Руководящие идеи русской жизни - Тихомиров Лев Александрович. Страница 112

Законопроект о раскольниках

Так называемый официально «старообрядческий» законопроект [152] завершил свое прохождение по законодательным инстанциям, и в конце концов дело приняло положение самое сложное.

Вопрос об исповеданиях, отпавших от Православной Российской Церкви, то есть относящихся к расколу, затрагивает два принципиальных обстоятельства, требующих законодательной нормировки. Эти исповедания, во-первых, имеют, по законам нашим, право на известную веротерпимость (или свободу совести), во-вторых, представители их относятся к числу раскольников, то есть как бы сепаратистов, бунтовщиков против власти Православной Русской Церкви, вследствие чего их права и вольности прямо затрагивают господствующее положение последней. Это сложное положение было у нас со времен графа Витте затемнено тем обстоятельством, что раскольников велено было именовать старообрядцами. Таким образом, существенный признак их был поставлен в тень, а выдвинут совершенно второстепенный, ибо вопрос об обряде никогда не возбуждал никаких важных недоразумений, и вся суть отношений между отпавшими и Церковью состояла в том, что это были «раскольники», бунтовщики, отрицатели церковной власти. На это обстоятельство, понятно, не могло не обращать внимания государство, если оно состоит в союзе с Церковью. Официальное же упразднение самого наименования «раскольников» направляло законодательную мысль на путь забвения союза с Церковью, на обсуждение вопроса о правах лиц «старого обряда» только с точки зрения обрядовой, а не государственной. Само собой разумеется, что с такой точки зрения предрешается признание всей полноты прав «старообрядцев», ибо, в самом деле, какое дело государству до «обряда», не все ли для него равно, какие обряды кто практикует в своем богослужении?

Итак, если бы государство действительно вполне забыло, что представители данных исповеданий суть «раскольники», отщепенцы от Церкви и отрицатели власти господствующей Церкви, то правительству крайне легко было бы составить либеральнейший законопроект. Но, разумеется, столь яркий факт истории и современности, как церковный раскол, не мог не напоминать о себе на каждом шагу в ущерб «либерализму». Под действием этих двух влияний и сложился правительственный законопроект о «старообрядцах», по поводу недостатков которого мы говорили более чем достаточно и который теперь уже не имеет значения, так как затерт дальнейшей эволюцией в Государственной Думе и Государственном Совете.

Эта эволюция создала два совершенно противоположных законопроекта. Правительственный законопроект был, в сущности, отвергнут в обоих законодательных учреждениях, и каждое из них составило свой особый законопроект. При этом Государственная Дума развила до чрезвычайности отрицательную, либеральную точку зрения, уничтожающую союз Церкви и государства и таким образом делающему положение Церкви, именуемой «господствующей», самым странным. «Союз» при этом на нее падает только стеснениями свободы, обязательства же государства в отношении Церкви упраздняются.

Все это со стороны Государственной Думы, конечно, совершенно естественно и логично.

Но Государственный Совет взглянул иначе. Мы уже говорили об этом, воздав высокую честь проявившемуся в нем государственному сознанию громадного значения церковного союза. Во избежание всегда неполных изложений приводим ниже целиком речь докладчика Государственного Совета, статс-секретаря Дурново, — речь, которая и резюмирует, и защищает законопроект, выработанный комиссией и затем принятый Государственным Советом. В этой речи читатели имеют, таким образом, полное изложение того, что предлагает Государственный Совет вместо правительственного и думского законопроектов.

Итак, мы получаем два противоположных течения законодательства в отношении союза Церкви с государством. Говорим так потому, что права «старообрядцев» сами по себе не имеют большого значения в этом столкновении взглядов. Для Русского государства важно вовсе не то, в каких облачениях кто-либо будет служить в храме или молитвенном доме, а то, как у нас теперь имеют сложиться отношения Русского государства и Русской Церкви.

И вот в отношении этого-то капитальнейшего вопроса, от которого зависят судьбы Русской монархии, Русского государства и Русской национальности, наше законодательство теперь получило два противоположных предложения: одно от Думы, другое от Совета. По закону, это коренное противоречие должно поступить на рассмотрение согласительной комиссии. Что может сделать согласительная комиссия с выражением столь противоположных миросозерцаний — трудно себе представить. Можно, конечно, кое-что отбавить, кое-что прирезать и т. д. в обоих законопроектах, соединить белое с черным, получить нечто среднее, серенькое. Но едва ли это не будет самый худший исход. Уже и без того у нас все теперь приводится к среднему, серенькому цвету, тогда как устроение и возрождение страны, пришедшей в нынешнюю прострацию, требует принципов ясных, последовательных, могучих внутренней к себе верой.

Если в Государственной Думе и Государственном Совете существуют такие принципы, то согласительная комиссия ничего не сделает. Ее члены могут остаться только каждый при своем мнении.

И вот мы находимся в томительном вопросе: по какому же пути двинемся? Упразднение нашей исторической государственности или возрождение ждет нас?

В довершение этой томительности время работ законодательных учреждений подошло к концу. Едва ли согласительная комиссия может приступить к работе теперь же, и дело будет, вероятно, отсрочено до осени…

Это одно из самых вредных обстоятельств нашего времени: все мало-мальски важное отсрочивается, оттягивается, а внутренние отношения страны в этой неопределенности принципов, в незнании, кто же будет руководить Россией и кто победил — революция или историческая Россия, — в этом томительном незнании, куда мы идем, — общее настроение становится прямо нестерпимым.

А в сущности согласительной комиссии даже и обсуждать нечего. Вопрос в двух законопроектах поставлен категорически. Идти налево, к развалу исторической России, или идти направо, к воскресению и устроению исторического государства: вот, собственно, вопрос. Он таков, что решение его, если рассуждать по существу, а не по законным формальностям, принадлежит исключительно Верховной власти, а не каким-либо комиссиям. Если же так, то едва ли целесообразно терять время до осени, давая тем борющимся сторонам только поощрение к созданию различных новых «конъюнктур», то есть, другими словами, к закулисным действиям, всегда и во всем приносящим непоправимый вред, когда дело касается коренных вопросов государственно-народного бытия.

Вероисповедные проекты и Церковный Собор

В настоящее время Государственная Дума и Государственный Совет держат в своих руках участь одного из важнейших условий для охранения в России государственности, союзной с Церковью. В Государственной Думе лежат законопроекты об инославных и иноверных религиозных обществах.

В Государственном Совете решается вопрос о переходе православных в инославие и иноверие. Последний законопроект так близок к решению, что — нельзя не сознаться — берет невольный страх за участь России. Если Государственный Совет примет законопроект, хотя бы и не в думской редакции, то останется одна надежда на Государя Императора, от Которого зависит неутверждение законопроекта.

Но в настоящую минуту перед Государственным Советом еще имеется исход — в виде полного отклонения законопроекта, как этого требует особое мнение членов, подписавшихся под ним вместе с архиепископом Николаем Варшавским, речь которого мы помещаем ниже.

На заседании Государственного Совета были высказаны два принципиально важнейших заявления, а именно: архиепископа Николая и министра внутренних дел А.А. Макарова. Мнение архиепископа читатели найдут ниже. Что касается министра внутренних дел, то он объяснил, во-первых, что правительство нашло нужным войти со своими законопроектами ввиду необходимости согласовать с жизнью Высочайший Указ 17 апреля 1905 года, во-вторых, высказался против всех, преувеличенно раздувающих свободу совести в Думе и в Совете, и, в-третьих, заявил: