Россия и Запад. Парадигмы цивилизаций - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 6

В послевоенные годы сравнительный антропологический анализ, т. е. описание человека традиционного и современного общества, стал осознанной исследовательской программой. Она вобрала в себя огромный материал наблюдений и множества частичных открытий. В этой программе приняли участие виднейшие антропологи (Б. Малиновский, К. Леви-Стросс, А. Андре Леруа-Гуран, М. Салинс) и психологи (например, Э. Фромм). В их трудах последовательно и кропотливо снимались шоры и фильтры евроцентризма и трудно, по крупицам строилось знание без предвзятости и без идеологической заданности (насколько это возможно).

Огромный материал дали, казалось бы, чисто прагматические, приземленные исследования японского стиля управления промышленными фирмами. Эти работы велись в 60-70-е годы совместно американскими и японскими учеными и были вызваны «японским чудом». Сначала в США было много иллюзий: казалось, стоит только разгадать секрет, обучиться трем-четырем приемам, и можно внедрить японский стиль на американских предприятиях с тем же успехом. Все оказалось сложнее, речь шла о глубоких различиях культур. «Приемы» управления, естественные и эффективные в Японии, на американских служащих оказывали совершенно противоположное действие. Поскольку эта проблема изучалась «с обеих сторон», нередко смешанными японско-американскими группами специалистов, причем «западная сторона» стремилась чему-то научиться и отбросила гонор, в этих исследованиях как раз и реализовался антропологический подход, давший ценное знание и о современном, и о традиционном обществе.

Наконец, История поставила один жестокий эксперимент, который хотя и остался очень мало изученным, все же не мог не заставить думать. Это фашизм — попытка искусственного превращения современного, гражданского общества в традиционное (более того, архаическое). Это была попытка преодолеть индивидуализм и соединить людей обручами жесткой идеологии в «сноп», подчиненный единой воле. Противоестественная архаизация современного общества Германии потрясла весь мир, эмоции затруднили изучение самого явления. Но сегодня, когда страсти немного остыли, изучение фашизма расширяет наши знания об обоих типах общества и тех процессах, что происходят при их насильственной трансформации.

Таковы основные источники достоверного, хорошо систематизированного, обработанного согласно строгим научным нормам знания о традиционном обществе. Можно назвать это знание материалистическим, ибо оно не включает в себя никаких неуловимых, мистических понятий, не нуждается в обращении к мифам и тайнам загадочной души — русской, китайской и т. д. Все утверждения можно проверить наблюдением и логикой, что и является признаком научного знания.

Помимо науки над осмыслением нашей проблемы трудилось искусство. Оно создало другой, еще более обширный запас знания, «записанного» в художественных образах. Некоторые великие художники приближались к осознанному сопоставлению двух типов общества (особенно когда отражали эпизоды столкновения цивилизаций, как, например, в «Войне и мире» Льва Толстого или повестях Лескова). Освоение художественного знания — задача, пожалуй, более сложная, поскольку проникновение в чужую культуру намного труднее, чем в научные тексты, следующие, насколько можно, общим стандартам. Но уж русскую-то литературу мы можем читать и понимать. Поразительное дело: когда перечитываешь Пушкина, Толстого или Шолохова после освоения самых основных понятий о традиционном обществе, Россия открывается перед тобой совсем новой стороной. Начинаешь видеть и понимать у этих художников иные грани и краски, которых раньше и не замечал.

В целом, два массива знания — научное и художественное — не противоречат друг другу, а гармонически дополняют. Это само по себе — важный аргумент, подтверждающий верность главных положений научной концепции традиционного общества.

Разумеется, понятия «современное» и «традиционное» общество есть абстракции. В действительности эти модели нигде в чистом виде не встречаются. Любое известное нам самое примитивное общество уже в какой-то мере модернизировано, оно перенимает западные технологии, понятия, общественные институты — прямо или через иные модернизированные культуры. А любое самое лишенное традиций общество Запада (скажем, США) несет в себе какие-то традиционалистские или архаические черты. И не только несет их в себе как пережитки, но и порождает их, культивирует в своем развитии — воспроизводит утраченный традиционализм.

И еще одна оговорка. Поскольку современное общество есть продукт индустриальной цивилизации, а традиционное общество корнями уходит в цивилизацию аграрную, этот признак переносят в наши дни и считают, что в промышленно развитых странах везде сложилось современное общество. А в странах сельскохозяйственных осталось традиционное общество. Это неверно. Степень промышленного развития не служит существенным признаком. Япония — в высшей степени развитая промышленная страна, но сохранившая самые главные черты традиционного общества. С другой стороны, сельскохозяйственные плантации в Зимбабве — очаги уклада современного общества.

Понятия «современное» и «традиционное» не содержат в себе оценки, она возникает лишь при взгляде через фильтр идеологии. Например, вопреки идеологическим установкам евроцентризма, традиционное общество не является косным. В определенных условиях оно выполняет проекты быстрого и мощного развития (это видно на примере России, Японии, сегодня Китая).

Сам по себе тип общества не предопределяет, будет ли оно в тот или иной исторический момент жестоким или терпимым, деспотическим или свободным. Вебер, обсуждая доктрину кадетов во время первой русской революции (1906), предупреждал: «Было бы в высшей степени смешным приписывать сегодняшнему высокоразвитому капитализму, как он импортируется теперь в Россию и существует в Америке… избирательное сродство с „демократией" или вовсе со „свободой" (в каком бы то ни было смысле слова)». В высшей степени смешным! А сегодня в России то и дело напоминают, что демократия — специфическая сущность «европейской культуры».

Современное (гражданское) общество выходцев из Европы в США без всяких моральных проблем триста лет использовало рабство — считаясь при этом идеалом демократии (но в то же время с Запада осыпали проклятиями «деспотическую Россию» за крепостное право, просуществовавшее очень недолго и лишь в центральных областях европейской части страны). Основатель теории гражданского общества английский философ Джон Локк был автором Конституции рабовладельческого штата Каролина, одна из статей которой гласила: «Каждый свободный человек Каролины обладает абсолютной властью над своими черными рабами».

Оправдания рабству, которые формулировал Локк, были настолько жесткими и абсолютными, что, как пишут, «оправдание рабству, которое за две тысячи лет до Локка давал Аристотель, кажутся отеческим напутствием». Локк считал, что «гражданское общество» имеет естественное право вести войну против тех, кто «не обладает разумом», обращать их в рабство и экспроприировать их богатство в уплату за военные расходы. Эти рассуждения вызвали полемику в последние годы потому, что ими буквально оправдывалась война против Ирака. Локк вложил свои сбережения в акции Королевской Африканской компании, которая занималась работорговлей. Кстати, никаких моральных сомнений не испытывал и французский просветитель Монтескье, когда вкладывал свои деньги в прибыльную работорговлю. 9

Перечислим те главные признаки традиционного и современного обществ, которые составляют ядро, выдающиеся черты двух «портретов». Сравнение двух типов общества по каждому признаку — это отдельная, почти неисчерпаемая тема. Все эти признаки можно детализировать, множить, доводить до тонких нюансов. Знания о традиционном обществе России (СССР), изучению которого была посвящена советология, позволили найти уязвимые точки в этой сложной и хрупкой конструкции. Потому-то перестройка превратилась в потрясающую по своей эффективности операцию по слому советского общества. К несчастью, знания, полученные без любви, могут служить только для разрушения. Для восстановления России мы должны понять ее сами.