Новый Макиавелли - Пауэлл Джонатан. Страница 27

Еще в оппозиции я счел необходимым создать в правительстве должность главы администрации; на эту мысль меня навел тщательный анализ действий прежних обитателей Даунинг-стрит, 10. При Джоне Мэйджоре, да и при его предшественниках, у премьера не было опоры в виде сотрудника, который наводил бы мосты между конкурирующими фракциями, — премьеру самому приходилось исполнять роль третейского судьи. В результате по пятницам, ближе к ночи, всегда имели место весьма некрасивые сцены — каждая фракция старалась сделать так, чтобы именно ее вариант решения спорного вопроса последним попал в красный премьерский портфель. Глава политического отдела и секретарь по политическим вопросам (оба— политические назначенцы) норовили увенчать каждый стратегический план бумажкой со своими соображениями, а личный парламентский секретарь и секретарь Кабинета министров (оба — госчиновники) торчали в офисе допоздна, чтобы последнее слово в политическом плане осталось за ними. Между тем на Даунинг-стрит, 10 требуется человек, способный уравновешивать политическую и чиновничью силы, прессу и стратегию, внутреннюю и внешнюю политику. Сам будучи политическим назначенцем с опытом госчиновника и дипломата, в делах внутренней политики я служил и вашим и нашим.

Название должности «глава администрации» позаимствовано у США, хотя сама должность существует в большинстве западноевропейских стран с демократическим строем. Глава администрации Елисейского дворца — фигура весьма внушительная, по значимости приближающаяся к премьеру; заседает сия фигура в одном из крыльев дворца. В Германии глава администрации незаменим для вечного коалиционного правительства, ибо председательствует на собраниях заместителей, каковые собрания предваряют слушания в Кабинете министров, и, таким образом, председательствуя, устраняет разногласия между двумя партиями. Работа эта — на полную ставку. Помню, как я впервые встретился в Бонне с Фрэнком Вальтером Штайнмейером, главой администрации при Шрёдере; Штайнмейер открыл чулан, примыкающий к его кабинету, и явил мне кровать, на которой спал не от случая к случаю, а практически каждую ночь, поскольку не йог отлучиться домой. Даунинг-стрит — определенно не Западное крыло, даром что создатели одноименного сериала в 2002 году обратились к британской теме [69]. Джон Спенсер, актер, сыгравший главу администрации Белого дома по имени Лео МакГарри, попросил меня о личной встрече. Я был настроен скептически, однако агент уверил меня, что Спенсер не преследует цель сделать саморекламу, и я согласился. В качестве подготовки я посмотрел на видео несколько серий (раньше я был не в теме). Джон Спенсер оказался обаятельным человеком, мы долго беседовали о трудностях нашей работы — с той разницей, что мои трудности были реальные, а его — придуманные драматургом. Джон захотел сфотографироваться со мной, и мы снялись на фоне камина в «логове» Тони. Фотографию затем использовали в пиарском релизе (что и требовалось доказать); впрочем, вряд ли сериал нуждался в дополнительных анонсах.

Глава администрации должен пользоваться абсолютным доверием премьера, а этого в один день не достичь. Вполне объяснимый страх всякого занимающего эту должность — попасть впросак — и вылететь. Поначалу, когда я еще не успел завоевать полного доверия Тони, мне приходилось трудно. В 1998 году мне позвонил Майкл Леви, главный лейбористский сборщик средств на благотворительность, и сообщил, что меня хотят уволить. Дело было поздно вечером, я не знал, что предпринять, однако моя гражданская жена, Сара, предложила пойти к Алистеру, благо он жил по соседству. Мы сгребли в охапку нашу новорожденную дочь и вместе отправились за советом. Алистер разубеждал меня — правда, не слишком горячо; назавтра Тони сказал, что не имеет намерения увольнять меня. Несмотря на это, следующие несколько месяцев моей жизни прошли под знаком страха и тревоги. Всякий придворный время от времени впадает в немилость; теперь, перечитывая свой дневник, я только удивляюсь, как часто был на грани отставки. Для лидера вполне естественно желание уберечь своих придворных от греха самонадеянности; для этого он порой стравливает их. Придворным приходится учиться с этим жить.

С другой стороны, перманентный страх за свои тылы существенно снижает качество работы придворного. Я постепенно пришел к пониманию простого факта: отдельные мои решения будут отвергнуты премьером; это неизбежно. В 2004 году я записал в дневнике примерно следующее: для главы администрации премьера крайне важно смириться с мыслью, что босс будет поступать прямо противоположно его советам. Работа у главы администрации такая — терпеть. Несколько раз я сам по распоряжению Тони увольнял его сотрудников и советников-аутсайдеров — лишь для того, чтобы они после обращения к Тони были восстановлены в должности.

Первое время я стремился сопровождать Тони во всех заграничных поездках, чем демонстрировал чувство незащищенности и неуверенности. Тони, бывало, норовил отослать меня из аэропорта обратно на Даунинг-стрит; по его словам, я представлял собой любопытное сочетание неверия в свои силы и самонадеянности. И Тони, и Алистер нещадно дразнили меня по этому поводу. Со временем, обнаружив, что в заграничных поездках я только и делаю, что по мобильному телефону разруливаю лондонские ситуации, я понял: Тони абсолютно прав. Я перестал набиваться к нему, оставался в Лондоне — разве только намечались очень важные переговоры, которые требовали моего участия. Однажды меня высмеяли (вполне заслуженно) за решение обзавестись персональным ящиком для официальных бумаг, да еще с пафосной надписью «Главе администрации премьер-министра». Алекс Аллан шепнул: дескать, все личные секретари имеют такие ящики, значит, и мне надо. В первой же заграничной поездке этот ящик в руках Тони и Алистера настолько смутил меня, что по возвращении я задвинул ящик под стол, где он пылился следующие десять лет.

Доверительность в отношениях с лидером достигается постепенно. Наши с Алистером утренние визиты к Тони неизбежно вызывали у меня ассоциации с Версалем времен Людовика XIV. Бессчетное количество раз мы наблюдали Тони завтракающим; частенько он делал распоряжения, принимая ванну или одеваясь в туалетной комнате, под вводное «Джонатан, не поставьте в труд — передайте мне вон ту рубашку». У моего брата тоже есть подобный опыт — ему нередко готовила завтрак сама госпожа Тэтчер. В нагрузку к завтраку шел инструктаж. При нашей работе поневоле слушаешь телефонные разговоры правителя с членами Кабинета и иностранными лидерами. Тони никак не мог взять в толк, откуда мне столько известно. Когда бы я ни сослался на тот или иной его телефонный разговор, он реагировал вытаращенными глазами. Поначалу он старался удалять чиновников, чтобы не слушали его телефонные разговоры (особенно — с Гордоном Брауном), а сам звонил без посредства коммутатора. Потом привык. Такова судьба премьер-министра — он живет словно в аквариуме. Впрочем, статуса друга Тони я так и не добился. Глава администрации должен держать известную дистанцию со своим боссом, иначе остатков объективности лишится. Макиавелли справедливо отмечает: государю крайне трудно найти истинного друга или поддерживать дружеские отношения, зародившиеся еще до прихода к власти.

Между тем взаимное доверие необходимо. Помню, когда я работал в Северной Ирландии, мой автомобиль оснастили устройством, предупреждающим о взрывчатке. Это было сущее наказание. Устройство реагировало не только на взрывчатку; ни с того ни с сего начинало вопить. Я каждый раз дергался — да и как не дергаться; к машине подходил с трепетом, на ватных ногах. Однажды субботним днем 1999 года я отправился с семьей на прогулку в Риджентс-парк. Решили возвращаться домой, приблизились к машине, я открыл дверь — и тут мерзкая штуковина завыла. Я опустился на колени, заглянул под машину, не обнаружил ничего подозрительного. У нас было два варианта действий — рискнуть или дождаться саперов (которые обычно появляются часов через несколько). Я хотел ехать немедленно; Сара воспротивилась. Я решил позвонить Робби, личному водителю Тони, — Робби хорошо разбирался в подобных механизмах. Увы — как раз в это время он вез своего босса в Чекере, и мне пришлось объясняться с ним по мобильнику через Тони, который удобно расположился на заднем сиденье бронированного «ягуара». По совету Робби я стал проверять разные лампочки, однако Тони этот инструктаж вскоре наскучил, и он сказал что-то вроде: «Расслабьтесь, Джонатан, никакой бомбы нет», — и нажал «отбой». Я велел Саре с детьми отойти на несколько сотен ярдов, а сам завел мотор. Ничего не случилось. Вскоре позвонил Тони — узнать, взлетели мы на воздух или не взлетели.