Тюрьма народа - Широпаев Алексей. Страница 3

Нерусь

Но вернемся в домонгольский период. Плоды византийской интернационалистcкой экспансии, осуществленной бастардом Владимиром, не заставили себя ждать. Так, например, у князя Новгород-Северского Игоря, героя знаменитого "Слова", и бабка, и мать были половчанками. Его неудачный поход против хана Кончака, кстати, окончившийся женитьбой сына Игоря на кончаковой дочке, носил, скорее, характер внутрисемейной "разборки". Между прочим, незадолго до похода на Кончака Игорь вместе с ним пытался захватить Киев, но был наголову разбит князьями Ростиславичами. Невольно задаешься вопросом: а не была ли "феодальная усобица" домонгольского периода разновидностью глобального противостояния Руси и Степи? Возможно, Степь осуществляла свою экспансию, используя ополовеченные ветви княжеских родов? Ведь как писал великий русский публицист М. Меньшиков, "Сознательная Россия (точнее, Русь – А.Ш.) должна всегда помнить древнее притязание Азии владеть нами".

Весьма знаменательно, что основателем Москвы – будущей евразийской столицы – стал женатый на половчанке Юрий Долгорукий, отец Андрея Боголюбского (известен портрет князя Андрея, созданный скульптором-антропологом М. Герасимовым – это типичное лицо азиата). Именно бастард Андрей Боголюбский, переместивший политический центр Руси с вольных берегов арийского Днепра в финские дебри северо-востока, заложил первый камень азиатской Московии – неспроста наши "византисты" считают его "первым русским царем" (в каком смысле "царем"? Ведь "царями" на Руси позднее именовались и ордынские ханы). Весьма характерно, что в деятельности Андрея Боголюбского наметились две основные парадигмы будущей Московской деспотии: ненависть к исконной родовой русской аристократии (т.е. к чистой русской крови) и ненависть к Новгороду – нордической твердыне русской культуры и государственности (т.е., собственно, к подлинной, европейской Руси). Именно Андрей Боголюбский предпринял первый – пока неудачный – "московский" военный поход на Новгород с целью его покорения. Уже потом тем же маршрутом пойдут Иван III и Иван IV Грозный.

На Северо-востоке был создан культурно-политический плацдарм, на базе которого развилась Московия-Россия-Совдепия. И этот плацдарм создан сыном степнячки, бастардом. Забегая вперед, скажем, что Проект "Россия" был задуман нерусскими и не для русских, но осуществлен, однако, ценой неисчислимых жертв русского народа – под руководством опять-таки нерусских.

Весьма важный для нашей темы эпизод: в 1169 году Андрей Боголюбский, взяв Киев, "отдал город на трехдневное разграбление своим ратникам. До того момента на Руси было принято поступать подобным образом лишь с чужеземными городами. На русские города ни при каких междоусобицах подобная практика никогда не распространялась.

Приказ Андрея Боголюбского показывает, что для него и его дружины в 1169 г. Киев (отцовский город! – А.Ш.) был столь же чужим, как какой-нибудь немецкий или польский замок" (Л. Гумилев, "От Руси к России", М., 1992). Согласно классику евразийства, причиной такого поведения князя являются объективные "центробежные тенденции", повлиявшие на его сознание. Однако более очевидны другие причины, коренящиеся в расовой природе Андрея. Естественно, что любой арийский город – русский, польский или немецкий – был для него, степняка, чужим. А вот было ли для Андрея чужим какое-нибудь половецкое становище? Об этом Гумилев красноречиво умалчивает, но и так ясно: чужими, как показывает история, для генетически "предвзятых" правителей Северо-востока всегда являлись "свои", т. е. русские и вообще европейцы. (Впрочем, если принять версию о еврейской крови Малуши, то и целую ветвь правителей Юго-запада, начиная с Владимира, надо признать "предвзятыми" генетически).

Уместно задаться вопросом о происхождении прозвища "Боголюбский". Помня о приведенных выше данных о русских потерях в ходе христианизации, можно предположить, что Андрей Половецкий был одним из наиболее рьяных насадителей импортной идеологии, стяжавшим особый почет у церковников – отсюда и его "боголюбивость", подобная "святости" Владимира Кагана.

Сама смерть Андрея, как известно, убитого при участии иудея, говорит не о противоборстве князя с этими ярыми врагами Руси, а, скорее, о его расовой неразборчивости, заложенной в смешанной крови князя. А иначе как иудей мог оказаться при княжеском дворе? Можно ли представить такую ситуацию, скажем, при дворе сокрушителя иудейской Хазарии Святослава – чистокровного руса, воспитанного викингами на берегах студеной Ладоги? Впрочем, благодаря христианке Ольге, приблизившей к себе Малушу, можно…

Дело Андрея Боголюбского продолжил его младший брат Всеволод Большое Гнездо. Деятельность Всеволода включала те же парадигмы, обозначенные выше: подавление, с опорой на простонародье, русской родовой аристократии и антиновгородская экспансия – налицо схема будущей политики Ивана Грозного и Москвы вообще.

Таким образом, нельзя утверждать, что роковым изломом русской судьбы стало татарское нашествие. Как видим, и до него на Руси шло искоренение исконных европейских начал. Татарщина лишь стимулировала этот процесс, поддержав проазиатских "агентов влияния" в русском правящем слое – носителей расово чуждого гена.

Несомненно, следующей этапной фигурой на пути "от Руси к России" является князь Александр Невский, внук Всеволода Большое Гнездо. Нет ничего удивительного в том, что он, потомок азиатки, следуя железной логике своего рода, нещадно воевал с единокровниками русских – германцами и сумел подружиться с татарами, положив начало регулярным визитам русских князей к ордынскому "руководству". Это не шедевр дипломатии и "христианского смирения", как утверждают многие патриотические историки, а совершенно естественный ход Александра. Татары для него, достойного отпрыска ветви князей-оккупантов, а также для его наследников были не врагами, с которыми он якобы вынужденно договаривался, а желанными покровителями и союзниками в деле борьбы с Европой и непокорным белым населением Руси.

А.К. Толстой писал о русских, познавших татарщину:

"…не слушая голоса крови родной,

Вы скажете: "Станем к варягам спиной,

Лицом повернемся к обдорам (т. е. к азиатам – А.Ш.)".

Все дело в том, что Александр Невский, поворачиваясь лицом "к обдорам", слушал именно голос своей крови, по крайней мере ее части, пусть и небольшой, но весьма "голосистой". Заодно он резко повернул к Азии и почти всю Русь.

Однако существовала и противоположная позиция. Князь Даниил Галицкий, воспитанный в арийских традициях, сохранившихся на Южной Руси, решил выступить против Орды, призвав в союзники европейские страны, что весьма обеспокоило татар. В 1254 году он даже принял от римского папы титул короля. К несчастью, вероисповедные различия, расколовшие единокровные белые народы, и тут сыграли роковую роль – союз не состоялся. Братья по расе даже перед лицом чудовищной азиатской угрозы не смогли возвысится над глупой межконфессиональной враждой. Вновь и вновь вспоминается тезис А.К. Иванова: "Вера разъединяет, кровь соединит!" По крайней мере, хочется в это верить…

Видимо, именно русская кровь заговорила в брате Александра Невского – Андрее Ярославиче, великом князе владимирском, избравшем рыцарский путь вооруженной борьбы с Ордой. Более того: он заключил весьма грозный для татар союз с Даниилом Галицким, своим тестем. И что же? Эта антиазиатская Ось была разрушена победителем "проклятых тевтонов" Александром Невским. Как сообщают летописи, он отправился в Орду и "настучал" на родного брата "царю", положив тем самым начало целой политической традиции. "Господи! – воскликнул Андрей, узнав об этом. – Что се есть, доколе нам меж собою браниться и наводити друг на друга татар!" Против Андрея была организована карательная экспедиция, в результате которой он и его союзники-тверичи были разбиты в ожесточенном сражении на Клязьме (1252 г.). Андрей бросился искать прибежище в Швеции, с которой совсем недавно воевал его брат-евразиец. Там он, как пишут, "погиб в неизвестных условиях". "Рука Москвы"?