Черчилль и Гитлер - Робертс Эндрю. Страница 5

Джон Адаир, который первым в мире занялся изучением лидерства, кратко сформулировал важность времени и места для появления лидера, сказав: «Трудно быть великим лидером в Люксембурге в мирное время». Чтобы достигнуть высших вершин власти, Наполеону понадобился террор, Цезарю – галльские войны, а Черчиллю – фашисты. (Что касается Черчилля, то тут нужно сказать, что даже если бы он умер в апреле 1940 г., не успев занять пост премьер-министра, то все равно считался бы одной из значительных фигур в политике двадцатого века.) Один из персонажей романа Э. Н. Уилсона «Хроники Лампита» кратко подчеркивает важность благоприятного с точки зрения истории стечения обстоятельств, когда оглядывается на свою растраченную понапрасну жизнь: «Я никогда ничего не «делал»: после Суэца трудно представить, чтобы кто-нибудь что-нибудь делал, даже обладай он моральной стойкостью основоположников империи» [9]. Энох Пауэлл лучше всего сформулировал это почти нигилистическое с точки зрения политики чувство, когда после Суэца утверждал, что империя лишилась смысла и что Содружество наций не является ее логической заменой.

В 1927 г. американский журналист Хейвуд Броун писал, что как «любое убеждение начинается как каприз, так и каждый освободитель делает свои первые шаги как эксцентричный чудак. Фанатик – это великий лидер, только входящий в комнату» [10]. Лидеры могут появиться прежде, чем наступило их время, и если мир не готов к их появлению, они будут забыты, и неважно, какими харизматичными или вдохновляющими они могли бы стать. Лидерам нужен собственный Иоанн Креститель больше, чем они сами, их сторонники или история готовы признать. Оливеру Кромвелю нужен был Джон Пим, генерал Франко нуждался в генерале Мола, Гамаль Абдель Насер зависел от генерала Нагиба, а Рональду Рейгану, чтобы проложить путь к власти, понадобился Барри Голдуотер. У Тони Блэра имелось сразу два Иоанна Крестителя – что было невиданной роскошью: Нил Киннок и Джон Смит, благодаря чему его идеи становились более привлекательными, а путь более гладким.

Исполняющему роль Святого Иоанна часто приходилось тяжело, так же как и самому Крестителю. Они редко получали заслуженное признание и зачастую напоминали аббатису дель Пилар из романа Торнтона Уайлдера, которая «была из тех людей, кто позволяет загубить свою жизнь, влюбившись в идею… прежде, чем она займет свое место в истории». «Тот, кто опережает свое время», часто является не политиком, а интеллектуалом, чьи мысли позволяют лидеру говорить и делать то, что даже на полпоколения раньше казалось невозможным. Маргарет Тэтчер, например, нуждалась в экономических теориях Фридриха фон Хайека, Мильтона Фридмана, сэра Кита Джозефа и Эноха Пауэлла, получивших широкое распространение перед началом осуществления в 1980-х гг. реформ, направленных на создание свободного рынка. Она не скупилась на выражение признательности за эти интеллектуальные одолжения, но часто лидерам нравится делать вид, будто они являются единственными авторами своих идеологий. Как высказался Гейне в «Истории религии и философии в Германии»: «Имейте это в виду, вы, гордые люди действия. Вы не больше, чем подсознательные подручные людей мысли… Максимилиан Робеспьер всего лишь рука Жан-Жака Руссо, кровавая рука, вырвавшая из утробы Времени тело, для которого Руссо создал душу». Ни Гитлеру, ни Черчиллю не предшествовало появление Иоанна Крестителя; они не были ничьими подсознательными помощниками.

Гитлер и Черчилль: их актуальная значимость

Чтобы оценить непрекращающееся воздействие, которое Вторая мировая война оказывает на нас, я собрал вырезки из печатных изданий за две недели марта 2000 г. (отрезок времени был выбран наугад), вырезая все, что имело отношение к шестилетнему периоду, закончившемуся 55 лет назад. В течение этих 14 дней в Израиле опубликовали дневники Адольфа Эйхмана; в ходе судебного процесса Дэвид Ирвинг против Деборы Липшадт и «Penguin Books» по делу об обвинении в клевете в отношении Холокоста начались заключительные слушания сторон; потенциальный австрийский фюрер Йорг Хайдер в конце концов с большой неохотой назвал Гитлера самым большим злодеем прошедшего столетия, – место, которое он до сих берег для Черчилля и Сталина; прозвучало предложение установить на пустующем четвертом постаменте на Трафальгарской площади скульптурную композицию «Женщины на войне»; требования по возмещению или реституции предметов искусства, захваченных нацистами, были оценены в сумму от 800 миллионов до 2,5 миллиарда фунтов стерлингов; сообщалось, что 97-летняя Лени Рифеншталь выжила при крушении вертолета в Судане и что в биографическом фильме ее будет играть Джоди Фостер; сделанные от руки записи одной из речей Гитлера, произнесенных им в рейхстаге в 1939 г., на аукционе были оценены в 11 800 фунтов стерлингов; Невиль Лоуренс, отец убитого темнокожего подростка Стивена Лоуренса, сравнил условия, с которыми сталкиваются в Британии черные подростки, с теми, в которых жила Анна Франк; человек в костюме Гитлера был задержан при попытке проникнуть на бал в Венской опере; появилось пять некрологов, сообщающих о кончине Гарольда Хобдея, пробравшегося на плотину на реке Эдер с «прыгающей» бомбой, и Доминика Брюса, офицера ВВС Великобритании, совершившего не менее 70 попыток сбежать из немецких лагерей для военнопленных, в том числе Колдица; большой интерес СМИ вызвала относящаяся к военному времени переписка королевы-матери, касавшаяся герцога и герцогини Виндзорских; был опубликован план нацистского вторжения в Британию, разработанный в 1940 г. генералом СС Вальтером Шелленбергом, который включал список 2820 лиц, подлежавших аресту. Таким образом, тема Второй мировой войны, даже спустя более полувека с момента ее окончания, продолжала почти ежедневно мелькать в заголовках.

Отчасти это объясняется тем, что 1939–1945 гг., и особенно отрезок с июня 1940 по июнь 1941 гг., играет важнейшую роль в процессе самосознания Британии как нации. В нем есть аспекты, привлекательные как для правых, так и для левых. Для правых эти 386 дней, когда мы «были одни», пускай и при бесценной поддержке со стороны Британской империи и Содружества, означают высшее выражение суверенитета, доказывающее неоценимые преимущества национальной независимости.

Для левых это было время, когда фашизм, как идея, а не просто как государства Германия и Италия, был побежден силами демократии, представленными, как ее окрестил Черчилль, «Большой коалицией», куда входила и Лейбористская партия Клемента Эттли. Майкл Фут однажды сказал, что 1940 г. был слишком значимым символом, чтобы позволить правым присвоить его себе, и это отчасти так, поскольку обе стороны политического спектра черпают идеологическую поддержку в событиях этого года, наш великий annus mirabilis продолжает оставаться столь мощным тотемом. Как писала «Times» в передовице 5 июня 1990 г.: «Многие страны отмечают день, когда была завоевана их независимость или свергнут ancient rйgime. Чего нельзя сказать о Британии, стране, не имеющей собственного национального дня… Британия хранит в памяти национальный год… В их [британцев] сознании символы 1940 г. неразделимы с символами Британии».

В Восточной Африке есть племя, в котором основной обязанностью колдуна является предугадывать, что прежний великий вождь предпринял бы в тех или иных обстоятельствах, и обе стороны, участвующие в дебатах по поводу степени интеграции Британии в Европейский союз, черпают огромное вдохновение, обращаясь к Уинстону Черчиллю. Сторонники федерализации Европы, скажем, Майкл Хезелтайн, любят цитировать Черчилля, который якобы поддерживал идею европейского союза, забывая при этом добавить, что в действительности этот лидер военной эпохи был против того, чтобы Британия становилась его участником. Сэр Эдвард Хит также с удовольствием размышляет о том, что объединение континентальной Европы нужно для того, чтобы не допустить в будущем повторения войн наподобие тех, в которых участвовал он сам. Точно так же и те, кто выступает против Маастрихтского договора о создании Европейского союза, например, член британского парламента Билл Кэш и историк Норман Стоун – отцы обоих погибли на войне, – напоминают о катастрофических последствиях, к которым могут привести попытки заставить Британию вступить в него против ее доброй воли.