Собрание сочинений. Том 5 - Маркс Карл Генрих. Страница 62
Поистине необычайное зрелище — это претворение конституционных фраз в прусскую действительность!
Если пруссачество приспособляется к конституционализму, то почему бы и конституционализму не приспособиться к пруссачеству? Бедный конституционализм! Честные немцы! Они так долго жаловались, что не выполняются «самые торжественные» обещания! Скоро они будут испытывать только один страх — страх, как бы действительно не осуществились эти торжественные обещания! Народ наказывают тем же, par ou il a peche{80}. Вы требовали свободы печати? Вот вы и будете наказаны свободой печати и получите цензуру без цензоров, цензуру с помощью прокуратуры, цензуру с помощью закона, который считает, что печать «по смыслу своего назначения» должна интересоваться всем, но только не начальством, непогрешимым начальством, — цензуру тюрем и денежных штрафов. Подобно тому, кар; олень жаждет свежей воды, так и вы будете молить, чтобы вам вернули доброго старого цензора, которого много поносили и мало ценили, чтобы вам вернули этого последнего римлянина, под аскетическим предусмотрительным надзором которого вы вели такой удобно безопасный образ жизни.
Вы требовали народного ополчения? Вы получите воинский устав. Вы поступите в ведение властей, вы будете проходить военную муштру, вас так усердно будут обучать пассивному повиновению, что у вас глаза полезут на лоб.
Прусские законодатели со свойственным им нюхом поняли, что каждое новое конституционное установление дает превосходнейший повод для новых уголовных законов, для новых регламентов, для новых карательных мер, для нового надзора, для новых придирок и для новой бюрократии.
Еще больше конституционных требований! Еще больше конституционных требований! — восклицает министерство дела. На каждое требование мы отвечаем делом!
Требование: Каждый гражданин должен быть вооружен для охраны «конституционной свободы».
Ответ: Отныне каждый гражданин подлежит ведению министерства внутренних дел.
Легче было бы узнать греков под личиной зверей, в которых их превратила Цирцея, чем узнать конституционные установления в том фантастическом обличий, которое им придает пруссачество и его министерство дела.
После прусской реорганизации Польши — прусская реорганизация гражданского ополчения!
II
Кёльн, 21 июля. Как мы уже видели, «общие положения» законопроекта о гражданском ополчении сводятся к следующему: гражданское ополчение перестает существовать. Мы коснемся бегло еще некоторых разделов законопроекта, чтобы лучше выявить дух «министерства дела», причем и здесь нам придется производить отбор сырого материала об институте, прикрываемом не принадлежащим ему именем. Большое количество параграфов предполагает наличие нового положения об общинах и округах, нового административного деления монархии и т. п., — таких мероприятий, которые пока еще ведут скрытое существование в таинственном лоне министерства дела. Почему же, однако, министерство дела внесло свой законопроект о реорганизации гражданского ополчения раньше обещанных проектов положений об общинах, округах и т. д.?
В разделе III мы находим два послужных списка: послужной список добропорядочных членов гражданского ополчения и послужной список лиц, обязанных служить в ополчении и получающих пособие из общественных средств (§ 14). К числу лиц, получающих пособие из общественных средств, конечно, не относится армия чиновников. Как известно, в Пруссии они-то и составляют собственно производительный класс. Пауперы же, подобно рабам в Древнем Риме, «привлекаются к несению службы только в исключительных случаях». Но если пауперы в силу своей гражданской несамостоятельности так же мало призваны охранять «конституционную свободу», как и лаццарони в Неаполе, то достойны ли они того, чтобы занять подчиненное положение в этом новом институте пассивного повиновения?
Но, помимо пауперов, мы находим еще несравненно более важное различие между платежеспособными и неплатежеспособными лицами, обязанными служить в гражданском ополчении.
Предварительно еще одно замечание. Согласно § 53,
«гражданское ополчение во всей стране должно носить одинаковое, простое обмундирование, образец которого утверждается королем. Обмундирование должно быть такого рода, чтобы нельзя было спутать гражданское ополчение с армией».
Разумеется! Обмундирование должно быть такого рода, чтобы войско противопоставлялось гражданскому ополчению, а гражданское ополчение — народу, чтобы в случаях применения холодного оружия, расстрелов и тому подобных военных приемов не могло произойти никакой путаницы. Но обмундирование, как таковое, столь же необходимо, как послужной список, как воинский устав. Ливрея свободы именно и есть обмундирование. Эта ливрея дает повод значительно увеличить расходы на экипировку гражданского ополчения, а это увеличение расходов дает желанный повод отделить непроходимой пропастью ополченцев-буржуа от ополченцев-пролетариев.
Слушайте же дальше:
§ 57. Каждый член гражданского ополчения обязан озаботиться приобретением за свой счет обмундирования, где таковое имеется, служебных знаков и оружия. Община, однако, обязана за свой счет приобрести эти предметы в количестве, достаточном для снаряжения той части действительно несущих службу ополченцев, которые не имеют возможности приобрести их за свой счет.
§ 59. Община оставляет за собой право собственности на приобретенные ею предметы снаряжения и, когда они не используются для несения службы, может хранить их в особо предназначенных для того местах.
Таким образом, все, кто не в состоянии на свои средства приобрести полное военное снаряжение, — а к таким относится огромное большинство населения Пруссии, все рабочие и большая часть среднего сословия, — все они, «когда не используются для несения службы», оказываются по закону обезоруженными, между тем как в руках буржуа в гражданском ополчении всегда остаются вооружение и обмундирование. И так как та же самая буржуазия в лице «общины» «может хранить в особо предназначенных для того местах» все «приобретенные» ею «предметы снаряжения», то в результате она обладает не только своим собственным вооружением, но располагает также и вооружением ополченцев из пролетариата и в случае неугодных ей политических коллизий «может» и «будет» отказывать в выдаче оружия даже в целях «использования для несения службы». Таким образом, политическая привилегия капитала восстанавливается в самой неприметной, но вместе с тем и в самой действительной, самой решающей форме. Капитал обладает привилегией вооружения в отношении малоимущих, как средневековый феодальный барон — в отношении своих крепостных. Чтобы сохранять эту привилегию во всей ее исключительности, § 56 устанавливает, что «лишь в деревнях и в городах с населением менее чем в 5000 человек допускается вооружение гражданского ополчения пиками или саблями, и при таком вооружении вместо обмундирования требуется лишь ношение особых служебных знаков, установленных полковником».
Во всех городах с населением свыше 5000 человек обмундирование увеличивает ценз, который в действительности и определяет право обладания оружием, а вместе с тем увеличивает и число тех, кто оказывается на положении пролетария в гражданском ополчении. Подобно тому как обмундирование и оружие даются этому пролетариату, т. е. огромному большинству населения, только взаймы, так и вообще ему только взаймы дается право на вооружение, на самое существование его в качестве ополченца, и — beati possidentes, счастливы имущие! Моральная подавленность, ощущаемая человеком, одетым в одолженное платье, тем более в такое одолженное платье, которое, подобно солдатскому, по очереди переходит от одного к другому, — эта моральная подавленность и есть, конечно, первое, что требуется римлянам, призванным «охранять конституционную свободу». Но разве в противовес этому не будет возрастать гордое сознание своего достоинства у платежеспособных членов гражданского ополчения? А что еще нужно, кроме этого?