Властелин Огненных Земель - Дункан Дэйв. Страница 37

Потом осторожно выглянул.

– Ладно, можешь смотреть, – проскрипел старик. Он проковылял вокруг октаграммы; теперь его увечья можно было разглядеть лучше: из-под рясы виднелась только одна усохшая нога. Вместо правой он опирался на деревяшку, и, судя по тому, как висела на нем одежда, от нее остался только короткий обрубок бедра. Выходит, он проделывал все эти пляски на деревянной ноге!

Вульфвер сдернул повязку. Он повернулся посмотреть на октаграмму, и его туповатое лицо перекосилось от досады.

– Вода? Вода! Ты можешь заговорить от воды? – Он встал. Ростом он превосходил заклинателя на полголовы, а уж в плечах был вдвое шире.

– Жалкий червяк! – буркнул старик. – Да, я могу заговорить от воды. Смерть и черви, разве вода – ответ? Ветер дует, волна хлещет, смерть идет… Как знать? – Даже когда он не призывал духов, голос его оставался скрежещущим, чуть приглушенным капюшоном. – Вода или кровь? Или даже вино?

– Но это же вода! – Вульфвер пнул пустой кувшин и выругался, потому что ноги его были босы.

– Но ты перевернул его, козел неуклюжий. Судьба, да разве это важно? Ах, смерть! Судя по тому, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы найти выход, недоумок, это не так уж и важно. Хочешь, я сложу для тебя глитм еще раз, когда ты придешь сюда снова… а если ты помрешь до того, невелика потеря.

– Сложи сейчас! – Когда юный здоровяк начинал рычать так в Сюнехофе, он обыкновенно получал все, что хотел, но напугать старика ему не удалось.

– Уже поздно, балбес! Ты что, не видишь: солнце почти зашло?

– А это разве важно?

Заклинатель подпрыгнул к нему и завизжал прямо в лицо:

– Это важно, если я говорю, что это важно!

Вульфвер отпрянул, снова споткнулся о кувшин и рухнул, как срубленный кедр, от чего Радгар едва не выдал себя, с трудом удержавшись от смеха.

Заклинатель огрел его по бедру своим посохом.

– Делай, как тебе сказали, нифинг, или я оставлю тебя тонуть на здоровье. Одевайся, пока твои вши не проголодались и не повылезали тут – вонючий окуста!

– Да, Хильфвер! Прости, Хильфвер! – Вульфвер неуклюже поднялся, но одежда его лежала, рядом с тем деревом, за которым прятался Радгар, так что тот слышал, как он бормочет себе под нос: «Старый глупый козел!» – и прочие нелестные эпитеты. Одевшись, Вульфвер наверняка собирался пойти за Скеаттом и обнаружил бы Свеальма. Радгар исчез в лесу.

Когда он снова вернулся к избушке, между деревьями уже сновали с неестественно высоким писком летучие мыши. Летучие мыши не пугали его; он только завидовал их умению видеть в темноте, потому что дорогу ему пришлось искать, полагаясь только на память, а темнота в лесу стояла почти полная. Стены кратера отрезали почти весь отсвет летних сумерек; ночь стояла безлунная. Спрятавшись в лесу, он проследил за тем, как Вульфвер ведет Скеатта и вьючную лошадь в туннель, потом расседлал Свеальма и пустил его пастись на той поляне, откуда только что увели вьючную лошадь. Немного свежей травы этому здоровяку точно не повредит.

Стоило Радгару показаться во дворце, и его никогда больше не пустили бы в Веаргахлейв, так что удовлетворить свое любопытство он мог только сейчас и больше никогда. Особенно его интересовал таинственный заклинатель. Любой, кто называет Вульфвера вонючим недоумком и колотит его посохом, достоин уважения за точность суждений. «Хильфвер» означает «Полчеловека», и это прозвище тот явно получил, потеряв руку и ногу. На вид он был стар, но ловкости своей пока не лишился. При необходимости Радгар мог бегать очень быстро, но все равно этот фейринг достаточно опасен. Папа, возможно, знал, какие дела дядя Сюневульф и окуста Вульфвер имели с заклинателем, а мог и не знать, и в последнем случае ателинг Радгар снова становился героем. Даже хорошо, что он отослал Эйлвина домой рассказать, где он. Если он не вернется до утра, прибудут подкрепления.

Он ни разу еще не оставался на ночь на улице. Мама будет визжать на две октавы выше жаворонка. Если он не герой, значит, непутевый щенок, сующий нос туда, куда не позволено, и в таком случае расплата будет ужасна: прости-прощай Свеальм, зато драить конюшню он будет вместе с фраллями много месяцев подряд, а уж порка будет такая грандиозная, что о ней впору будет слагать баллады скопам. Уж лучше тогда завалить туннель камнями и поселиться в этой долине еще одним отшельником.

В лесу стояла такая тишина, что он услышал стук прежде, чем увидел свет. Дверь хибары и ставень окна прилегали к стенам неплотно, да и в самих стенах было столько щелей, что избушка светилась, как небо в звездную ночь. Дым валил из каких угодно щелей за исключением дымохода. Кто-то нарубил старику дров, ибо сам он никак не справился бы своей единственной рукой со здоровым колуном, торчавшим из колоды. Впрочем, ритмичный стук изнутри доказывал, что по чему-то колотить старик все же способен. Радгар постучал в дверь.

Стук стих, и он не слышал ничего, кроме потрескивания огня.

Выждав несколько томительно долгих минут, он постучал снова. На этот раз ответом ему был резкий голос:

– Кто будит мертвеца? Здесь только гниющие кости да застарелая ненависть. Беги прочь, покуда можешь!

Радгар толкнул дверь, и она со скрипом отворилась на кожаных петлях. В полумраке висел белой пеленой дым, от которого защипало в глазах, поэтому он опустился на карачки и пополз дальше так, зная, что у самого пола дыма должно быть меньше. Очагом служили выложенные кругом посередине комнаты камни. Заклинатель-пугало сидел на земле спиной к входу, вытянув настоящую ногу рядом с деревянной, но мешок на его голове сполз в сторону, открывая клочковатую седую бороду, – похоже было, его надевали впопыхах. Маленький топорик и груда растопки у него под рукой объясняли природу стука.

– Изыди! – каркнул старик. – Изыди, покуда проклятия мои не сгноили плоть твою на костях твоих!

Радгар захлопнул дверь и подвинул несколько корзинок и ведро так, чтобы подойти к огню и сесть, скрестив ноги.

– Мне нужно знать, когда я должен буду убить Вульфвера. – Еще ему не помешало бы, конечно, что-нибудь поесть, а еще уютное место, чтобы спать. От потемневшего горшка, булькавшего на углях, исходили аппетитные запахи, а вот с уютом здесь явно было туговато. Даже дома фраллей обставлялись побогаче: ни стола, ни стульев, вместо кровати – охапка веток с набросанными поверх них шкурами. Остальную меблировку составляли грубо слепленные глиняные горшки и пара дубовых сундуков. На стенах ни одной полки, зато напротив двери висел меч – и довольно дорогой, насколько он мог судить, разглядывая его сквозь дым. На крышке одного из сундуков лежало несколько книг и свитков, а также стояла чернильница и связка гусиных перьев… как, интересно, этот калека точит их одной рукой? Должно быть, заклинатель постоянно жил на уровне земли, словно дикий зверь. Наверное, с одной рукой и одной ногой ему даже вставать и садиться трудно. Он повернул голову, чтобы взглянуть на гостя, но в отверстиях для глаз не было видно ничего, кроме черноты. По крайней мере отверстий было два, а не одно, как было бы, если бы у него осталась только половина лица. Жуть!

– Отродье слизи, кто послал тебя мучить мертвого человека, и без того настрадавшегося?

– Никто не посылал меня, эальдор. Твой глитм призвал меня, так ведь?

– Мука, мука! Кто рассказал тебе про глитм, ателинг?

Ага! Подозрения подтверждались! Если заклинатель знал, кто он, значит, Радгар бывал здесь и раньше.

– Никто не говорил мне, эальдор. Это и так ясно.

– Не давай мне никаких титулов. Я мертвец, но если ты хочешь говорить с моим трупом, называй меня Хильфвером. – Голос заклинателя упал до противного хнычущего бормотания. – Женские ласки, белые руки… Что ясно?

Не уверенный в том, о каких именно женщинах идет речь, Радгар решил не обращать на них внимания.

– Из того, что ты делал, что ты говорил. Глитм – это ведь определение проклятия, да? Ты сравнивал стихии, чтобы узнать, какая из них убьет Вульфвера. Когда ты призывал их, ты стоял на острие Смерти и звал его, и в конце концов он шагнул на острие Воды – ты сказал ему, что он утонет, но на самом-то деле он только споткнулся о кувшин, правда? Так что это не считается, а шел-то он ко мне! Он шел ко мне и упал передо мной. Я и есть проклятие Вульфвера, его смерть! – Не всякий десятилетний малец смог бы додуматься до этого, но ателингу и положено быть умнее других.