Фашизм в Англии - Мэллали Фредерик. Страница 15
«В прецелах законности»
Под давлением многих. депутатов парламента и ряда органов печати министр внутренних дел выступил с докладом об увечьях, нанесенных лицам, которые находились на излечении в Западной Лондонской больнице и в больнице Сент-Мэри Эббот. В своем докладе [25] он подтвердил, что фашисты-распорядители пользовались кастетами, но несмотря на это отказался провести официальное расследование безобразных инцидентов в Олимпии. Его поддержала группа депутатов-консерваторов, горячо защищавших фашистов во время оживленного спора между депутатами-лейбористами и правительством. Снисходительность министерства внутренних дел нашла отклик и в судебных решениях того времени. Все антифашисты, арестованные за оскорбление личности в день событий в Олимпии, подверглись штрафу или тюремному заключению; всех фашистов оправдали или взяли с них подписку о невыезде. Здесь уместно остановиться на позиции, занятой полицией и судами в отношении этого нового явления, возникшего в Англии в 1932 г. Можно, пожалуй, в понять, почему многие судьи сознательно или бессознательно принимали сторону чернорубашечников против «красных», всякий раз как эти две враждующие группы представали перед судом. Чернорубашечники принадлежали к организации, руководитель которой — какие бы политические чудачества он себе ни позволял — был английским джентльменом и баронетом. Судье, естественно, казалось, что они менее способны на хулиганские выходки, чем истец или ответчик-антифашист, обычно рабочий, да еще не скрывающий своих левых убеждений. Еще в дни «Новой партии» много шума вызвал случай, когда самого Мосли вызвали в суд за то, что на одном из своих митингов он напал на двоих людей: первого сбил с ног, второго лягнул и ударил кулаком в глаз. Судья заявил, что, по его убеждению, «сэр Освальд сделал лишь то, на что имел право».
Что касается фашистов помельче, вспомним дело шестнадцатилетнего подростка, вызванного в суд малолетних в Стэпни 8 сентября 1936 г. по обвинению в том, что он держал медную трубку, обтянутую резиной, «с намерением использовать ее против демонстрации коммунистов в Виктория-парк-сквере». Его осудили условно, причем председатель, сказал, что «рассматривает его поведение как глупое мальчишество».
Ниже мы приводим несколько типичных случаев, — а их можно привести сотни, — показывающих, как неодинаково относился суд к рядовым фашистам и антифашистам при рассмотрении сходных правонарушений.
«В результате беспорядков, происшедших в воскресенье перед зданием германского посольства на Карлтон-хаус-террес, когда полицейский кордон остановил толпу демонстрантов, пытавшихся заявить протест по поводу дела о поджоге рейхстага, несколько человек были вчера вызваны в полицейские суды на Бау-стрит и Молборо-стрит по обвинению в оскорблении властей. Среди подсудимых были рабочий и фашист. С фашиста взяли подписку о невыезде на шесть месяцев, рабочего оштрафовали на 10 шиллингов» («Дейли телеграф», 19 декабря 1933 г.).
«За выкрикивание антифашистских лозунгов перед отелем Клариджа, где в это время находился германский нацист д-р Розенберг, Чарльз Н. был оштрафован на 40 шиллингов. Судья сказал: «Ваше поведение могло оказаться чрезвычайно опасным и повести к беспорядкам» («Дейли телеграф», 13 мая 1933 г.).
«Семь молодых английских фашистов обвинялись в том, что они создали уличный затор, вследствие чего прекратилось движение по Ковентри-стрит и Уордор-стрит. Собралась большая толпа, и фашистов арестовали «больше для их же безопасности». Судья распорядился освободить их» («Ивнинг ньюс», 1 мая 1933 г.).
«После митинга в Ньюкасле одного фашиста арестовали за то, что он «напал на констебля Менджинга и дрался с ним», другого — за то, что он «напал на двух человек в штатском, из которых один спешил на помощь полиции». Тот и другой были приговорены к штрафу в 50 шиллингов» («Манчестер гардиан», 15 мая 1934 г.).
«После митинга в Финсбери-парке молодого человека 21 года обвинили в том, что он кричал «Долой чернорубашечников, голод и войну!» и ударил полисмена, пытавшегося его арестовать. Последнее юноша категорически отрицал. Его присудили к двум неделям тюремного заключения за оскорбление действием и к штрафу в 40 шиллингов за непозволительные слова и поведение» («Дейли геральд», 30 мая 1934 г.).
Еще интереснее поведение полиции. Едва ли кто-нибудь, по опыту знакомый с деятельностью фашистов, станет отрицать, что если столичная и провинциальная полиция и вмешивалась в фашистские демонстрации, то выражалось это вмешательство либо в защите фашистов от разъяренной толпы (доведенной до бешенства эксцессами самих чернорубашечников), либо в аресте контр-демонстрантов, антифашистов. В тех случаях, когда фашистский отряд обороны мог справиться с нарушителями своими силами и с присущей ему жестокостью, полиция обычно сохраняла нейтралитет.
Чем это объясняется? Ведь большинство служащих в полиции, казалось бы, не могло относиться сочувственно к новому политическому движению, прибавившему им столько лишней работы и ответственности и явно следующему по стопам нацистской партии с ее гестапо и частями СС, по отношению к которым простая полиция занимала подчиненное положение.
Прежде всего следует отметить, что рядовой полисмен (а также и большинство высших полицейских чинов, независимо от того, носят они мундир или ходят в штатском) еще менее сознателен политически, чем рядовой обыватель. Это — политический евнух, присягнувший на верность непреходящему государству, защищающий власть, которая определяется не конституцией и сводом законов. В такой стране, как Англия, где власть по традиции ориентируется на правые элементы, левые партии в глазах этой власти неизбежно связываются с понятием крамолы. Вот почему в английской полиции давно укоренилось и до сих пор не исчезло предубеждение против любых левых элементов. Отношение полиции нисколько не изменяется от того, что в ряде случаев действия «крамольных» элементов не противоречат конституции, и от того, что, напротив, Б. С. Ф. как своими программными высказываниями, так и повседневным поведением доказывал свое пренебрежение к конституции и традиционной власти. Но полицейские не читают политической литературы. Зато они знают, что на фашистских митингах развеваются национальные (а не красные) флаги, что по окончании митингов исполняется национальный гимн и что фашистские ораторы с уважением отзываются о монархии и империи.
Наконец, следует помнить о проникновении самих чернорубашечников в ряды полиции [26]
Оглядываясь назад, можно усмотреть невеселый юмор в следующем диалоге между полисменом и судьей на разбирательстве дела демонстранта-антифашиста.
Полисмен: Обвиняемый позволил себе оскорбительные слова и поведение.
Судья: Что он сказал?
Полисмен: Он сказал: «Фашизм означает голод и войну». [27]
При самом снисходительном подходе это можно истолковать так, что данный полисмен страдал повышенной восприимчивостью к оскорблениям.
Из показаний, данных очевидцами событий в Олимпии, мы уже видели, что полиция воздерживалась от вмешательства, даже когда фашистский отряд обороны действовал особенно грубо и жестоко. Протест против такой пассивности был подан начальнику оксфордской полиции после митинга, упомянутого в главе второй. Еще один показательный случай имел место в Некгеме (Лондон) 5 апреля 1936 г. В отчете о фашистском митинге, состоявшемся в этот день в помещении школы Совета Лондонского графства, на Холлидэйл-род, репортер «Ньюс кроникл» писал:
«На моих глазах, в нескольких шагах от меня, произошел один из самых вопиющих по своей грубости инцидентов, какими запятнало себя фашистское движение в Англии. Выступал м-р Клемент Брюнинг. По окончании речи присутствующие, стоя, запели национальный гимн. Двое мужчин в передних рядах остались спокойно сидеть. К ним сейчас же подкрались сзади три чернорубашечника, без предупреждения схватили их и грубейшим образом выкинули из помещения. Одному из них, м-ру С. Г. Силку, достался сильный удар по лицу, и осколки очков вдавились в глаз, из которого брызнула кровь. Во дворе школы в это время находилось несколько полисменов, но они ничего не предприняли, не пытались даже узнать имена замешанных в этом деле чернорубашечников. Протесты, с которыми публика обратилась к полиции в связи с ее бездеятельностью, были оставлены без внимания». (Курсив мой. — Ф. М.)