Струны - Дункан Дэйв. Страница 40

— Нежный великан!

— Сентиментальные глупости. Я говорю о строгих научных фактах. Так вот, наиболее примечательным элементом построенного психопрофиля была цепкость. Тут цифра оказалась на верхнем пределе экспериментальных возможностей, методику буквально зашкаливало.

— Цепкость?

— Условное название комплекса, состоящего из настойчивости, целеустремленности, обыкновенного ослиного упрямства.

— Отвага? Почему не назвать это прямо — “отвага”?

— Я не понимаю этого слова. Неоднозначный термин, не поддающийся научному определению.

Элию так и подмывало съехидничать. Хуже того — она не устояла перед соблазном.

— Вы не понимаете — зато я прекрасно понимаю. Так что же там насчет “цепкости” Седрика?

— Я сразу задумалась — не растрачивается ли попусту ценный материал?

Господи Боже! Неужели эта женщина органически не способна думать о своем внуке как о человеке?

Агнес Хаббард почти беззвучно хохотнула; казалось, она услышала мысль Элии.

— Я уже говорила, что возможности ГПЛ ограничены — наследственность определяет в человеке многое, но далеко не все. Каждый из нас формируется под воздействием окружающей среды. Обычно считается, что природа и воспитание определяют окончательные характеристики личности приблизительно в равной степени.

— Но кто же может описать среду числовыми параметрами? — Элия даже не пыталась скрыть свой скептицизм.

— В данном случае это возможно, — уверенно кивнула Хаббард. — Методика разработана очень подробно, под личным наблюдением доктора Уитлэнд — очень полезный инструмент для проверки поступающих к нам на работу. К тому же Седрик вырос в обстановке, резко отличающейся от обычной. Мы смоделировали воспитание в закрытом учебном заведении, при почти полном отсутствии стимулов, и получили ИПХ, интегральный прогноз характера.

— Так что же получилось в конечном счете?

— Крайне любопытные результаты, крайне любопытные. — Бабушка обсуждала своего внука абсолютно бесстрастно, словно лабораторного кролика. — Судя по всему, такое воспитание развивает уверенность в себе, привычку полагаться на свои и только свои силы. Его фактор цепкости взлетел еще выше.

— И что же из этого следует?

— Из этого следует, что я могу подвергнуть Седрика Диксона Хаббарда любым испытаниям, ничуть не опасаясь превратить его в слюнявого идиотика. Скинуть его из окна? Пустое дело. Напустить на него кровожадную толпу? Почему бы и нет? У него колоссальная цепкость, он выдержит все, что угодно. Не переставая функционировать. Он практически неуязвим — да вы и сами были тому свидетельницей.

Элию мутило, на языке вертелись резкие, злые — и опасные — слова. Уйти, уйти отсюда, пока не поздно. Она встала.

— Я еду в Кейнсвилл. Сейчас. Хаббард осталась сидеть. В холодных, серо-голубых глазах поблескивало легкое презрение.

— Ты, девочка, так и не осознала самое главное.

— Что именно?

— Седрик мне нужен, у меня есть на него виды. Он — пешка, но пешка довольно важная.

Элия тяжело оперлась на спинку только что покинутого стула и взглянула в ненавистные, издевательски сощуренные глаза отвратительной старухи.

Взбесилась, совсем тетка взбесилась. Смирительная рубашка по ней плачет.

— Пешка, которой вы решили пожертвовать?

— Возможно.

— Буквально? Пожертвовать — в самом буквальном смысле? Убить?

— Это уж как получится, — безразлично пожала плечами Хаббард. — Я играю по-крупному. Тут, дорогая принцесса, главный стол, ставки по доллару не принимаются. А всякие там чувства-сантименты и того доллара не стоят. Именно это я и хочу вдолбить тебе в голову. Так что не связывайся ты с моим внуком, для своего же спокойствия.

— Я еду в Кейнсвилл.

— Подожди, я еще не закончила. У меня есть вопрос. Эта самая ваша наследственная интуиция — если верить рассказам, — она просто предупреждает вас об опасностях?

Элия знала, что будет дальше. Знала и молчала, делая вид, что не поняла вопроса, приняла его за утверждение.

Хаббард нахмурилась:

— Ну так что? А самообеспечиваемость?

— Само — что?

— Слушай, милая, не нужно тут дурочку из себя строить. Помогает ли ваша наследственная интуиция выбирать брачного партнера? Партнера, обеспечивающее продление и усиление этой самой интуиции.

По мнению Каса — да. Элия неуютно поежилась.

— Если да, тогда я тоже являюсь пешкой, марионеткой своего буддхи, и все, сказанное мною на этот счет, может оказаться ложным.

— Понятно, — задумчиво протянула Хаббард — и тут же оскалила нижний ряд зубов в самой отвратительной из отвратительных своих улыбок.

— Ну что ж, принцесса, пользуйся моим внуком, пока есть такая возможность. До чего же смешно было смотреть, как ты поминутно его лапала. Но не забывай, что все эти игры скоро кончатся. Надолго ты его не получишь, и не надейся. Он не поедет с тобой ни на Тибр, ни на какую другую планету. Он принадлежит мне, со всеми своими потрохами.

Она поднялась из-за стола — высокая, тонкая и прямая, опасная, как стальной клинок.

— Вот получишь от меня мир — и разыгрывай из себя, сколько душе угодно, Моисея в юбке, веди свой народ в землю обетованную. А Седрик останется здесь. Он мой — это я вызвала его к жизни.

— Вы сошли с ума.

— Многие говорили мне это, очень многие. Вот только мало кто из них дожил до сегодняшнего дня.

Институт имел собственную ветку трубы, соединенную с основной магистралью, и собственную станцию. Безостановочные экспрессы, курсирующие между Центром и Кейнсвиллом раз в два часа, причиняли уйму неудобств всем прочим пользователям важной транспортной артерии.

Элия появилась на платформе минут за десять до отправления, красная и запыхавшаяся после совершенно излишнего финишного броска. Предмет ее поисков — сопровождаемый непременным телохранителем — скромно стоял среди прочих отъезжающих, будничный и незаметный, как жираф в крольчатнике. На нем было светло-голубое пончо, всклокоченная рыжая шевелюра превратилась в аккуратные волны каштановых волос. Двери только что открылись, Седрик глазел на прибывших пассажиров, а потому не заметил Элию, пока та не оказалась совсем рядом. Тогда он посмотрел вниз и расцвел счастливой улыбкой.

Сердце Элии подпрыгнуло — но тут же упало в вязкое болото жалости и вины. Ну конечно, иначе и быть не могло! Бабушка врала ему, предавала его, приемные родители оказались пособниками убийц, чуть не вампирами, все его друзья зверски умерщвлены — ну разве после всего этого устоишь перед хорошенькой девушкой, которая ласково разговаривает, улыбается и строит тебе глазки? Если Седрику и вправду девятнадцать, он младше ее максимум на восемь месяцев, а может и не младше, а чуть старше. Он выше ее на добрых сорок сантиметров. И все равно он ребенок, не в меру огромный — но ребенок.

— Это ничего, что я в рабочей одежде? — робко, чуть ли не виновато улыбнулся Седрик. — Я такой длинный, и у них там на складе не нашлось…

— Все, что угодно, лишь бы не тот зеленый! И синий тебе идет.

Седрик покраснел — чего, собственно, и следовало ожидать.

Элии заметно полегчало, от одной его близости — чего тоже следовало ожидать!

Она почти ненавидела себя — за то, что использует этого мальчика как лекарство, как противоядие.

В довершение всего Седрик смущенно протянул ей красную розу, извлеченную откуда-то из-под пончо.

Господи! Да я же ничем не лучше этой бешеной суки, его бабки!

Институтские вагоны были значительно чище и удобнее обычных, кроме того, заместитель директора обладал определенными привилегиями. Тут же выяснилось, что почтенного возраста ученые, шустро оккупировавшие купе-люкс, считают себя фигурами более значительными, чем какой-то там мальчишка. Багшо терпеливо объяснил им ошибочность такого мнения. Убедившись в бесполезности слов, он вывел почтеннейшего из старцев за ухо, остальные покорно потянулись следом. Когда Джетро сделал попытку примазаться к Элии, Багшо пригрозил обрить ему бороду — при помощи бластера. Элия была почти уверена, что эта замечательная идея исходит от самого немца, не от Седрика, но и Седрик явно радовался возможности получить принцессу в единоличное свое распоряжение.