Лев Рохлин. История одного убийства - Волков Александр Анатольевич. Страница 9

Полтора года он ломал людей на свой лад. Со временем многие осознали, что при новом комкоре по-другому просто не будет. Германия и прошлый командир вспоминались в сладком тумане, как жизнь на облаке Рай, а здесь, в Волгоградской области, при Рохлине, людей словно настигло наказание за то, что они забыли, куда пришли служить. В армию. Учиться воевать. Выживать. И побеждать. Кто это вдруг понял, кому открылась истина, тот стал смотреть на генерала другими глазами. С осознанием цели, с пониманием задачи. Приняв идею командира корпуса, как свою, офицеры стали работать с личным составом, готовить технику, обучать специалистов действовать, как следует, а не по принципу: прошел день, и ладно.

В итоге офицеры в корпусе неожиданно разделились на «карьеристов» и «неудачников». Те, кто, забыв о семье, дневал и ночевал в подразделении, сам рвался на полигон, как на праздник, начали показывать высокие результаты и получать повышения. В должности, в звании. И тут же молва их окрестила «карьеристами». Кто у Рохлина «неудачник» – тоже понятно. Кто не нашел в себе силы сориентироваться на службу, а искал причины своих ошибок и просчетов подчиненных в придирках командира. Вот у этой категории служба шла особенно трудно, потому как поговорку «Не можешь – научим, не хочешь – заставим» в армии никто не отменял.

Рохлин ломал не только людей. Он под себя кроил структуру корпуса. Нет, дивизия, полки и батальоны, бесспорно, оставались, но штатное расписание он изменил, исходя из собственного опыта.

«В Афганистане, а потом в Закавказье я не раз убеждался, что командир без разведки и слеп, и глух, – рассказывал Лев Яковлевич радиослушателям «Народного радио» накануне 23 февраля 1998 года. – Оттого еще в Волгограде укомплектовал отдельный разведывательный батальон фактически двойным штатом. Подобрал туда толковых офицеров и позволил им собрать людей из мотострелковых частей на свое усмотрение. Мне доходили жалобы от командиров, что разведчики выгребли самых толковых солдат и сержантов. Но я на это намеренно закрыл глаза. Зато в гарнизоне они у меня были редкими гостями. И жили, и учились на полигоне. Потом в Чечне этот батальон сыграл в Грозном чуть ли не самую главную роль. Он постоянно был на острие наступления и действовал исключительно толково и эффективно».

Этому выступлению Рохлина требуется некоторое пояснение его бывшего подчиненного Николая Зеленько, которого генерал «вытащил» после учебы в Академии в Волгоград. Сам Рохлин уже год, как командовал корпусом, и ждал, когда можно будет забрать хорошо показавшего себя в Тбилиси офицера-разведчика. На месте он поставил ему точно такую же задачу – на базе 20-й дивизии развернуть усиленный разведывательный батальон.

– Когда я пересчитал людей батальона, выяснилось, что Рохлина год, как обманывают, – вспоминает бывший начальник разведки корпуса полковник Николай Васильевич Зеленько. – Семьдесят человек находятся в постоянном отрыве от подразделения на работах. Я неделю их собирал по всей области. Комбата Рохлин снял, а я занялся подготовкой разведчиков по «закавказской» методике. И когда пошли в Чечню, я был уверен, что батальон будет на высоте. К сожалению, у станицы Петропавловская меня ранило и штурмовать Грозный мне не довелось.

Вот, что еще говорил Рохлин на той радиопередаче по поводу подготовки частей своего корпуса:

«…Еще я не давал «скучать» в Волгограде артиллеристам. На меня они обижались, мол, офицеры забыли, как жены выглядят, сколько у них дома ребятишек. Но Чечня меня перед ними оправдала. Артиллеристы накрывали цели с первого залпа, побили много врагов. Много спасли и наших солдат, и «эмвэдэшников», которые частенько попадали в трудное положение.

У танкистов были нештатные упражнения. Кроме обычного слаживания экипажей, взводов и рот, обучения выполнять тактические нормативы, стрелять и водить, я ввел огневую подготовку из боевых машин по принципу карусели. Это практиковалось в годы Великой Отечественной войны при бое в городе, когда два-три танка попеременно стреляли с одной огневой позиции. Расстреляв боезапас, машина отползала в сторону под загрузку снарядов, а на ее место тут же вставала следующая. В итоге огонь велся постоянно, и противник не мог воспользоваться нашей передышкой для перестроения или организации ответного удара.

В результате, когда 1 декабря 1994 года корпусу поступил приказ принять участие в разоружении в Чеченской Республике незаконных вооруженных формирований, я знал, что мои части вполне управляемы, солдаты обучены, техника подготовлена и исправна.

Сам я мог в Чечню не идти. Командующий войсками округа сказал, что я могу послать любого из подчиненных мне трех генералов. Но что бы тогда обо мне думали: в мирное время выжимал из нас соки, требовал, чтобы к войне готовились, а сейчас с нами не пошел? Я знал, что спасу жизни многих людей. Так и получилось».

Рохлин опирался на свой боевой опыт и был одним из немногих, кто им в 8-м гвардейском армейском корпусе обладал. Но на уровне высокого командного состава он был единственным участников войны в Афганистане, в чьем подчинении была часть, тем более такая, какой являлся развернутый и усиленный, действующий на самостоятельном направлении 860-й отдельный мотострелковый полк. Поэтому генерал рассчитывал, и не без оснований, только на себя. На себя и на тех людей, которых самолично готовил к боевым действиям.

А то, что предстоит война нешуточная, Рохлин догадывался. К тому моменту, когда «тревожный корпус» получил приказ на передислокацию, Чеченская Республика уже была взбудоражена кровопролитными столкновениями действующей власти с подразделениями так называемого Временного совета и сторонниками Умара Авторханова. Причем в октябре 1994 года 120 оппозиционеров Временного совета прошли подготовку на том самом полигоне «Прудбой» 8-го Волгоградского армейского корпуса. Вот именно они вместе с наспех набранными в гвардейской Кантемировской дивизии танкистами пытались штурмом взять Грозный. В город вошли почти без выстрелов, но уже в центре подверглись атаке «абхазского батальона» Шамиля Басаева. Машины были сожжены, часть офицеров погибла, часть попала в плен.

Телевидение день и ночь крутило душераздирающие кадры с подбитыми танками и закопченными лицами раненых и плененных российских военнослужащих. Дудаев злорадствовал и угрожал Москве. Ельцин с налившимся кровью лицом обещал восстановить в республике конституционный порядок. Истерзанная перестройкой и разоренная усилиями власти армия спешно собирала способные к боевым действиям части. Их оказалось крайне мало – боевая учеба почти повсеместно не велась. Корпус Рохлина, не укомплектованный, со всех сторон обрезанный, представлял собой более или менее годное для войны соединение.

Позже газеты писали: «…В состав группировки «Северо-Восток» в ночь на 1 января 1995 года входили части 8 гв. АК под командованием генерала Рохлина: 255-й мотострелковый полк, сводный отряд 33-го мотострелкового полка и 68-й отдельный разведывательный батальон, всего: 2200 человек, 7 танков, 125 БМП и БТР, 25 орудий и минометов…» В сущности, это был всего лишь один штатный мотострелковый полк, усиленный двумя батальонами и ротой танков. Очень важно принять во внимание его состав, потому что в армейском корпусе в пятнадцать раз больше личного состава, орудий и бронетехники. С этим Рохлин пошел на войну…

Я мог бы поведать, как воевал корпус Рохлина в Чечне, но буду откровенен – меня там не было, и информацию я, как многие, черпал из газет, журналов, рассказов участников событий. Можно было бы взять выдержку из повествования журналиста Андрея Антипова, который восстанавливал хронологию тех страшных событий со слов генерала и записям в Боевых журналах. Но мне повезло, и я нашел интервью самого генерала, которое он дал за полгода до собственной гибели известному тележурналисту Алексею Борзенко. Лев Яковлевич хорошо осознавал, что работает «в стол», на потом, поэтому и говорил как бы в телеграфном стиле, тезисно, что ли… И действительно, при жизни военачальника и оппозиционного депутата, это интервью по понятным причинам в эфир не попало. Да и потом, покуда «царствовал» Ельцин, появиться в эфире оно не могло. Спустя годы его все-таки пустили, но не на центральный канал, да и время трансляции было позднее, когда люди уже отдыхают. Поэтому будет правильным, если читатель ознакомится с этим повествованием полностью, без купюр, без литературной правки, как с исповедью человека, который знал правду войны и хотел ее нам открыть без прикрас. Он понимал: перед историей, как и перед Богом, говорить нужно только правду.