Предложенные пути к свободе - Рассел Бертран Артур Уильям. Страница 6

И не более того. Никакое другое выражение уныния с первого абзаца и до последней точки не допущено — в такой форме давления на сознание читателя и заключена великая сила книги.

Знакомство с Марксовым сочинением заставляет спросить: во-первых, насколько истинны его законы исторического развития; во-вторых, насколько нужен социализм. Мыслитель гарантирует установление социализма, но ленится доказывать, что такое будущее окажется светлым. Тем не менее благость социализма может не зависеть от истинности Марксовых предсказаний. Вообще суровая действительность показала глубокие нестыковки марксизма. Ход истории хоть и подтвердил прозорливость мыслителя, но всё же недостаточно вписался в его политико-экономические прогнозы. Национальная идея отнюдь не выдохлась, а даже усилилась в умах людей, задавив космополитизм, который Маркс правильно угадал в финансовом деле. Несмотря на предсказанное умощнение крупного бизнеса, даже монополии не уничтожили многочисленный класс (держателей акций), заинтересованный в сохранении и развитии капитализма. Кроме того, несмотря на аппетиты крупного бизнеса предпринимательская деятельность среднего класса также возросла. Что же касается трудящихся, обречённых в индустриальной Англии на убогое существование, то они лишь выиграли от общего процветания, хотя и не настолько, насколько выиграли буржуа. «Железный закон» заработной платы оказался пшиком — по крайней мере, в индустриальноразвитых странах. А обрисованную Марксом кровожадность капиталистов в наше время можно иллюстрировать разве что примерами эксплуатации отсталых народов. Кроме того, квалифицированный рабочий уже стал своеобразной аристократией пролетариата, и большой вопрос, готов он вступить в сговор ради или против неквалифицированных рабочих, действовать в угоду или вопреки капиталисту. Зачастую такой рабочий и сам капиталист, если не по его мнению, то хотя бы по мнению его профсоюза или общества взаимопомощи. Выходит, классовые противоречия не настолько остры: между богатыми и бедными пропасти нет, как нет и чёткой грани между неимущими трудящимися и владеющими всем капиталистами.

Даже в Германии, ставшей родиной ортодоксального марксизма и разработавшей мощную Социал-демократическую партию, — даже там довоенное благоденствие всех классов заставило социалистов пересмотреть свои убеждения и подменить революционность эволюционностью. Немецкий социалист Бернштейн долгое время жил в Англии и возглавил ревизионистское движение, завоевавшее в партии немало сторонников. Свою критику марксизма он суммировал в книге «Проблемы социализма и задачи социал-демократии», которая в духе Широкой церкви демонстрировала недостаточную последовательность основателей движения, достигнутую их учениками. Многое у Маркса и Энгельса не могло вписаться в ортодоксию их сторонников. Помимо уже сказанного, Бернштейн выдвигает против марксизма раздробленность революционеров, неприятие социалистами либерализма, развенчание наднациональности пролетариата. У рабочих, учит Бернштейн, таки есть родина в той мере, в которой они граждане: война показала высокий градус национализма в рядах социалистов. Он заходит настолько далеко, что признаёт право высокоцивилизованных европейцев на малоцивилизованные тропические страны. Подобные идеи, конечно же, остужают революционный угар и низводят социалистов до статуса левого крыла либералов. Но ведь само благополучие рабочих до войны не оставило социализму иного пути развития. Невозможно оценить, насколько война такому развитию помешала. Резюмирует Бернштейн мудрыми словами, что «надо принимать трудящихся такими, какими они есть — не мировой беднотой из Манифеста коммунистической партии, свободной от предрассудков и недостатков, как их подхалимы пытаются нас убедить». В марте 1914 года Бернштейн своей будапештской лекцией засвидетельствовал отход от некоторых вышеизложенных позиций, отмеченный «Фолькштимме».

Бернштейн знаменует распад марксизма изнутри. Извне же социалистов атакуют синдикалисты, исходящие из более революционной, более радикальной позиции, нежели предложена Марксом и Энгельсом. Взгляд синдикалистов на марксизм можно изложить по книгам Сореля: небольшой «Ль'Декопозисьё́ дю Махксизм» и более обширной «Рифлэ̀кшнс аф Ва́йлнс» — Хюльмовому авторизованному переводу «Размышления о насилии». Вдоволь нацитировавшись Бернштейна, Сорель разрабатывает и другую критику. Вполне справедливо подмечает преемственность марксистской экономики от манчестерской школы — ортодоксальной политэкономии, ныне доказанные ошибки которой Маркс впитал с молоком матери. Что Сорель усматривает главным у Трирца, так это классовую борьбу, признание которой делает необязательным верность социал-демократической программе и является достаточным, чтобы сохранить дух социализма. На основе идеи классовой борьбы синдикалисты разрабатывают ещё более глубокую критику марксизма, чем изложенная до сих пор. Исторический эволюционизм Маркса в целом ошибочен, однако предложенный политико-экономический идеал хорош не в одних только ортодоксальномарксистских глазах. Впрочем синдикалисты морщатся не только от Марксовой интерпретации фактов, но также от целей и стратегии его. Идеи трирского философа разработаны в додемократические времена: как раз в год выхода «Капитала» трудящиеся горожане Англии и Пруссии впервые получили избирательное право. Естественно было бороться за то, что впоследствии дала демократия. Помимо этого, Маркс и традиционные экономисты детерминировали мнения людей более-менее осознанными экономическими потребностями, личными или классовыми. Опыт же идеологов демократизации показал, что Дизраэли и Бисмарк много лучше понимали человеческую природу, нежели либералы и социалисты. Всё сложнее и сложнее видеть в государстве средство достижения свободы, а в политических партиях — действенное орудие для порабощения государства народом. Государство наших дней, по мнению Сореля, «суть группа интеллектуалов, засыпанных привилегиями; одарённых, сказать, политическими мерами по самозащите от нападок со стороны других интеллектуалов; стремящихся нажиться от публичных должностей. Партии же учреждаются ради занятия этих должностей и аналогичны государству».

Синдикалисты намереваются собрать людей не в партии, а в группы по родам деятельности. Само это у них воплощает истинную классовую борьбу. Синдикалисты отрицают всякое политическое участие через парламент или выборы, взамен этого они предпочитают не опосредованные государством действия революционных профсоюзов. Дифирамбы производственному действию взамен политического участия слышны и вдалеке от французских профсоюзов — они исходят от Индустриальных рабочих мира, отраслевопрофсоюзных и гильдейских социалистов. Апологеты подобных воззрений также имеют немарксистские цели, они отрицают настоящую свободу личности в условиях всемогущества государства, пусть даже и социалистического. Некоторые из них — отъявленные анархисты, не признающие государство ни в каком виде; другие хотят государство лишь укротить. Благодаря антигосударственному движению оппозиция Марксу значительно усилилась. Об этом в следующей главе.

2. Бакунин и анархисты

Для обывателей анархист — это субъект, разбрасывающийся бомбами и предающийся всякому произволу либо по душевной болезни, либо ради маскировки преступных позывов политическим экстремизмом. Такой имидж, конечно же, ложен. Некоторые анархисты верят в бомбы, многие всё-таки нет. В то же время не нужно быть анархистом, чтобы взрывать: развязавший настоящую войну сараевский бомбист был не анархистом, а националистом. Да и взрыватели ради анархии не беспринципнее остального человечества, за исключением малочисленной его части сторонников толстовского ненасилия. Подобно социалистам, анархисты живут в состоянии войны классов, поэтому использование ими бомб мало чем отличается от военного использования бомб государством: анархист изготовляет одну бомбу — государство делает миллионы бомб, анархист убивает единичных людей — государство убивает миллионы людей. Таким образом, мы можем не зацикливаться на насилии, для анархизма ни существенном, ни специфичном.