В Хангай за огненным камнем - Липовский Юрий Олегович. Страница 35

Весьма необычная голубая окраска халцедона вызвала повышенный интерес многих исследователей камня. Один из них, американец Дейк, связывал голубой цвет халцедона из Калифорнии с присутствием в нем органического вещества, ибо окраска исчезала при нагревании камня. Другой американский исследователь, Лейтнер, предположил, что голубое окрашивание халцедона происходило под действием солнечной радиации. В качестве доказательства он приводил тот факт, что халцедон, найденный на поверхности, имеет более интенсивную голубую окраску, чем тот, который находится в земле.

Кстати говоря, это наблюдение не подтверждалось нашими наблюдениями на монгольской земле. Монгольский халцедон имел одинаковую степень окрашенности независимо от местоположения. Дело, по-видимому, в другом. Известный минералог Дж. Дэна связывал возникновение голубой окраски с рассеянием света, вызванным присутствующей в халцедоне двуокиси титана в виде рутила и тончайших пылевидных частиц.

Природой голубой окраски монгольского халцедона заинтересовались сотрудники Минералогического музея им. А. Е. Ферсмана АН СССР в Москве, и мы предоставили им необходимый материал. Исследования, проведенные Г. П. Барсановым и М. Е. Яковлевой, дали неожиданно интересные результаты. По их данным, голубая окраска халцедона вызывается дисперсно-рассеянным цирконом, содержание которого составляет 0. 026—0. 22 %. Это предположение вполне согласуется с данными исследований циркониевых красителей, которые используются для изготовления цветных циркониевых глазурей. Действительно, краситель, состоящий из двуокиси циркония и двуокиси кремния (в тех количествах, что и в цирконе) и содержащий к тому же ванадат аммония и фтористый натрий, после предварительного обжига при температуре 800 °C становится голубым. Что же при этом происходит? Разглядывая краситель под микроскопом, можно увидеть возникшие в нем кристаллы голубого циркона, цвет которого в свою очередь обусловлен вхождением в его структуру ванадия, что происходит только в присутствии фтористого натрия. Итак, в конечном итоге необходим ванадий, окрашивающий циркон, а тот в свою очередь обеспечивает голубую окраску халцедона. Исследования, проведенные упомянутыми авторами, доказали, что ванадий неизменно присутствует во всех образцах монгольского халцедона в количествах, достигающих 0.001 %.

Голубой (сапфириновый) агат-и изделие из него. Гоби. В натуральную величину.

Глубокий голубой цвет халцедона вызывал положительные эмоции у многих. Все сырье, добытое из уникальной россыпи, пошло в дело — на изготовление вставок, бус и мелких поделок. Нашел этот самоцвет и другое достойное применение. Когда в Улан-Баторе стал строиться Дворец бракосочетания, Мунхтогтох получил ответственное задание: выполнить мозаичное панно из камня для украшения одного из залов Дворца. Композиция этой мозаики была разработана московским художником Е. Н. Яценко и его монгольскими коллегами в лучших традициях монгольского прикладного искусства с учетом символики цветов и узоров. На ее изготовление пошли многие самоцветы: разноцветные агаты, яшмы, родонит, зеленый лиственит и другие. В центре мозаики — изображение легендарного цветка Востока — лотоса, символически выражающего старинную заповедь: «Пусть Ваша душа будет так же чиста, как лепестки лотоса, корнями уходящего в ил, но чистого от донной грязи!». Когда создавалась каменная картина и мы подбирали к ней цветные камни, то не пришлось задумываться над тем, какой материал может быть использован для изготовления лепестков лотоса. Им мог быть только голубой халцедон — чистый и нежный, как юная невеста, входящая в торжественный зал Дворца.

Мозаичное панно «Каменный лотос» во Дворце бракосочетания в Улан-Баторе.

Голубой халцедон принадлежит к числу популярных и испытанных временем самоцветов. Его использовали еще античные мастера для изготовления резных изображений на камне — гемм. Не угас спрос на этот камень и в настоящее время.

В старину считалось, что голубой халцедон избавляет от меланхолии и улучшает настроение. Наверное, это так. Когда я смотрю на этот камень в серое и дождливое ленинградское ненастье, то живо представляю себе лазурное монгольское небо, вспоминаю своих друзей и сам не замечаю, как у меня поднимается настроение. Хвала голубому халцедону — подлинному камню радости!

Возвращение в Улан-Батор

В профессии геолога есть немало приятных сторон и среди них радость открытий и возвращение. Пять месяцев кряду ползали мы по вершинам вулканов, спускались но отвесным стенкам в каньоны, мыли в студеных горных реках шлихи и под палящим солнцем пустыни добывали самоцветы… И вот теперь заканчивался наш 1000-километровый автопробег по дорогам и бездорожью. Уходил в прошлое летний полевой сезон, доставивший громадную профессиональную радость и необычайно яркие впечатления. Сбылись мои мечты — провести исследования в удивительном Хангае, увидеть своими глазами величайшую пустыню Гоби, побывать во многих, казалось бы, недоступных местах. Спасибо тебе, Хангай, за чудесный подарок — огненный камень! Нет больше тайны монгольского пиропа — ее раскрыли геологи-самоцветчики. Но ставить точку было еще рано: еще предстояла борьба за камень, за то, чтобы он нашел себе достойное применение. Впереди нас ждали новые задачи и новые препятствия на пути их решения, новые раздумья, сомнения и радости — все то, что является неотъемлемой частью работы геолога.

Красавец Улан-Батор встретил нас ярким, по холодным солнцем и чистым бодрящим горным воздухом. Приятно зеленели лиственницы на склонах священной Богдо-улы, но кое-где уже проглядывались багряно-желтые и бурые краски наступившей осени. И также красочны и нарядны были улицы монгольской столицы, расцвеченные многолюдными толпами улан-баторцев в шелковых халатах-дэлах всех цветов радуги, в костюмах, кожаных куртках, джинсах. На степах кинотеатров мелькали яркие афиши новых советских фильмов. Они пользуются успехом у жителей Улан-Батора, где каждый третий в той или иной степени знает русский язык. По широкому проспекту вереницей двигались машины — ярко-красные «Икарусы», «Волги», «Москвичи», «Мерседесы» и «Тойоты» — целый парад машин. И в этом параде великолепия принимала участие наша старая, ушедшая в историю «Эмка», сохранившаяся, вероятно, со времен Халхин-гола. Проезжали и грузовые машины с брезентовыми кузовами, из которых высовывались загорелые парни в свитерах и зеленых штормовках — это возвращались в Улан-Батор участники геологических, палеонтологических, археологических и прочих экспедиций, которые ежегодно работают в различных уголках страны.

Осень — особая пора в жизни геологов. Весна приносит озабоченность, ожидание и сборы в поле. Лето — самая напряженная и ответственная пора, когда геологам приходится выкладываться, не считаясь ни с какими условиями, работать в любую погоду, без отгулов и выходных, помня, что от результатов каждого зависит успех общего дела. Другое дело осень. Это время возвращения бородатых и заросших полевиков с «покоренных вершин» и освоенной тайги, время радостных встреч, общего веселья и подведения итогов.

Осенью монгольские геологи отмечали свой профессиональный праздник. Гладко выбритые и подстриженные полевики, сменившие свою зеленую униформу на костюмы, в белых сорочках и при галстуках спешили на торжественное собрание в Министерстве и Центральном геологическом управлении. После официальной части, взаимных поздравлений и обмена новостями они расходились по своим партиям и экспедициям, где начиналось шумное и веселое застолье.

Партия «Цветные камни» собиралась в полном составе в своем тихом и уютном помещении углового дома по проспекту Мира. Дружно сдвинули буквой П столы, накрыли их белой бумагой, расставили приборы, достали все лучшее, что удалось привезти с поля и купить в столичном магазине. Каждый из участников вечера должен был помнить о трех традиционных принципах: не превышать нормы выпитого, не молчать (но и не говорить о работе) и не затягивать своего выступления. Каждый в течение вечера должен был обязательно выступить, сказать «свое слово». Можно было произнести остроумный тост или юрол — пожелание в стихах, рассказать анекдот или спеть песню. За столом царило веселье, слушали выступающих, произносили тосты: шумно — за найрамдал (дружбу) и по традиции молча — за удачу (чтобы не отпугнуть эту «птицу счастья»). Пели под гитару протяжные, раздольные, как степь, монгольские песни и наши, хорошо знакомые и любимые многим. Празднество затянулось допоздна. Расходились заметно оживленные и довольные проведенным вечером, своими товарищами и самими собой. И не было друг к другу никаких претензий и обид, никто не выяснял отношений — они выяснялись в поле. В свой праздник геологи решительно забывали о всем неприятном, если оно когда-нибудь и было, и наслаждались жизнью, как совсем недавно ночным ветерком, освежавшим их разгоряченные лица.