Коммунисты – 21 - Зюганов Геннадий Андреевич. Страница 3

Ярким подтверждением державного сталинского мышления являются и записанные в 1937 году Георгием Димитровым в своем дневнике высказывания Сталина на приеме по случаю 20-летия Октябрьской революции.

«Русские цари, – сказал Сталин, – сделали хорошее дело – сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу».

Вся точность этой сталинской оценки ярко проявилась в нынешнее смутное время, когда развал Советского Союза привел к тому, что практически все бывшие союзные республики попали в иноземную кабалу к «развитым» странам Запада.

Свою конечную задачу – построение мощной державы – Сталин всегда соизмерял с требованиями текущего момента, с конкретной политической обстановкой в партии и в стране. Так, например, он прекрасно понимал, что государство не может быть сильным, если оно внутренне нестабильно, если нет прочной взаимосвязи между центром и регионами. Поэтому Сталин вполне закономерно был убежденным и последовательным централистом. Причем очень реалистичным централистом. В разное время он готов был согласиться с разными политическими формами, разными механизмами и схемами воплощения в жизнь данного государственного принципа.

Еще в ходе революции он выступил как сторонник жесткой унитарной системы государственного управления. Так, 28 марта 1917 года «Правда» опубликовала его статью «Против федерализма». В условиях распада Российской империи, растущего сепаратизма окраин, неспособности и нежелания Временного правительства противостоять этим губительным тенденциям Сталин считал невозможным и гибельным любое ослабление центральной власти.

Он писал, что пример США, Канады, Швейцарии, на который любят ссылаться сторонники федерализма, говорит о том, что «развитие шло от независимых областей через их федерацию к унитарному государству, что тенденция развития идет не в пользу федерации, а против нее… Но из этого следует, – делал он вывод, – что неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение».

Примечательно, но аргументация Сталина против «растаскивания» России новыми «удельными князьями» была весьма похожа на аргументацию его идейного оппонента, одного из столпов русского консерватизма Ивана Ильина. В этом, однако, нет никакого противоречия, ибо и тот, и другой были патриотами, любили Россию, прекрасно знали ее историю.

Однако центробежные тенденции оказались слишком сильными. Бороться с ними «в лоб» означало бы сделать серьезную политическую ошибку. Они раскололи бы саму партию. И тогда, в апреле 1918 года, в беседе с сотрудником газеты «Правда» Сталин смягчил свою позицию, признав за федерализмом право на существование. «Федерализму в России, – сказал он, – суждено, как и в Америке и Швейцарии, сыграть свою переходную роль – к будущему социалистическому унитаризму».

Позднее, в декабре 1924 года, говоря о причинах изменения своих взглядов, он объяснил эту свою позицию. Во-первых, «ко времени Октябрьского переворота целый ряд национальностей России оказался на деле в состоянии полного отделения и полной оторванности друг от друга, ввиду чего федерация оказалась шагом вперед от разрозненности трудящихся масс к их сближению, к их объединению». Во-вторых, «формы советской федерации оказались вовсе не противоречащими целям экономического сближения трудящихся масс национальностей России». Наконец, в-третьих, «удельный вес национального движения оказался гораздо более серьезным, а путь объединения наций – гораздо более сложным, чем это могло казаться раньше».

Сегодня, оглянувшись вокруг, легко увидеть, что – с поправкой на современные условия – нынешняя ситуация в этой области разительно напоминает послереволюционную. Налицо и полное отделение прежних союзных республик, и разобщение их братских народов, и резкий всплеск национального движения, и первоочередная важность экономического сближения новых независимых государств. В чуть более мягкой форме все эти проблемы существуют и внутри Российской Федерации.

А потому, говоря о необходимости государственной централизации, мы не должны игнорировать прежний опыт, не должны закрывать глаза на реальную политическую обстановку в стране и в мире. Вопрос следует рассматривать более полно и объемно, ясно различая все трудности и преграды на нашем пути. По сути дела, сейчас, как и тогда, задача состоит в том, чтобы создать в России устойчивую конфигурацию государственной власти, которая сочетала бы в себе наиболее конструктивные качества централизма и федерализма.

Сталин с самого начала прекрасно понимал и всю важность «национального вопроса». Этими проблемами он начал интересоваться еще в молодости. В отличие от многих своих соратников, он очень серьезно относился к национальным аспектам политической борьбы и прекрасно понимал, какие силы и энергия таятся в национальном самосознании народов.

Уже в 1904 году в статье «Как понимает социал-демократия национальный вопрос» Сталин резко выступил против националистических поползновений грузинских, армянских и еврейских социалистов. А через девять лет, в 1913 году, сформулировал классическое определение нации, которое не утратило своего значения до сих пор: нация есть «исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». Именно к этому периоду относится и та известная восторженная оценка, которую дал Сталину Ленин.

Сегодня, оглядывая с высоты нашего времени советский опыт, можно уверенно сказать, что именно дееспособность и эффективность государственной национальной политики создали необходимые предпосылки для наиболее выдающихся достижений советской эпохи. В основание такой политики Сталин положил два важнейших принципа: беспощадную борьбу с любыми формами национал-сепаратизма и опору на русский народ как на главную, державообразующую нацию.

Оба этих принципа оформились не вдруг и не сразу. Оба пробивали себе дорогу долго и трудно, в ходе жестокой внутрипартийной борьбы между приверженцами национально ориентированной, исторически преемственной стратегии развития страны и сторонниками русофобской троцкистской теории «перманентной революции».

Ибо «… «национальный вопрос» в разные времена служит различным интересам, принимает различные оттенки в зависимости от того, какой класс и когда выдвигает его». В современной России русский народ есть не только народ государствообразующий. Именно он в массе своей является пролетарским, трудящимся классом – наиболее угнетенным, разоренным, подвергаемым беспощадной эксплуатации и унижению.

Проблема взаимоотношения Сталина с русским народом всегда была одной из ключевых в его наследии. Общеизвестен знаменитый сталинский тост «За русский народ!», произнесенный после победы над фашистской Германией. Однако он был только вершиной – и вместе с тем одной из вех – долгой и целеустремленной работы Сталина по возрождению русского народа как ядра Советского государства. Это был трудный и очень непростой путь.

Тут можно, например, упомянуть запомнившийся очевидцам, но подзабытый историками и публицистами другой сталинский тост, произнесенный еще в июле 1933 года: «Выпьем за советскую нацию, за прекрасный русский народ!». Чтобы сказать такое, да еще в то время, когда во влиятельнейших сферах советского общества продолжали причислять понятия «отечество», «родина», «патриотизм» к некоему «миру призраков дореволюционного прошлого», – требовалось большое мужество и прозорливость.

Сталин последовательно взламывал пласты русофобии, которые образовались не только после Октября, но и за два предыдущих столетия – еще со времен бироновщины. И делал это не без присущей ему символичности. «Я сказал как-то Ленину, – передают очевидцы его слова, – самый лучший народ – русский народ, самая советская нация».