Разбойничья дорога - Дункан Дэйв. Страница 12

– Ах, это? – рассмеялся Ториан. – Должно быть, ты придаешь ему слишком большое значение, друг мой Омар. Нет, я покидал родной дом по водосточной трубе. Мне никогда еще не приходилось заниматься недостойными забавами, обычными для любого нормального мальчишки. По неопытности своей, а также из-за спешки я напоролся на гвоздь, вот и все.

– А отметина от стрелы на ляжке?

– Наступил на хвост спящей кошке. Она меня укусила.

– Не может быть!

– Ты сомневаешься в моей правдивости?

– Нет, нет, клянусь! – Я потянулся за кувшином, но обнаружил, что тот уже пуст. – Мне никогда еще не доводилось слушать истории замечательнее, и если нам с тобой удастся покинуть Занадон живыми, я буду рад – нет, просто счастлив – взять тебя в ученики, ибо вижу в тебе подлинный талант рассказчика.

– Но это так, ерунда, – запротестовал он. – Заурядный бытовой анекдот, трагедия без назидательной морали. И хотя твое любезное предложение глубоко тронуло меня, я, боясь показаться неблагодарным, все же рассчитываю сделать совсем иную карьеру.

– Позволь узнать, какую именно?

– Подумываю наняться кому-нибудь в услужение. У меня талант к растительным композициям.

– А как тогда быть с капралом Фотием?

– Разумеется, после того, как разделаюсь с этим засранцем.

7. История Балора

– Ну теперь-то наконец мы можем отправиться дальше? – спросил Ториан после долгого молчания.

– Терпение! Только когда я уверюсь в том, что город спит и никто не будет с подозрением коситься на нашу одежду и бронзовые ошейники.

– Что касается меня, моя одежда этим ошейником и ограничится, ибо я потерял свою повязку где-то по дороге. Надеюсь, твои боги ниспошлют мне что-нибудь взамен?

– Они привели меня сюда не без причины, так что, полагаю, они сохранят мне жизнь. Впрочем, я могу служить им и в цепях. Поживем – увидим.

Действительно, рабство еще не самое худшее: рабов по крайней мере кормят. Нищенство – другая занятная профессия, не такая уж неприятная (если только представители закона не выказывают излишней рьяности). По крайней мере мой опыт говорит мне, что нищие, как правило, спят гораздо спокойнее купцов. Помнится, в царском дворце я едва не умер голодной смертью, зная, что каждый кусок, подаваемый мне на золотом блюде, может быть отравлен. С другой стороны, я жил по-царски в пустыне, где мои жены ухитрялись волшебным образом готовить нечто восхитительно вкусное чуть ли не из песка.

Совсем другое дело – беглые рабы. Они притягивают к себе несчастья, как раненая антилопа – гиен. Перед ними закрыты все двери – от дворца до сортира. Помнится, в бытность мою беглым рабом… впрочем, я отклоняюсь от своего рассказа.

Меня сильно беспокоили наши ошейники. Я никак не мог придумать подходящую одежду, которая закрывала бы шею. Похоже, моего спутника одолевали те же мысли, ибо он произнес со вздохом:

– Возможно, нам стоило пилить не цепи, а сами ошейники.

– На это ушли бы дни.

– Тоже верно. Разумеется, – добавил он довольным тоном, – у меня-то его видно только со спины. С какой стати ты так обошелся со своей бородой? Не борода, а бурый мох какой-то…

– Мое ремесло требует, чтобы я выглядел странником.

Он неодобрительно фыркнул.

– Ну и куда мы пойдем?

Я почесался и попробовал принять положение поудобнее. Как бы я ни притворялся, что это меня не беспокоит, теснота была ужасающей даже для меня, не говоря уж о Ториане. Я не знал ответа на его вопрос. Я пришел в Занадон и исполнил волю богов. Возможно, когда я усну, мне откроется, что делать дальше.

– Я уже тысячу раз оказывался в чужом городе без гроша в кармане и ни разу еще не умер. В нашем случае, думаю, мне стоит пойти в храм.

– Почему в храм? – спросил он после долгого молчания.

– Ну, – самым беззаботным тоном ответил я, – насколько мне известно, жрецы не могут быть рабами. Если мы попросимся добровольцами в жрецы, нас избавят от ошейников.

– Воистину твои мозги протухли, как недельная пахта! Ты что, не видел этих заплывших жиром, безбородых жрецов у ворот? Ничего не могу сказать о Майане как таковой, но рогатая богиня известна под многими именами. Богиня Страсти всегда требует от своих служителей полного отречения от людских страстей. О Метала, прежде чем они избавят нас от ошейников, мы можем лишиться и более ценных для нас предметов.

– Ты, должно быть, особо переживаешь за них – только-только узнав их назначение?

Снова послышался рык хищника в лесу, и я понял, что слишком испытываю чувство юмора моего спутника.

– Возможно, это предположение заслуживает более внимательного рассмотрения, – согласился я. – И все-таки я по-прежнему намерен идти в храм.

– Объясни!

– Не так громко. Все очень просто. Ты слышал легенду о Балоре?

– Подобных баек не меньше, чем листьев в лесу.

– Тогда я тебе расскажу. Последняя история на сегодня – и мы приступаем к действию.

– Только покороче!

– Постараюсь.

Теперь я уже почти не сомневался, что этому юному гиганту суждено сыграть в эти беспокойные дни какую-то довольно важную роль, хотя какую именно – пока не знал. Планируя свой побег, я поначалу искал его общества лишь потому, что не люблю приключений в одиночку – диалог куда занимательнее никем не прерываемого монолога, – но боги устроили так, что мы оказались вместе, не спрашивая, хочу я того или нет.

Поэтому я поведал ему историю Балора – я сам услышал ее впервые года два назад, когда собирал рассказы в дельте Натипи, к югу от Берегов Небесного Жемчуга. Иногда эти места называют еще Серебряными Берегами. Города там такие древние, что даже трудно себе представить, сколько им столетий. Собственно, они настолько древние, что умирают от старости, утратив былые знания и позабыв легенды.

Когда-то, давным-давно, кто-то из друзей – ловцов жемчуга из Рейма – впервые сказал мне, что морские боги ненавидят дерево. Когда я посмеялся над его словами, ловцы жемчуга показали мне устои причала, источенные морскими рачками, потом взяли с собой на погружение, показав почти целиком изъеденные обломки кораблей на мелководье. Когда я и здесь выказал некоторое недоверие, они – рискуя утопить меня – заставили меня нырнуть глубже, к совсем древним обломкам, одетым в тяжелые панцири из ракушек и кораллов. Действительно, у тех кораблей не осталось ни одной деревянной доски – все обратилось в камень.

Вот это превращение вспомнилось мне, когда я попал на Серебряные Берега, в край, где море поднимается, чтобы поглотить деревни. Волны гуляют меж брошенных хижин, а косяки рыб плещутся у очагов, там, где когда-то играли дети. Рачки и ракушки трудились над деревом, и деревни погружались в море, превращаясь в каменные памятники самим себе.

И точно так же, казалось, наступают на города, пожирая камень, джунгли – дерево за деревом, медленно, но неуклонно, как полчище ночных призраков. Кое-где еще жили люди – точнее, влачили существование на улицах, в тени лесных гигантов, пытаясь не замечать нашествия джунглей. Но их игра была проиграна, и во многих местах люди исчезли совсем, уйдя неизвестно куда. Дома обрушивались, зарастали мохом и лианами, и постепенно джунгли пожирали города. Но я снова отвлекся…

Как-то ночью, во сне, я увидел древнюю старуху в голубом хитоне, сидевшую у колодца под баньяновым деревом. Проснувшись поутру, я нашел площадь, дерево, колодец и ее саму – как и было предсказано. Я узнал ее по обилию морщин, по хитону и по бородавке на носу. Сомнений не было. И впрямь, она подслеповато уставилась на меня, сморщила свое и без того морщинистое лицо и сказала: «Пришел наконец!»

Я просидел с ней много часов, пока на площадь не легли вечерние тени, и за это время мы обменялись с ней множеством историй. Она была родом из Занадона и… впрочем, ее собственная история к делу не относится. Я поведаю ее вам как-нибудь в другой раз.

Она открыла мне чудес без числа: почему обезумели боги Дол Фарка, и куда ушли беженцы из Кишмайра, и кто украл Сосок Кса-Вок – столько тайн, что у меня голова пошла кругом. А когда на закате вороны, хлопая крыльями, полетели домой, я пообещал ей, что вернусь наутро, а она вздохнула, будто на нее снизошла благодать, и вежливо сказала, что она не придет, ибо ее искупление свершилось. Но она не стала вдаваться в подробности.