Настоящее напряженное - Дункан Дэйв. Страница 27

Меня представили как Д’варда Кровельщика и выставили вперед. Мы все преклонили колена на песке и склонили головы, и церемония началась – пение, молитвы и все тому подобное. Через несколько минут я поднял голову. Полог шатра был откинут, и там стоял, придерживая его, низенький человек. Он улыбнулся мне и махнул рукой – я понял, что это и есть сам бог, Кробидиркин. Выбора не было – я встал и пошел к нему, и жрецы этого не заметили. Я только удивлялся тому, что они не слышат, как постукивают друг о друга мои колени.

Он провел меня внутрь. Внутри шатер оказался гораздо больше, чем снаружи. Там было несколько комнат, все в коврах и подушках, и клапаны на потолке были откинуты, чтобы пропустить внутрь свет и свежий воздух. Пахло пряностями. В соседней комнате кто-то негромко играл на цитре, так что завывания жрецов на улице не были слышны. Экзотично, но не лишено приятности.

– Садись, Освободитель, – сказал он. – Извини, что не могу предложить тебе настоящего чаю, но что-нибудь вроде него найдется.

Мы уселись на подушки, и он что-то налил из серебряной кастрюльки, стоявшей на огне. Чашки были из дорогого фарфора.

Трудно оценить возраст пришельца по его внешности. Пришельцы не стареют. Как я уже говорил, Кробидиркин был невысокого роста, но крепок и мускулист. Ему могло быть лет восемьдесят, но кожа его была гладкая, как у юноши. Как и все местные, он носил только кожаную набедренную повязку. Я вряд ли видел лица некрасивее – раскосые глаза, сломанный нос, торчащие уши. Кончики его усов загибались вниз. Зато забавная улыбка почему-то успокаивала меня.

Потребовалась минута или две, чтобы я смог совладать с голосом. Поймите, это был вассал Карзона, а следовательно, союзник Зэца, бога смерти, которого согласно предсказанию я должен был убить и который в свою очередь делал все от него зависящее, чтобы убить меня. Конечно, я уже встречался с Тионом и остался цел, но тот не вступал в союз с Палатой. А этот Кробидиркин скорее всего вступал. Он сжег Калмака Плотника и его семью, а теперь предлагает мне чай!

– Для меня большая честь встретиться с вами, господин, – сказал я. Или какую-то другую чушь в этом роде.

– Нет, это для меня честь, – усмехнулся он. – Позволь сказать, что твой отец гордился бы тобой.

Я выплеснул на себя полчашки чая.

– Вы знали моего отца, господин?

Моя реакция заметно развлекла коротышку.

– Да, конечно. Я несколько раз встречался с ним. Славный человек. Он специально приезжал сюда с родины, чтобы проконсультироваться со мной. Он даже подарил мне твою фотографию.

Наверное, за всю свою жизнь я не испытывал большего удивления. Представьте себе: я сижу неописуемо далеко от дома, чужак-чужаком, и тут этот всемогущий местный бог протягивает мне фотографию форта в Ньягате! На ней были мама, ты, Алиса, и я. Мы все сидели на веранде. Там стояли граммофон и клетка с попугаем, и куча других вещей, про которые я уже и не помнил. Мне тогда было, наверное, года три. Я никогда раньше не видел этого снимка. У меня, наверное, был очень дурацкий вид, когда я смотрел на него.

Конечно же, Кробидиркин был доволен – ведь именно этого он и добивался. Он снова наполнил мою чашку.

Вдруг меня осенило.

– Но это же невозможно! Ведь переходят только люди?

Он хихикнул, словно давно уже ждал, когда же я наконец додумаюсь до этого своей тупой башкой.

– Память переходит вместе с человеком, – сказал он. – И потом, еще есть мана. – Он взял у меня фотографию – на вид настоящую, без подвоха, черно-белую, не раскрашенную фотографию – и перевернул ее. Я ожидал увидеть на изнанке фамилию фотографа или название фирмы, но она оказалась пустой. Тогда он взмахнул рукой, и на изнанке возникло другое изображение. Это был отец, сидевший в этом самом шатре, где сидел теперь я, одетый в нагианскую набедренную повязку и улыбавшийся в объектив.

Да, это меня доконало.

– Я могу высказать предположение? – спросил я, когда немного пришел в себя. – Его поставили отвечать за людей, чье общество сильно напоминает нагианское, и он знал, что вы смогли сохранить жизненный уклад нагнан перед лицом прогресса, поэтому-то он и прибыл спросить у вас совета?

Некрасивое лицо Кробидиркина расплылось в широкой улыбке.

– Ну конечно! Увы, для того чтобы добиться этого, требуется уйма маны, и к тому же на своем тогдашнем посту Камерон был всего лишь еще одним местным. Значительно более цивилизованным местным, разумеется, но не пришельцем из другого мира.

– Похоже, вы были хорошим отцом своим людям, господин, – заметил я. – Вы тоже пришли из нашего мира?

Он улыбнулся и кивнул:

– Да, много, много лет назад. Боюсь, я уже плохо помню свою молодость. Людям свойственна забывчивость. Новый мир приносит с собой новую жизнь, и прошлое кажется таким незначительным, когда решаешь, что больше никогда не вернешься. Я помню – мой народ был очень воинственным. У нас был замечательный вождь, его звали… нет, забыл. Он повел нас на страну больших городов, и нас разгромили. Год спустя он сделал новую попытку, и на этот раз его отбросила армия, которую возглавлял жрец. Его мана была так сильна, что наш вождь отступил перед ней, поняв, что ему не одолеть силу бога. Вскоре после этого он умер.

Наверное, это было вторым по силе удивлением. Одно дело знать теоретически, что пришельцы живут очень долго. И совсем другое дело лицом к лицу встретиться с человеком, который помнит битвы, случившиеся пятнадцать столетий назад, – от такого и рехнуться можно.

– Его случайно звали не Аттила? – спросил я.

Маленький гунн захлопал в ладоши.

– Точно! Замечательный вождь! Он обладал потрясающей природной харизмой.

И мы посидели еще немного, обсуждая сражение при Каталауне – оно имело место, если вы помните, где-то в середине пятого века – и священника Льва, который год спустя каким-то образом сумел заставить гуннов покинуть Италию. Как он смог сделать это, так и осталось исторической загадкой. Моему хозяину было приятно узнать, что его товарищей по оружию помнят до сих пор, хотя я старался не обмолвиться о том, какой они пользуются репутацией. Впрочем, возможно, это его не обидело бы. Кробидиркин служил в их войске кем-то вроде лекаря и уже в пожилом возрасте случайно перенесся в Соседство, где и сделался богом.

Вскоре он перевел разговор на «Филобийский Завет» и Освободителя.

– Я очень сожалею о том, что случилось с Плотником и его семьей, – сказал он. – Я получил прямые указания и не посмел ослушаться. Терпеть не могу относиться так к людям, в какую бы ересь они ни впадали.

– А что я? – спросил я. – Насчет меня у вас есть прямые указания?

– О да. Но ты же сын моего старого друга Камерона! Зэцу неизвестно, где ты находишься. Он не знает всего, что знаю я, и он с ума сходит оттого, что ты ушел от него. Воистину он очень напуганный бог!

– И зря, – заметил я. – Я вовсе и не собираюсь убивать его.

Маленький человечек фыркнул:

– Пророчество говорит, что убьешь! Зэц перепробовал все средства, чтобы прервать цепь событий, и всякий раз терпел неудачу. Поэтому он боится тебя, и заслуженно.

– А что Карзон?

Он скривился, отчего стал еще безобразнее.

– Он боится Зэца! Для этого я, собственно, и пригласил тебя сюда, Д’вард. Зэц решил, что настало время войны, большой войны. Война приносит ему ману, а сейчас он как никогда нуждается во всей доступной ему мане, ибо ему угрожает Освободитель. Так вот, эта война началась – в Нарсии, которая входит в Джоалийское королевство, но расположена между Таргвейлом и Лаппинвейлом. Лаппинвейл уже лет пятьдесят является таргианской колонией, ясно? Но рандориане там сеют смуту, подстрекая к отделению от метрополии.

Он выжидающе посмотрел на меня, и я кивнул, как будто во всем этом был хоть какой-то смысл. Если честно, я этого смысла не видел, впрочем, все это казалось не таким уж безумием по сравнению с тем, как взорвалась вся Европа из-за гибели одного-единственного австрийского эрцгерцога.