Я вижу солнце - Думбадзе Нодар Владимирович. Страница 9
– Война, Хатия, война… Сейчас всякое бывает, – ответила тетя.
– Тетя!
– Что еще?
– Значит, оставляем его?
– Сперва вылечим, а там видно будет… Да засни ты наконец!
…Я сплю и вижу сон: перед нашей сельской церковкой в белом подвенечном платье стоит тетя – стройная, красивая, как божья матерь. У ее ног на коленях все мужчины нашего села и среди них наш русский. Все молчат. Молчит тетя. И лишь русский, воздев руки, молит тетю:
«Отпусти меня, сестра, сделай доброе дело, отпусти…»
Я прошу тетю не отпускать нашего русского. Тетя подходит к нему, берет его за руку, потом берет за руку меня, и мы втроем идем домой…
…Целую неделю больной боролся со смертью. Все эти дни он не приходил в сознание. Днем лежал спокойно, устремив в потолок блестящие глаза, ночью начинал метаться и бредить. Каждый день Бежана приходил проведать больного. Он садился у изголовья и заводил с ним беседу, словно со старым знакомым.
– Когда же ты встанешь, Сосоин русский, а? Видишь, ноги уже не держат Кето!.. Что? Не понимаешь по-грузински? Так я тоже по-русски не понимаю, но это ничего не значит! Хочешь, поспорим? На что? На что желаешь! Кто больше съест. Кто больше поднимет. Кто лучше споет. Что? Спеть по-русски? По-русски я не умею, дорогой! Спою тебе по-нашему, а ты поддержи басом! Не можешь? Ладно, пой вторым голосом! Тоже не можешь? Хорошо, тогда я один спою! – И Бежана пел:
– Недавно наш Лукайя Поцхишвили получил похоронную на сына… Стыдно, конечно, петь, когда у соседа такое горе… Но я чокнутый, мне можно… Почему мне поется, говоришь? Поется, и все тут! А почему поет наше радио? Дела у нас, сам знаешь, не так уж веселы… А все же поем и будем петь! Песня, брат, помогает в беде! Так-то!..
Каждый день с утра до вечера к нам приходили соседи – проведать больного. Приходил врач – поил его какими-то лекарствами, делал уколы. И в конце недели наш больной наконец-то пришел в себя.
Он открыл глаза, присел в постели и долго удивленно оглядывал меня, тетю, Хатию и Бежану.
– Где я? – спросил он. Мы объяснили.
Больной попытался встать, но силы изменили ему. Он снова лег и закрыл глаза. Лицо его нахмурилось, и на скулах заходили желваки. Мы поняли, что больной впал в тяжелые воспоминания, и молча покинули комнату.
Я и Хатия вышли со двора и, взявшись за руки, бесцельно зашагали по проселочной дороге.
– Знаешь, Сосойя, ему теперь ох как нужно козье молоко! Сразу встанет на ноги! – сказала Хатия.
– Привет! А где ты его возьмешь – козье молоко?
– Сходим к Мине. У нее есть коза.
Соседка Мина подметала двор. Двое полуголых детишек неотступно следовали за ней и хныкали:
– Ма-а-ам, дай варе-е-енья!
– Чтоб вам повылазило, обормоты!.. Ишь чего захотели!.. А палкой по одному месту не хотите?
– Не-е-е, варенья хотим!
Мы зашли во двор. Я присел у калитки, а Хатия направилась к Мине. Женщина, продолжая подметать двор, не заметила Хатию, а дети тотчас же окружили ее.
– Мам, мам, Хатия пришла!
Мина бросила веник, выпрямилась и заулыбалась.
– Здравствуй, моя девочка!
– Здравствуй, Мина!
– Как поживаешь, Хатия?
– Спасибо, Мина… У меня есть дело к тебе.
– Говори, детка!
– Нам с Сосойей нужно молоко!
– Молоко?
– Да. Козье молоко. Для больного.
– Хатия, девочка моя дорогая, откуда у меня молоко? Разве напасешься на этих извергов? У, черти ненасытные! – прикрикнула она на детишек. – Как мне быть?
– Ничего, Мина, ты не беспокойся, мы попросим у других, – ответила Хатия, – извини, пожалуйста! До свидания!
– Погоди, погоди, Хатия! – Мина бросилась под навес, выволокла оттуда за рога упиравшуюся и отчаянно блеявшую козу. – Вот, Хатия, посмотри сама, есть ли у нее в вымени хоть капля молока!.. Нет, ты потрогай, пожалуйста! – Она схватила руку Хатии и насилу заставила ее пощупать тощее вымя козы.
– Верно, верно, Мина… Разве я не понимаю? Я не подумала о детях… Извини меня…
– Хатия, детка моя, не обижайся! Знаешь ведь, я души не пожалею для тебя, но тут я бессильна!
– Знаю, Мина, извини!.. Ну мы пошли! До свидания!.. Идем, Сосойя!
Мы обошли все село, но достать молока так и не сумели. Козу держали почти в каждом доме, но лишнего молока не нашлось ни у кого. Эдемика Горделадзе даже объяснил нам, что в военное время кровь и козье молоко ценятся одинаково… А Васаси Соселия на наших глазах накрошила мчади в горшочек с козьим молоком и, когда ее внучек во мгновение ока вылакал горшочек до дна, вздохнула и сказала:
– Видели? Вот так каждый день. Коза – все для мальчишки: мать, завтрак, обед и ужин… Другой пищи нет у меня для него… Скоро он, наверно, начнет блеять по-козлиному…
Так мы возвратились домой без молока. …Назавтра к полудню Хатия пришла к нам, вызвала меня во двор и тихо сказала:
– Сосойя, я знаю, где достать козье молоко!
– Где?
– Бери посуду и пошли!
Я вынес из кухни глиняный горшочек и последовал за Хатией. Мы пересекли чайную плантацию, миновали заросли орешника и вышли к огромному грушевому дереву, росшему над обрывом.
– Слышишь? – спросила Хатия.
Я прислушался. Снизу доносился глухой рокот.
– Ну и что? Шумит водопад…
– Прислушайся хорошо!
Я напряг слух и среди однообразного шума воды различил дребезжащее позвякивание колокольчика.
– Да, слышу…
– Козы со всего села к полудню собираются у водопада…
– Ты с ума сошла, Хатия!
– Немножко, всего полгоршка!
– Увидят нас!
– Твоему русскому нужно молоко, Сосойя!
…Целую неделю я и Хатия ровно в полдень появлялись у водопада. Начиналась погоня за козами. Козы с громким блеянием разбегались во все стороны, продирались сквозь колючки, скатывались по скалистому склону. Мы возвращались домой в разодранной одежде, с окровавленными руками и ногами и полным горшочком молока. Растроганная тетя благословляла добрых соседей. За эту неделю я наловчился так, что мог на ходу выдоить самую быструю из коз. Не знаю, до каких бы пор продолжалась наша молочная эпопея, если бы в один прекрасный вечер село не взбудоражил истошный крик Эдемики Горделадзе:
– Люди, выходите!
– В чем дело, Эдемика? – сбежались перепуганные соседи.
– Вот! Глядите все! Кто-то выдоил мою козу!
– Чтоб ему провалиться сквозь землю! Вчера выдоили мою! – крикнула Мина.
– Машико жаловалась мне: третий день, говорит, коза возвращается с пустым выменем! – добавил кто-то.
– Мою выдаивают через день!
– И мою!
– Что же это такое, люди?
– Такого не бывало даже во время русско-японской войны, а ведь тогда тоже нуждались в молоке!
– Знаю я, чьи это штучки, да только пока молчу! – помахал пальцем Эдемика.
– Говори, если знаешь! – набросились на него соседи.
– Знаю! Молоко ворует тот, кому оно нужно!
– Ну, ты скажешь! А кому оно не нужно?
– Дайте срок, и я раскрою это дело!
– Давай, Эдемика, выручай нас!
Между тем владельцы коз приняли меры предосторожности. Коз перестали выпускать со двора, а если выпускали, то обязательно в сопровождении кого-либо из членов семьи. Я и Хатия ходили убитые горем – нашему промыслу пришел конец.
Однажды вечером, когда нам чудом удалось выдоить чью-то зазевавшуюся козу и принести домой глоток молока, тетя подозвала нас.
– Хатия, подойди ко мне!
– В чем дело, учительница?
– Покажи свои руки!
Тетя приложила к лицу обе ладони Хатии. То же самое проделала она со мной.
– Что ты делаешь, тетя? – спросил я удивленно. Хатия молчала.
– Ваши руки пахнут козьим молоком, дети!
За весь вечер тетя больше не проронила ни слова.
В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ЗАДАЧА?
Колхозные собрания у нас, как правило, созывались по вечерам, но колокол начинал звонить уже с полудня. Уставшие за день люди всячески старались увильнуть от собрания. Приходилось чуть ли не за руки вытаскивать их из домов.