Лев Рохлин. История одного убийства - Волков Александр Анатольевич. Страница 3

«Вам необходимо сплотиться. Для этого надо в каждой части провести офицерские собрания, на которых выработать законные требования и направить их президенту, Правительству и Федеральному Собранию РФ, в Верховный и Конституционный суды.

Руководство страны должно почувствовать ваше единство и понять, что вы, в отличие от него, не нарушали ни Конституции, ни законов, ни своих обязанностей и озабочены только сохранением армии, безопасностью и благополучием Родины. Но продолжающееся молчаливое игнорирование ваших законных прав, необъяснимое разрушение армии, военной науки и оборонной промышленности ставит вас в крайне тяжелое положение.

В этих условиях сорганизовывайтесь, выдвигайте лидеров на должности председателей офицерских собраний, требуйте выполнения своих законных прав. Не надейтесь, что кто-то вместо вас это сделает. В нашем единстве на пути противостояния разрушению армии – залог успеха. Иначе армия погибнет».

Полностью с этим историческим Обращением вы, уважаемые читатели, можете ознакомиться в Приложении к книге. Но чтобы понять всю взрывоопасность этого текста, потребуется мысленно вернуться в то время, когда мирное население страны и мы, военные, испытывали острое чувство безысходности и подавленности. Идет никому не нужная война в Чечне, молодежь чуть ли не с призывного пункта направляют в кровавую мясорубку, города и деревни воют от горя по убитым детям. Офицеры по 4 – 5 месяцев без зарплаты ищут любой способ накормить семьи: кто разгружает вагоны, кто «таксует», кто, как сказал в Обращении генерал, охраняет проституток. А кто стреляется. Ельцин и министр обороны Грачев самодовольно врут с телеэкранов об успехах в разгроме кавказских бандформирований. От всего этого хочется закрыть глаза – и в омут. И вдруг тебя останавливают на краю обрыва и говорят: не спеши сводить счеты с жизнью, ты же мужчина, офицер, лучше разберись с теми, кто довел тебя до такого состояния…

Не все, но я это Обращение услышал и уже через неделю оказался лицом к лицу с Рохлиным. Получил поручение подготовить пресс-конференцию к его возвращению из командировки, с задачей успешно справился и еще через неделю уже летал с ним на арендованном у «оборонки» Як-40 по городам России. За день мы посещали по два, а то и по три региона страны. На пресс-конференциях, в основном посвященных ситуации в стране и постановке задач на сопротивление режиму Ельцина, народ задавал разные вопросы, интересовались в том числе и биографией генерала. В Йошкар-Оле один ветеран прямо спросил Льва Яковлевича: «А сам-то ты из каких будешь?». Рохлин вроде бы даже хотел все свести к шутке, ведь он-то все время говорил о Ельцине да о чиновниках, а тут какой-то местный дед Щукарь пытается увести разговор в сторону. Но зал смотрел на генерала с интересом и требовал деталей. Пришлось говорить…

Арал – страна изгоев

На той пресс-конференции в Йошкар-Оле, о которой я упомянул, он достаточно сдержанно поведал, что родился в Аральске 6 июня 1947 года, что мать звали Ксенией, в девичестве Гончарова, что были еще старшие брат и сестра. Отца не помнит. Потом Ташкентское училище, служба…

Стоп, стоп! Это в спешке авиагонки по стране в целях создания ДПА Рохлин не мог себе позволить говорить с народом «о второстепенном». Но мы-то хотим и имеем возможность спокойно разобраться и в его биографии, и в домыслах досужих журналистов. Причем и в том, кто же был его отец. Тема национальности генерала не давала покоя «озабоченным»: псевдопатриоты видели в генерале «проект Сиона»; агенты Кремля на этой теме хотели вбить свой клин в монолит интернационального и надпартийного Движения в поддержку армии; израильские политологи пели осанну генералу, относя его военный талант исключительно к характерным качествам своей нации. А на встрече с журналистами в Астрахани один из молодых, но рьяных писак, провоцируя скандал, вызывающе сказал Льву Яковлевичу:

– Октябрьский переворот в 1917 году совершили евреи. Чем это закончилось, мы все знаем. Неужели вы думаете, что за вами пойдут массы?

Я вел эту пресс-конференцию и хотел было одернуть обнаглевшего борзописца, но Рохлин только глянул в мою сторону, и я тут же осекся. Не скрою, мелькнула мысль, что генерал сейчас сгребет сосунка в огромную лапу и задаст ему хорошую трепку. Но услышал удивительно спокойный голос моего старшего товарища:

– Если вы так ставите вопрос, то я вам скажу, кем сам себя считаю. Конечно, русским. Может быть, даже больше русским, чем есть вы. Моя мать Ксения, до замужества Гончарова, – женщина простая, бесхитростная, но очень культурная, самостоятельно получившая хорошее образование. Она много читала – и мировую, и русскую классику. А ведь поднимала нас одна, без мужа. Днем работала, вечером готовила и стирала, а ночью я слышал шелест страниц. Может быть, это давало ей возможность забыться, найти отдушину в череде беспросветных будней. И меня, и брата Владислава, и сестру Ксению воспитала настоящими русскими патриотами. А военное училище, бойня в Афганистане и Чечне, все эти конфликты на Кавказе, где мне пришлось гасить огонь междоусобиц, и вовсе заставили меня забыть о таком понятии, как национальность. Приходилось пользоваться другими категориями – хороший человек, плохой, наш или враг, смелый или трус, честный или лжец, выполнит боевую задачу или завалит дело. Теперь еще вот новые понятия появились – государственник или государственный преступник, готовый пустить завоевания поколений по ветру, все приватизировать, разграбить, присвоить себе…

Откровенно говоря, я не ожидал от Рохлина такой отповеди этому человечку. Командир, который поднимал солдат за собой в бой с помощью угроз и русского мата, способный на плацу в пух и прах разнести отстающий в учебе полк, любому начальнику сказать «шершавую» правду, тут оказался настоящим дипломатом. Ни взглядом, ни голосом он не дал понять, что бестактный мальчишка вторгся в тему, которая среди военных, прошедших ад боевых действий, не обсуждается и считается верхом невоспитанности. Ведь люди плечом к плечу идут в бой, делят последнюю горсть патронов, друг другу дают адреса, куда следует написать в случае гибели одного из них. Что такое в этом случае чужая кровь, если в медсанбатах и госпиталях она давно перемешалась в одну группу, которая называется – Солдатская! Все – побратимы!

А про отца Рохлин избегал говорить по другой причине. Бесспорно, он кое-что знал о трудной его судьбе, но явно не все. Хотя еще в юности понял, что некоторые страницы семейной биографии афишировать по известным причинам не стоит.

Согласно исследованиям, которые проводились уже после трагической гибели генерала, его отец, Яков Львович Рохлин, родился в 1920 году в Киеве, учился в Киевском университете на лингвиста, был арестован по обвинению в антисоветской пропаганде и, отсидев три года в тюрьме, сослан в Аральск. Работал там учителем, женился на местной уроженке Ксении Гончаровой. У них родилось двое детей, сын и дочь. В 1942 году Яков Львович был призван в армию, воевал рядовым красноармейцем и в 1943 году попал к фашистам в плен. Выжил только потому, что назвался татарином Якубом Рахматуллиным. После освобождения в 1946 году вернулся домой. Его не приняли на прежнюю работу в школе, и он подался в рыбачью артель. В 1947 году родился второй сын, названный в честь деда – Лев. Однако пожить мирной жизнью Якову не пришлось. Над ним снова стали сгущаться тучи. Осознав близкий арест, из семьи ушел, а вскоре его осудили. С 1948 года он, по словам свидетелей, отбывал наказание на урановых рудниках в поселке Майлису, потом его следы теряются за колючей проволокой Гулага.

Судя по всему, мать вначале скрывала от детей пленение отца и последующую за ним отсидку в советских лагерях. Когда же они узнали об этом, были уже взрослыми, оба брата служили в армии. Что-то менять в документах не имело смысла. Впрочем, это было и небезопасно – в то время за сокрытие таких фактов можно было расстаться и с партбилетом. Естественно, уже это заставляло Льва, его брата и сестру хранить семейную тайну, а в официальных документах в графе «Были ли родственники в плену, под судом и следствием?» «чистосердечно» писать: «Нет». Поэтому в личном деле генерала была подшита собственноручно написанная автобиография, в которой он, будучи уже полковником, сообщал: «Отец бросил семью в 1948 году, когда мне было 8 месяцев. Семья жила бедно на 60 рублей материнской зарплаты и алименты от отца, от которых он часто уклонялся. Особенно в такие периоды в адрес отца звучали проклятия и плач матери, которая считала его виновником нашей тяжелой жизни, того, что мы жили в бедности». Судя по этим строкам, Рохлин еще не знал всех подробностей жизни отца после ухода того из семьи.