Собрание сочинений. Том 3 - Маркс Карл Генрих. Страница 140
«Он впадает», «затем», «впоследствии», «теперь» — этими словами господии Грюн думает заменить хронологию и связь отдельных моментов в жизни Сен-Симона.
Штейн, стр. 156, 157: «К этому прибавился новый и более страшный враг — всё более гнетущая материальная нужда… После шести месяцев мучительного ожидания ему предлагают место —» (даже это тире господин Грюн взял у Штейна, но он так хитёр, что поставил его после слова «ломбард») «переписчика в ломбарде» (не «в каком-то ломбарде», как весьма хитро переделывает господин Грюн, ибо, как известно, в Париже существует только один, казённый ломбард) «с тысячью франков жалованья в год. Поразительная превратность судьбы, характерная для этой эпохи! Внук знаменитого царедворца Людовика XIV, наследник герцогской короны и огромного состояния, пэр Франции по рождению и гранд Испании — становится переписчиком в каком-то ломбарде!»
Теперь становится понятной ошибка Грюна с ломбардом; у Штейна же соответствующее выражение вполне уместно. Чтобы ещё как-нибудь отличить своё выражение от штейновского, господин Грюн называет Сен-Симона только «графом» и «потомком Карла Великого». Последнее указание он заимствует у Штейна, стр. 142, и Ребо, стр. 77, которые, однако, достаточно осторожны и говорят только, что Сен-Симон сам вёл свою родословную от Карла Великого. Вместо приводимых Штейном положительных фактов, действительно заставляющих поражаться бедности Сен-Симона во время Реставрации, господин Грюн выражает лишь своё удивление по поводу того, что граф и предполагаемый потомок Карла Великого вообще может так низко пасть.
Штейн: «Два года прожил он ещё» (после попытки самоубийства) «и сделал за это время, пожалуй, больше, чем за такое же количество десятилетий своей прежней жизни. «Катехизис промышленников» был им теперь закончен» (господин Грюн об этом окончании давно начатой работы говорит: «лишь теперь он пишет» и т. д.), «а «Новое христианство» и т. д.» (стр. 164, 165).
На стр. 169 Штейн называет оба эти сочинения «двумя главными произведениями его жизни».
Таким образом, господин Грюн не только скопировал у Штейна, его ошибки, но и сам из неопределённых выражений Штейна сфабриковал новые. Чтобы скрыть это своё списывание, он выдёргивает только наиболее бросающиеся в глаза факты, но лишает их характера фактов, вырывая их из хронологической связи и из всей их мотивировки и опуская даже важнейшие промежуточные звенья. Приведённые нами отрывки составляют буквально все, что сообщает господин Грюн о жизни Сен-Симона. В его изложении кипучая, деятельная жизнь Сен-Симона превращается в ряд причуд и происшествий, представляющих меньше интереса, чем жизнь любого крестьянина или спекулянта того времени в какой-нибудь оживлённой провинции Франции. И преподнеся читателю эту биографическую пачкотню, он восклицает: «вся эта воистину цивилизованная жизнь!» Он даже не стесняется сказать на стр. 85: «Жизнь Сен-Симона, это — зеркало самого сен-симонизма», словно грюновское изображение «жизни» Сен-Симона может быть зеркалом чего-нибудь иного, кроме «самой» манеры господина Грюна фабриковать книги.
Мы остановились несколько подробнее на этой биографии, ибо она является классическим образцом той основательности, с какой господин Грюн пишет о французских социалистах. Как уже здесь он с деланной небрежностью отбрасывает, опускает, искажает, переставляет, чтобы замаскировать своё списывание, — так же и в дальнейшем мы видим у него все признаки плагиатора, остающегося неспокойным в глубине души: искусственный беспорядок, дабы затруднить сличение с оригиналом; в цитатах, которые он приводит из своих предшественников, — пропуск отдельных слов и целых предложений, не вполне ему понятных вследствие незнакомства с оригиналами; фантазирование и приукрашивание предмета с помощью неопределённых фраз; вероломные выпады против тех самых людей, которых он списывает. А списывает господин Грюн с такой невероятной поспешностью, что часто ссылается на вещи, о которых он ровным счётом ничего не сообщил читателю, но которые у него, как у человека, прочитавшего Штейна, засели в голове. Перейдём теперь к грюновскому изложению учения Сен-Симона.
1. «ПИСЬМА ЖЕНЕВСКОГО ОБИТАТЕЛЯ К СОВРЕМЕННИКАМ»[141]
Из книги Штейна Грюн не вполне уяснил себе, какова связь между планом поддержки учёных, изложенным в только что названном сочинении, и фантастическим приложением к брошюре. Он говорит об этом сочинении так, точно в нём речь идёт главным образом о новой организации общества, и заканчивает своё изложение следующими словами:
«Духовная власть — в руках ученых, светская — в руках собственников, выборы — всеобщие» (стр. 85; ср. Штейн, стр. 151; Ребо, стр. 83).
Предложение: «право назначения лиц, призванных исполнять обязанности вождей человечества, принадлежит всем», которое Ребо приводит из Сен-Симона (стр. 47), а Штейн крайне беспомощно переводит, — это предложение господин Грюн сводит к «всеобщим выборам», благодаря чему оно теряет всякий смысл. У Сен-Симона речь идёт о выборах ньютоновского совета, у господина Грюна — о выборах вообще.
Господин Грюн при помощи четырёх-пяти списанных у Штейна и Ребо предложений покончил с «Письмами и т. д.» и уже начал, было, говорить о «Новом христианстве», но вдруг он опять возвращается к этим письмам.
«Но, конечно, на одной абстрактной науке далеко не уедешь». (А на конкретном невежестве — и тем более, как мы видим.) «Ведь с точки зрения абстрактной науки «собственники» и «всякий» — это ещё разные вещи» (стр. 87).
Господин Грюн забывает, что до сих пор он говорил только о «всеобщих выборах», а не о «всяком». Но у Штейна и Ребо он находит слова «tout le monde»{366} и поэтому приводит слово «всякий» в кавычках. Он забывает далее, что не привёл следующей фразы Штейна, которая мотивирует употреблённое им словечко «ведь»:
«У него» (Сен-Симона) «наряду с мудрыми или знающими выступают раздельно proprietaires{367} и tout le monde. Правда, они ещё не отделены друг от друга настоящей гранью… Но уже в этом туманном образе tout le monde скрывается зародыш того класса, уразуметь и поднять который стало впоследствии основной, тенденцией его теории, classe la plus nombreuse et la plus pauvre{368}; и действительно, эта часть народа существовала тогда лишь в потенции» (стр. 154).
Штейн подчёркивает, что Сен-Симон уже проводит различие между proprietaires и tout le monde, но различие ещё очень неопределённое. У господина же Грюна выходит так, будто Сен-Симон вообще ещё проводит это различие. Разумеется, это большая ошибка со стороны Сен-Симона, объясняемая лишь тем, что в «Письмах» он стоит на точке зрения абстрактной науки. Но, к сожалению, Сен-Симон в разбираемом месте вовсе не говорит, как воображает господин Грюн, о различиях в каком-то будущем общественном строе. Свой призыв принять участие в подписке он обращает ко всему человечеству, которое, как ему представляется, в настоящем своём виде делится на три класса, — не на savants{369}, proprietaires и tout le monde, как это думает Штейн, а на 1) savants и artistes{370} и всех людей с либеральными идеями, 2) противников нововведений, т. е. proprietaires, поскольку они не примыкают к первому классу, 3) surplus de l'humanite que se raille au mot: Egalite{371}. Эти три класса образуют tout le monde. Ср. Сен-Симон, «Письма», стр. 21, 22. Впрочем, так как в другом месте Сен-Симон говорит, что считает предлагаемое им разделение власти полезным для всех классов, то, очевидно, там, где он говорит об этом разделении, на стр. 47, tout le monde явно соответствует «остальному человечеству», присоединяющемуся к лозунгу «Равенство», чем, однако, не исключаются другие классы. Следовательно, Штейн в основном верно передал мысль Сен-Симона, хотя и не обратил внимания на содержание стр. 21, 22, а господин Грюн, совершенно не зная оригинала, цепляется за мелкий промах Штейна, извлекая из его рассуждения совершеннейшую бессмыслицу.