Предложенные пути к свободе (ЛП) - Рассел Бертран Артур Уильям. Страница 24

При правильном социализме художник способен сохранить свободу двумя способами.

1. Можно кормиться нетворческой работой по нескольку часов в день и получать за неё меньше, чем получают отрабатывающие полную смену. В оставшееся время сбывать свои работы всем желающим. Подобная система имеет много преимуществ. За каждым останется право на творчество при условии согласия на некоторые лишения. Кого хлебом не корми — дай порисовать, это ничуть не отпугнёт, зато наверняка отсеет дилетантов. В наш век многие начинающие художники добровольно морят себя нищетой, которую можно значительно смягчить сокращением рабочего дня при социализме. Некоторые сложности даже показаны для оценки тяги к искусству и степени удовлетворённости человека его деятельностью.

2. Другая возможность открывается, если каждому человеку бесплатно и в равной степени поддерживают его существование независимо от того, как он работает (смотри §4). У анархистов человеку разрешается и вовсе не работать, а жить на, сказать, тунядский оклад, достаточный для жизни, но недостаточный для удовольствий. Если художник хочет посвятить всё своё время творчеству, ему тунеядский оклад очень подходит. У кого интерес к другим странам, тот может ходить пешком, наслаждаться свежим воздухом и ясным солнышком, уподобляться перелётным птицам, быть лишь ненамного менее счастливым. Подобные Максимы Горькие расцветят однообразную жизнь общества, поделятся своим мировоззрением, которого нет у стабильных домоседов, привнесут в нашу убийственно трезвую и серьёзную цивилизацию значительно более необходимый элемент беспечности. Если подобных людей чересчур прибудет, они могут стать бременем трудящихся, однако мне не кажется, что найдётся много чудаков, способных наслаждаться свободной бедностью вместо несложного, приятного и проплаченного труда.

Оба этих выхода позволяют совместить свободу творчества с социалистическим достатком, причём свобода будет полнее и распространённее, чем доступна сейчас без капитала.

Но всё равно останутся определённые затруднения вроде книгоиздания. Социализм не потерпит частных издательств, а оставит единственного издателя в лице государства; синдикалисты и гильдеисты тоже собираются сформировать Издательскую федерацию, контролирующую всю эту профессию. И кому при этом решать, чтó заслуживает прочтения? Мы напрашиваемся на риск, куда более серьёзный, нежели Индекс запрещённых книг. Социалистическое государство наверняка не пропустит в печать литературу, критикующую государственный социализм. А если последнее слово оставить за Издательской федерацией, можно ли надеяться на популяризацию идей, не согласных с такой системой? И почему бы аналогичную цензуру не предвидеть в уже обсуждавшихся трудностях служителей изобразительного искусства? Проблема остра и не будет иметь разрешения без освобождения литературы.

Кропоткин, который верит в совмещение ручного и умственного труда, считает, что литераторы должны сами быть наборщиками, переплётчиками и прочими полиграфическими работниками. Чуть ли не весь производственный цикл книги должен быть осуществлён её автором. Впору засомневаться, что полиграфическая промышленность напасётся авторами, да и в любом случае им не стоит отнимать время от литературной деятельности ради труда, который лучше и быстрее выполняется кем-то другим. Это, конечно, не затрагивает наш вопрос о допуске рукописи к публикации. Кропоткин предлагает цензуру Писательской гильдии, если таковая вообще совместима с анархией. Гильдейская комиссия будет отбирать из предложенных рукописей наиболее достойные. Разумеется, что рукописи попадут туда по блату, и автору придётся набирать книгу конкурента, да ещё и расхваливать, чтобы добиться признания. Вряд ли тут можно ожидать гармоничного сочинительства и нетрадиционных публикаций. Книги того же Кропоткина при подобной системе так рукописными и останутся.

Единственным способом противостоять этим затруднениям — что при социализме, что при нацгильдиях, что при анархии — мне представляется оплата публикации автором, если гильдия или государство отказываются делать это за свой счёт. Понятно, что это не в духе социализма, но ничего другого в поддержку свободы я предложить не могу. Оплата может осуществляться исполнением каких-нибудь трудовых обязанностей или долей властей в прибыли от публикации. Отрабатывать можно по-кропоткински в ручном полиграфическом производстве, что, на мой взгляд, не обязательно. Должно действовать непререкаемое право каждой книги на печать независимо от её содержания, если за это оплачена такса. Обласканный славой писатель может пользоваться средствами своих почитателей. Малоизвестному же автору придётся затянуть пояс, но зато отсеются те, в ком желание поделиться своими идеями не настолько сильное. Это ни в коем случае не плохо.

Возможно, такая же политика будет хороша в публикации и исполнении музыкальных произведений.

Ортодоксальные социалисты наверняка воспротестуют против наших предложений, предполагающих плату частного лица за чей-то труд. Но глупо оставаться рабом какой угодно системы, ведь любая система при жёстком исполнении может перегнуть палку. При специфической острой необходимости перегибов нужно избегать. Служителям искусства и науки умный социализм предлагает несоизмеримо больше возможностей, чем капиталистическое общество, но только лишь в случае, если форма социализма предусматривает эту конечную цель и движется к ней только что предложенными методами.

Право на оценку. Это условие не всегда, но часто кажется творцу обязательным. Речь идёт не о восторге толпы и не о слепом полуискреннем уважении к успеху, что равным образом бьёт мимо цели. Речь идёт о понимании, мистическом осознании ценности прекрасного. В нашем сплошь продажном обществе талант измерим количеством денег, которое он приносит, однако коммерческое искусство пользуется не слишком большим почётом. Можно испытывать пиетет к миллионеру, но не к одёжным крючкам или жевательной резинке, которые приносят ему доход. Если творец богатеет, он тоже заслуживает уважения, однако для публики его картины и книги — всё те же крючки да жвачка. Очень сложно сохранить творческий запал в подобной атмосфере, при успехе развращающей, без успеха озлобляющей.

Признать автора не настолько важно, как признать искусство. Очень сложно творцу жить в обществе, которое всё оценивает по полезности. Лучше всего искусство расцветает при, сказать, беспристрастности, способности прямого наслаждения внутренней ценностью предмета без оглядки на то, что будет завтра. Тому, кто наслаждается шуткой, не нужно доказывать, что она для чего-то нужна. Такова же суть всякого другого искреннего наслаждения шедевром. Борьба за существование, тяжёлый труд воспитывают серьёзность и зацикленность на проблемах, что мешает воспринимать юмор и искусство. Ожидаемые от лучшей экономической системы смягчение внутривидовой борьбы, сокращение рабочего времени, облегчение существования работников не может не обострить вкус к жизни и восхищение окружающим. А случись такое, и можно ожидать стихийного наслаждения красивыми вещами, в том числе и сделанными художниками. Однако ничего подобного нельзя ожидать от одного лишь устранения бедности: требуется распространение чувства свободы, отсутствие чувства угнетения вольного индивида. Я ничуть не ожидаю чувства свободы при диктатуре пролетариата, но некоторые другие формы социализма, которые из теории безвластия заимствуют лучшее, смогут развить это чувство в большей степени, чем способен капитализм.

Смысл прогресса и вовсе состоит в стимулировании творчества, поэтому очень многое (не только материальное) будет зависеть от ускорения темпов смены технологии производства и сельского хозяйства, что уже происходит в последнее столетие. Интерес к усовершенствованию орудий труда станет ещё более осознанным по мере участия в распределении продукции. Но мало кто станет увлекаться техническими новинками так, как увлечены нынешние капиталисты. Если природный консерватизм трудящихся окажется сильнее заинтересованности в повышении выработки, при внедрении новой технологии лучше хотя бы отчасти удержать их от неё в пользу изобретшего её рабочего. Выполнением этого условия можно обеспечить ежеминутную охоту нацгильдий за новыми изобретениями, признание ценности прикладных научных исследований. К каждой инновации будет предъявлен вопрос о возможностях уменьшения рабочего дня или увеличения продуктивности. Чем больше техника обещает досуга, тем надо ожидать знатоков науки и ценителей искусства. Отчуждения творца от обывателя станет намного меньше, чем в наше время, и это неизбежно возбудит вдохновение.