Алекс и другие - Жуков Юрий Александрович. Страница 14
Картина действительно была страшной. Полицейский Леонард Понни, услышавший истерический крик Коразон и ворвавшийся в дом первым, рассказывал об этом так:
— Меня чуть не вырвало. Это было как в кинофильме о нацистском концлагере. Трупы лежали всюду: три — в одной комнате, три — в другой, еще один — в коридоре у ванны. В третьей комнате — восьмой труп. Кровь была всюду — на стенах, на простынях, на полу, на патефонных пластинках, на подушках диванов…
Они не кричали, когда Спек душил и резал их, чтобы «задать перцу». В это трудно поверить, но у суда, который разбирал это дело после того, как Спек был арестован, не было оснований не верить Коразон, и сам убийца подтвердил ее показания. До какой же степени запугана и терроризирована людьми, «рожденными, чтобы задать перцу», средняя американка, если в свой смертный час не решается не только сопротивляться убийце, но даже подать голос!
А убивал студенток Спек зверски. Первую, двадцатидвухлетнюю дочь инженера Глорию Дэви, он задушил обрывком простыни. Вторую, ее ровесницу, дочь чиновника Сюзанну Фаррис, он зарезал, нанеся девять ударов ножом в грудь, в плечи, в шею и в лицо. Третью, двадцатилетнюю Патрицию Матушек, дочь торговца, опять-таки задушил. Четвертой, Памеле Вилькенинг, 21 года, нанес удар ножом в сердце. Пятая. Мари-Анн Джордан, тоже 21 года, получила пять убийственных ударов ножом в грудь, сердце, в левый глаз и в шею. Шестой, Мерлите Гаргулло. Спек перерезал горло. Седьмая, Валентина Пасион,
23 лет, была задушена. Когда она была уже мертва, Спек нанес ей четыре удара ножом в грудь и в шею. Почти так же он умертвил Нину Шмеле, 21 года, которую незадолго до этого в колледже избрали «королевой красоты».
Повторяю, они не кричали, когда убийца их душил и резал!
Ну, а Спек? Неужели учиненная им бессмысленная кровавая бойня нисколько не взволновала его самого? Неужели он не ужаснулся содеянному? Представьте себе — нет. Он спокойно положил в карман пятьдесят долларов — все, что было у студенток, — и пошел пропивать их в бар. В баре держался весело, выдавая себя за офицера, вернувшегося из Вьетнама. Вдруг, беседуя с двадцатидвухлетним матросом Вильямом Кирландом, вытащил свой нож и прихвастнул:
— Я купил его у одного солдата там, во Вьетнаме. Ты знаешь, этот нож уже убил нескольких человек…
Посетители бара засмеялись. Тогда Спек шагнул за стойку, обхватил сзади бармена Рэя Кроуфорда, ловко приставил ему нож к горлу и спокойно сказал:
— Вот как я люблю убивать!
Потом отпустил насмерть перепуганного бармена.
Кирланд спросил:
— Продашь мне этот нож?
— Ну что ж, почему бы и не продать.
Спек взял деньги, отдал матросу нож и вышел…
Его арестовали лишь через несколько дней, воспользовавшись отпечатками пальцев, которые он во множестве оставил в доме, где убил восьмерых студенток. Эти отпечатки были уже знакомы полиции, с которой Спек имел дело не раз начиная с четырнадцатилетнего возраста. А дальше, как это часто бывает в Америке, начался долгий, очень долгий судебный процесс. Газеты его освещали весьма подробно. Выяснилось, что Спек родом из Далласа, того самого техасского города, где был убит Джон Кеннеди. Любители сенсаций проводили параллели между Спеком и Освальдом, обвиненным в убийстве президента: оба примерно одного возраста, оба из Далласа, у обоих разведенные матери, оба росли неудачниками, обоим были свойственны «внезапные припадки необузданного гнева и человеконенавистничества".
Спек в начале процесса спокойно заявил, что он ни в чем не виновен и что его арестовали по ошибке, но после очной ставки с Коразон эта версия защиты рухнула. Но тут адвокат убийцы нашел новый ход: опираясь на данные медицинского анализа крови подзащитного, он заявил, что в каждой клетке его плоти заложена лишняя хромосома — «хромосома преступления». У нормального человека в клетке 23 пары хромосом; следовательно, всего 46. А у Спека их 47. Стало быть, у Спека врожденная склонность к преступлениям и, значит, он не может отвечать за свои поступки…
Суд все же приговорил Спека к смертной казни, — уж слишком сильно было возмущение в народе, вызванное бессмысленным и жестоким убийством восьмерых студенток. Но этот приговор был немедленно обжалован, и дело тянулось от апелляции до апелляции годами. Спек остался жив, и коротает свои дни и тюрьме, окруженный громкой славой «человека, рожденного, чтобы задать перцу»…
Случай в техасском городе Остин
Еще не успели утихнуть толки и пересуды вокруг кровавого преступления в Чикаго, как Америку потрясла весть о еще более страшной и столь же бессмысленной и жестокой бойне в далеком городе Остин штата Техас, где двадцатипятилетний студент архитектурного факультета Чарльз Джозеф Уайтмен, в прошлом снайпер морской пехоты, вдруг поднялся на двадцатисемиэтажную башню университета, запасшись целым арсеналом огнестрельного оружия, и, ведя оттуда точный прицельный огонь по случайным прохожим, убил пятнадцать человек, ранил тридцать три и сам погиб в схватке со штурмовавшими занятую им башню полицейскими.
В этой связи вспомнили, что еще в 1952 году американский писатель Форд Кларк написал роман «Открытое пространство», в котором речь шла о том, как студент со Среднего Запада, возненавидевший безумной ненавистью своего отца, поднялся на крышу здания в студенческом городке и открыл огонь по студентам и случайным прохожим. Тогда этот сюжет сочли неправдоподобным. Но вот четырнадцать лет спустя студент из Остина в точности повторил все то, что делал вымышленный Кларком персонаж романа…
Дикая затея Уайтмена, как и преступление Спека, потрясает своей бессмысленностью и жестокостью. Профессора университета были поражены: ведь Джозеф Уайтмен, веселый, голубоглазый блондин, слыл типичным американским парнем (его так и звали — All American Boy), которому чужды какие-либо сложные душевные комплексы. А тем временем этот «типичный американский парень» неторопливо и обстоятельно готовил страшное преступление — в точности по роману Кларка: запасался оружием, боеприпасами, продовольствием и водой, которые, как ему представлялось, потребовались бы, чтобы выдержать долгую осаду на башне.
Вечером 14 августа 1966 года Уайтмен закончил приготовления. Он был дома один: жена его, телефонистка, дежурила на своем рабочем посту. Уайтмен сел за пишущую машинку, отстучал заголовок: «Тем, кого это касается», перевел регистр и начал писать объяснение уже близких событий: «Я не знаю, что толкнуло меня на то, чтобы написать эту записку. Но я хочу сказать вам, что этот мир не стоит того, чтобы в нем жить…»
Дальше Уайтмен написал, что он думает над важной проблемой и что он решит ее сам. Еще написал, что «ненавидит смертельной злобой» своего отца, бизнесмена, бывшего председателя торговой палаты, за то, что тот развелся с матерью. (Отец жил во Флориде, а мать здесь же, в Остине. Когда отцу сообщили о том, что написал Чарльз в своем предсмертном письме, он был ошарашен: «Чарли меня ненавидит? За что? Я виделся с ним две недели назад, и мальчик сказал мне: «Папа, я люблю тебя»».) Дальше Уайтмен написал, что любит свою жену и… «Именно поэтому я хочу убить ее, когда она вернется с работы, — мне не хочется, чтобы она испытала затруднения, которые могут вызвать мои действия…»
На этом письмо оборвалось, — к Уайтмену неожиданно зашли его приятели — студент того же архитектурного факультета Ларри Фэсс и его жена. Фэсс потом рассказал, что Уайтмен их хорошо принял, был весел, в наилучшем настроении.
Когда эта чета ушла, Уайтмен сел в свой новенький легковой автомобиль «Шевроле-импала» и заехал за женой, которая кончила работу. Он привез ее домой, аккуратно зарезал ножом, положил труп на кровать, накрыл его простыней и поехал к матери, которая жила неподалеку. Уайтмен застрелил мать и оставил рядом с ее трупом записку: «Я только что убил свою мать. Если есть рай, она уже направляется туда. Если рая нет, она все же избавилась от своих бед и забот. Я люблю свою мать всем моим сердцем». На двери он предусмотрительно прикрепил кнопкой записку: «Мама нездорова, и она не сможет пойти на работу».