Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих. Страница 46
Все расходы Соединенных Штатов за 1848 год составляли 42811970 долларов. В эту сумму вошли расходы на мексиканскую войну — войну, которая велась на расстоянии 2 тысяч миль от резиденции центрального правительства. Можно себе представить, каких колоссальных расходов потребовала переброска армии и всех необходимых для нее предметов.
Доходы Союза составляли 35436750 долларов, в том числе 31757070 долларов от таможенных пошлин, 3328642 доллара от продажи государственных земель и 351037 долларов разных и случайных доходов. Так как ввиду военных издержек обычными доходами нельзя было покрыть все расходы, то дефицит был покрыт займами, облигации которых были раскуплены по цене выше al pari {нарицательной. Ред.}. Спросите на денежном рынке, в состоянии ли «христианско-германское» правительство раздобыть хотя бы 1000 талеров на таких выгодных условиях!
В Соединенных Штатах финансовый год начинается 1 июля. До июля 1849 г. расходы вследствие мексиканской войны будут еще весьма значительны по сравнению с обычными расходами — конечно, не на прусский масштаб. Зато президент Полк в своем послании конгрессу обещает представить на следующий финансовый год, кончающийся 1 июля 1850 г., обычный бюджет мирного времени.
Каковы расходы этого могущественного государства — североамериканской буржуазной республики — в мирное время?
33213152 доллара, включая проценты (3799102 доллара) по государственному долгу и 3540000 долларов, подлежащих уплате Мексике 30 мая 1850 года.
Если вычесть обе последние суммы, которые фигурируют в бюджете как чрезвычайный расходы, то получится, что все правительство и управление Соединенных Штатов обходится меньше, чем в 26 миллионов долларов в год.
А сколько платят в год государству прусские граждане в мирное время?
Ответ довольно печальный. Этот ответ дает нам «Preusischer Staats-Anzeiger». Он гласит: свыше 94 миллионов талеров в год!
Таким образом, в то время как 21 миллион жителей североамериканской республики, при их благосостоянии, даже богатстве, отдают государственной кассе едва только 26 миллионов долларов, — т. е. по прусскому курсу меньше 38 миллионов талеров, — 16 миллионов пруссаков, при их относительной бедности, должны ежегодно бросать в пасть государственной казны 94 миллиона талеров, и она еще не желает довольствоваться этим. Но не будем несправедливы!
Североамериканская республика имеет зато лишь избираемого на четыре года президента, который, правда, делает для страны больше, чем дюжина королей и императоров, вместе взятых. Однако он получает за это только скудное жалованье в 37 тысяч талеров (по прусскому курсу) в год. В этой ничтожной сумме в 37 тысяч талеров отражается вся скорбь христианско-германской души «с богом за короля и юнкерство». Никаких камергеров, придворных ювелиров, никакого поливания шоссе в Шарлоттенбурге для придворных дам, никаких охотничьих парков за счет граждан и т. д. О, это ужасно! Но самое ужасное то, что эти североамериканцы, этот покинутый богом народ, повидимому, даже не сознают этого ужаса, этой дикости.
Совсем не то у нас. Если мы платим даже в три и четыре раза больше, зато мы получаем удовольствие от таких вещей, каких у них нет и не может быть за 37 тысяч талеров. Мы испытываем радость и наслаждение от блеска богом благословенного двора, который — точно это не известно, но по приблизительному подсчету — обходится народу в 4–5 миллионов ежегодно.
В то время как американцы, эти глупые чудаки, приберегают по возможности свои деньги, чтобы окружить самих себя блеском и употребить их для своей собственной пользы, мы считаем своим христианско-германским долгом отказываться от собственного блеска, т. е. от своих денег, дабы могли блистать другие. Да и помимо блеска, каких только благодеяний не оказывает обильно снабжаемый из народного кармана двор массе бедных графов, баронов, просто «фонов» и т. п.! Многие из этих людей, способных только потреблять, а не производить, в конце концов разорились бы дотла, если бы не получали в деликатной форме милостыню от государства. Если бы мы захотели перечислить все благодеяния и преимущества наших порядков, нам бы и дня на это не хватило!
А как сильно отстают от нас американцы из-за своего ничтожного бюджета и во многих других отношениях!
У них, например, г-н обер-президент Бёттихер не получил бы подарка в 3 тысячи талеров из государственной кассы. Они сказали бы, что он вполне может удовлетвориться своим прекрасным жалованьем. Графам и баронам ничего не перепадало бы на воспитание детей. Североамериканская республика сказала бы по сему случаю этим почтенным господам: alors il faut s'abstenir d'avoir des enfants! {в таком случае не надо плодить детей! Ред.} Какой-нибудь «Хюзер» не получал бы там каждый год 6 тысяч талеров наградных и должен был бы довольствоваться своим жалованьем, которое, может быть, даже было бы урезано до 3 тысяч талеров. И на это должен был бы жить человек, прусский человек, христианско-германский генерал? Какая нечестивая мысль! Apage! {Что за нелепость! Ред.}
У американцев, как и у г-на Ганземана, в денежных делах нет места сентиментам.
Они дали бы дон Карлосу, самое большее, несколько whippings {ударов плетью. Ред.}, но никогда не дали бы ему 700 тысяч талеров, чтобы предоставить ему возможность вместе со своими грандами и монахами жить в свое удовольствие и бороться за меттерниховский легитимизм. На это способна только королевская власть божьей милостью, для которой во всякое время и по праву должен быть открыт народный карман.
Если американец платит государству ничтожные налоги, зато он, с другой стороны, имеет постоянную армию только в 10 тысяч человек, которая в военное время может быть очень быстро развернута в двухмиллионную армию крепких воинов. Американец даже в отдаленной степени не знает счастья употребления большей части налогов на содержание армии, которая в мирное время держит нас на осадном положении, жестоко расправляется с нами, наносит нам раны и расстреливает нас, и все это во имя славы и чести отечества.
Но что толку? Эти буржуазные республиканцы так упрямы, что знать не хотят наших христианско-германских порядков и даже предпочитают небольшие налоги высоким.
Столь же упорно немецкий буржуа настаивает на том, что королевскую власть божьей милостью с ее армией солдат и чиновников, с ее толпами пенсионеров, с ее наградными, экстраординарными выдачами и т. д. невозможно оплатить достаточно высоко.
Богач-республиканец из Северной Америки и прусский буржуа относятся друг к другу точно так же, как их бюджеты, как 37 к 94 миллионам. Один живет по собственной, другой — по божьей милости; этим-то они и отличаются друг от друга.
Написано 6 января 1849 г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 189, 7 января 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
НОВОГОДНЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ
Кёльн, 8 января. Если пастор и кантор, пономарь и органист, цирюльник и ночной сторож, полевой стражник, могильщик и т. д. поздравляют нас с Новым годом, — то это столь же старый, сколь и вечно новый обычай, к котором/мы относимся равнодушно.
Но 1849 год не довольствуется старинным обычаем. Свое наступление он ознаменовал чем-то небывалым — новогодним поздравлением прусского короля.
На этот раз появилось новогоднее послание не к прусскому народу и не «К Моим возлюбленным берлинцам»[146], а «К Моей армии».
В этом новогоднем послании король «с гордостью» взирает на армию, ибо она осталась верной, «когда» (мартовский) «мятеж нарушил мирное развитие либеральных учреждений, к которым Я хотел осмотрительно повести Мой народ».
Прежде говорили о мартовских событиях, о «недоразумениях» и т. п. Теперь уже не нужно ничем прикрываться — и мартовские «недоразумения» преподносят нам как «мятеж».
Из королевского новогоднего поздравления на нас повеяло тем же духом, что и со столбцов «рыцарши креста». Подобно тому как в поздравлении говорится о «мятеже», так и в газете пишется о никому не известных делах «мартовских преступников», о преступном сброде, нарушившем в марте покой берлинской дворцовой жизни.