, безропотно соглашаясь на выплату кабальных репараций, создание собственной армии расценивалось ими, как необходимое условие возрождения Германии.

Аналогичная ситуация складывалась и в Советской России, где иностранная интервенция закончилась только в 1922 г. Большевикам было не до войны, все ресурсы они концентрировали на восстановлении экономики. Однако установившийся шаткий мир и международная изоляция не давали Советам уверенности в будущем. Не мировое господство или мировая революция толкали Германию и Россию к сотрудничеству, а инстинкт самосохранения.

Советская Россия, пойдя на взаимовыгодное военное сотрудничество с Германией^[95],{859} не нарушила никаких своих международных обязательств, поскольку не только не участвовала в подписании Версальского договора, но и выступила с его резкой критикой. Веймарская республика, в свою очередь, имела конституцию гораздо более демократичную, чем любая из стран Антанты и, несмотря на отчаянное экономическое положение, неуклонно следовала ей вплоть до 1933 г.

Мало того, Советская Россия и Германия, в то время, имели самые малочисленные (на душу населения) армии и самые низкие военные бюджеты в Европе. Для Германии ограничения были установлены Версальским договором. Советская Россия сама сократила Красную Армию до минимума, сразу после окончания интервенции и гражданской войны.

Количество солдат на 10 000 населения в 1924 г.{860}^,[96]

Но главное, для веймарской Германии военно-экономическое сотрудничество с СССР имело лишь третьестепенное значение, по сравнению с такими либеральными и демократическими странами, как Голландия или Швеция. В последней Г. Крупп в 1921 г. приобрел контрольный пакет сталелитейной фирмы «Акциельболагет Бофорс», которая с этого времени совместно с голландской фирмой Круппа «Блессинг-Холландсхе индустри-Сидериус» стала выпускать «последние образцы тяжелых орудий, танки, вооруженные пулеметами, способными производить тысячу выстрелов в минуту, противотанковые пушки, газовые бомбы и многое другое». Фирма в виде холдинга «Бофорса», просуществовала до 1935 г. Покупателем ее продукции, в частности 75-мм пушек, выступала нейтральная Голландия для своих колониальных операций. Лучшее орудие Второй мировой войны 88 мм пушка была разработана компанией Krupp на мощностях все той же фирмы Boforce. Этим орудием, в частности, были вооружены все выпущенные позже 1355 танков «Тигр»{861}. Когда в 1926 г. Париж стал протестовать, против деятельности немецко-голландского военного концерна, Амстердам ответил, что правительство королевы Виктории не намерено вмешиваться в то, что по законам Голландии является частной корпорацией.