Город Бесконечной Ночи (ЛП) - Престон Дуглас. Страница 53

— В общих чертах да.

Озмиан склонился над столом.

— Общественное мнение никогда меня особо не волновало. Однако должен признаться... — и тут он на мгновение запнулся. Казалось, гнев, наконец, покинул его, и на его лице проступило смиренное выражение. — Должен признаться, что правление «ДиджиФлуд», скорее всего не одобрит утечку данной информации, бросающую тень на компанию. Я хочу вас поздравить, вы обладаете прекрасными следовательскими способностями.

Гарриман с достоинством принял этот комплимент.

Озмиан повернулся на своем стуле и на секунду взглянул на панораму за огромным окном. Затем он снова повернулся к Гарриману.

— Похоже, мы находимся в патовой ситуации. Итак, вот что произойдет дальше. Я сниму с вас весь компромат, зачислю средства обратно на счет фонда имени Шеннон Круа и сделаю так, чтобы это выглядело как банковская ошибка. Взамен, когда вы уйдете, вы оставите мне оригинал этих письменных показаний и согласитесь не публиковать ничего о том, что случилось в Церкви Милосердной Богородицы.

Пока Озмиан говорил, Алвес-Ветторетто заметила, что Гарриман засветился. В своем кресле он буквально раздулся от самомнения и восторга, как павлин.

— А как быть с моими статьями об убийствах?

— Я хотел бы чистосердечно вас попросить, как мужчина мужчину, не пятнать имя моей дочери больше, чем вы уже это сделали. После нее было множество убийств, о которых можно писать все, что угодно.

Гарриман молча выслушал все это. Когда он заговорил, его голос звучал предельно серьезно.

— Я попробую. Но я должен вас предупредить, что если о вашей дочери появится информация, заслуживающая внимания общественности, мне придется об этом написать. Вы же понимаете?

Озмиан открыл рот, как будто собираясь возразить, но в итоге так ничего и не сказал. Магнат немного обмяк в кресле и слегка кивнул, давая понять, что понял.

Гарриман поднялся.

— Мы закончили. И я надеюсь, что вы вынесли нечто важное из всего этого, мистер Озмиан, а именно, что, несмотря на ваши деньги и власть, давить на прессу было плохой идеей. Особенно, если от лица прессы выступает репортер, настолько опытный и преданный своему делу, как я. Истина всегда найдет выход, мистер Озмиан.

Как только эта миниатюрная лекция по этике завершилась, репортер развернулся на одном каблуке и — даже не протянув руку для рукопожатия — с видом оскорбленного достоинства направился к двойным дверям.

Озмиан подождал, пока за Гарриманом не закроются двери. Затем он повернулся и вопросительно взглянул на Алвес-Ветторетто, которая кивнула ему в ответ. И как только она это сделала, то увидела, что напряжение — довольно сильно охватившее Озмиана после встречи с агентом Пендергастом, — теперь, казалось, полностью ушло.

Гарриман едва смог удержаться, чтобы не запрыгать от ликования в лифте, пока тот спускался в вестибюль. Его давление сработало! Впрочем, он был уверен, что оно сработает — еще с той темной ночи в своей квартире, за несколько дней до этого. Все, что было сделано, являлось всего лишь своего рода отлично отточенным мастерством репортера. И, по правде говоря, сейчас в разговоре с Озмианом он немного поскромничал: мало кто еще мог бы раскрыть злобные секреты этого человека так же быстро и основательно, как это сделал он сам.

Он победил. Он встретился на поле брани с великим и ужасным Озмианом, с оружием, выбранным самим магнатом — шантажом — и победил! То, как он полностью уступил, даже в таком больном вопросе, как его дочь, говорило о многом.

Двери лифта распахнулись. Миновав вестибюль и вращающиеся двери, Гарриман оказался на Вест-Стрит. Его мобильный телефон, который вибрировал один или два раза в течение последних минут его встречи с Озмианом, сейчас снова побеспокоил его вибросигналом. Он вынул его из кармана.

— Гарриман слушает.

— Брайс? Это Розали Эверетт.

Розали была одной из лучших подруг Шеннон Круа и занимала второе место в совете директоров фонда. Ее голос звучал необъяснимо взволновано.

— Да, Рози. Что случилось?

— Брайс, даже не знаю, как это сказать, и, тем более, не знаю, что с этим делать... но я только что получила по электронной почте целый ряд писем, содержащих кучу документов — финансовых документов. Похоже, их отправили случайно, только пять минут назад. Я не бухгалтер, но, похоже, все активы фонда — чуть меньше полутора миллионов долларов — были переведены с нашего бизнес-счета на частный счет на Каймановых островах, зарегистрированный на твое имя.

— Я-я... — прохрипел он, слишком потрясенный случившимся, чтобы произнести что-то связное.

— Брайс, это должна быть какая-то ошибка. Ведь так? Я имею в виду, ты же любил Шеннон... Но здесь все написано черным по белому. Все остальные члены правления тоже получали копии. Эти документы — Господи, здесь еще что-то прислали — все они утверждают, что перед праздником ты опустошил банковский счет фонда. Это же какая-то подделка, да? Или, может быть, всего лишь плохая новогодняя шутка? Пожалуйста, Брайс, скажи что-нибудь. Я боюсь…

Со щелчком ее голос оборвался. Гарриман понял, что его пальцы невольно сжались в кулак, оборвав звонок.

Через мгновение телефон снова зазвонил. После переключения на голосовую почту, он звонил снова, и снова.

Затем раздался сигнал получения текстового сообщения. Замедленными, странными движениями, как в плохом сне, Гарриман посмотрел на экран своего телефона.

Сообщение было от Антона Озмиана.

Почти против своей воли Гарриман нажал панель сообщений на своем телефоне, и послание Озмиана выскочило на экран:

«Идиот. Тоже мне, гордая опора четвертой власти! Во время вашего самодовольного триумфа при обнаружении этой истории у вас не возникло желание задать себе самый главный вопрос: почему я избил этого священника? Вот ответ, который вы должны были сами найти. Когда я был прислужником в церкви Богородицы, отец Ансельм надо мной издевался. И он меня периодически насиловал. Несколько лет спустя я вернулся в эту церковь, чтобы убедиться, что он больше не охотится за своими подопечными. И вот еще один хороший вопрос: почему мне предъявили обвинение только в мелком правонарушении, да и то быстро замяли? Конечно, была выплачена моральная компенсация, но и церковь отказалась поддерживать какое-либо уголовное расследование, потому что они знали, какая разрушительная информация выйдет наружу, если они это сделают. Теперь спросите себя: если вы опубликуете эту историю, то чьей стороне будет сочувствие общественности? На стороне священника? Или на моей? Даже более уместный вопрос, как поступит совет директоров «ДиджиФлуд»? Что целый мир подумает о вас за разоблачение насилия, случившегося со мной в юности, и последовавших за ним психических последствиях, которые я преодолел и основал одну из самых успешных компаний в мире? Так что давайте, публикуйте свою статью.

A. O.

P.S. Наслаждайтесь тюрьмой».

По мере того, как он с нарастающим ужасом читал это сообщение, строки начали мерцать и становиться блеклыми. Через секунду они исчезли, их сменил черный экран. Гарриман отчаянно пытался сделать снимок экрана, но было уже слишком поздно — сообщение Озмиана исчезло так же быстро, как и появилось.

Он с недоверием и паникой поднял взгляд от своего телефона. Это должно быть просто дурной сон, по-другому и быть не может! И, конечно — словно в кошмаре — он увидел, примерно на расстоянии в полквартала да по Вест-Стрит, двух офицеров полиции Нью-Йорка, смотрящих в его сторону. Один из них указал на него. И затем, — пока он стоял, приросший к месту, не находя в себе силы двинуться — они побежали к нему, на ходу доставая из кобуры пистолеты.

46

Лонгстрит и держащийся молчаливой тенью подле него Пендергаст стояли у двери гаража ничем не примечательного дома Роберта Хайтауэра на Герритсен-Авеню в Марин-Парке, Бруклин. Дверь была открыта, и через нее прохладный зимний воздух проникал внутрь. Подъездная дорожка была покрыта тонким слоем снега, который выпал сегодня поздно ночью, но Хайтауэра это, казалось, совсем не волновало. Все пространство гаража было заставлено рабочими столами, персональными компьютерами разной степени устаревания, электронными платами, от которых отходили ряды проводов, старыми ламповыми мониторами без кинескопов, висевшими на стенах потрепанными инструментами, ленточными пилами, компрессионными щипцами, настольными тисками, целым набором паяльников и полудюжиной органайзеров для мелких деталей. Большинство выдвижных ящиков были открыты, и из них выглядывали болты, шурупы, гвозди и резисторы. Хайтауэр, суетившийся над чем-то за рабочим столом, на вид выглядел лет на шестьдесят. Он был крепко сбитым, коренастым парнем с короткими, но густыми темно-русыми волосами с проседью, покрывавшими его макушку.