Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич. Страница 7

- Тогда вот что, - предложил вмешавшийся в их разговор комиссар отряда, - давайте решим спор жеребьевкой. Мошковский имеет одинаковое право на прыжок.

- Не одинаковое! Он уже прыгал после гибели Журавлева…

- На исправном парашюте, не вызывающем никаких сомнений, - перебил комиссар. - Нет, нет, справедливость требует жеребьевки, товарищ инспектор ВВС по парашютному делу, - добавил он в шутливом тоне.

И Минов согласился: он почему-то верил, что прыжок достанется ему. В присутствии летчиков комиссар протянул Леониду Григорьевичу две спички:

- Спичка с головкой - прыжок.

К торжеству Мошковского, Минов вытянул спичку без головки.

…Они сидели рядом в задней кабине самолета. Минов мрачно думал обо всем случившемся, поглядывал на молчаливого Яшу и все больше жалел о том, что согласился на жеребьевку.

Когда самолет оказался над центром аэродрома, Мошковский пожал руку товарищу и приподнялся. Через несколько секунд он камнем полетел вниз, и с трепетом следивший за его падением Минов увидел, как над Яшей открылся купол парашюта. А вечером в товарищеском кругу комиссар сказал летчикам:

- Я считаю своим долгом извиниться перед товарищем Миновым и поднять бокал за дружбу и дружескую преданность. - Комиссар немного помолчал и как-то странно взглянул на Минова: - Леонид Григорьевич, обе спички были без головок! Я и командир сознательно пошли на этот безобидный обман, предложенный Мошковским. Он ни за что не хотел, чтобы вы подвергались какому-либо риску. Надеюсь, что самоотверженный поступок Якова Мошковского будет по достоинству оценен летным составом нашей эскадрильи и достигнет благородной цели, ради которой он был задуман и выполнен.

На следующее утро Минов и Мошковский решили для проверки настроения летного состава провести дополнительную запись на прыжки. О желании прыгать сразу же заявило более двадцати человек. Среди записавшихся оказались две женщины, мужья которых - летчики - не отважились на прыжок с парашютом.

Таков был начальник Высшей парашютной школы Яков Давидович Мошковский, в чей кабинет я вошел с путевкой ЦК комсомола. Передо мной сидел смуглолицый человек с резко очерченным волевым подбородком и живыми темными глазами. Просмотрев мою путевку, он коротко расспросил меня о занятиях в школе и парашютном кружке, поинтересовался, занимаюсь ли я спортом. Я сказал, что имею кое-какие достижения в плавании и гребле.

Дружелюбно поглядев на меня, Мошковский дал мне направление на медицинское освидетельствование. Заканчивая беседу, он сказал:

- Сдайте путевку секретарю. С заключением медицинской комиссии приходите на аэродром.

Выйдя из кабинета в приемную, я увидел секретаря. Прежде ее не было на месте. Каково же было мое смущение, когда я узнал в ней ту самую девушку, которой говорил о своих несуществующих прыжках. Молча взяла она мою путевку.

«Узнала или не узнала?» - думал я, выходя из приемной и вытирая выступивший на лбу пот.

Медицинскую комиссию я прошел, как говорится, без сучка и задоринки и через два дня явился на Тушинский аэродром. Передо мною зеленело летное поле. Вдали около учебных самолетов ПО2 готовились к прыжкам курсанты Высшей парашютной школы. Подойдя к ним, я увидел Мошковского в синем комбинезоне и шлеме. Он кивнул мне и коротко бросил:

- Явились? Заключение есть? Сегодня будем летать. Пока наблюдайте и работайте.

У Якова Давидовича была своеобразная манера говорить отрывисто, несколько насмешливым и сердитым тоном. Какая требовалась от меня работа, он не сказал, но мне хватило и одних наблюдений. В небе кружили самолеты, управляемые молодыми летчиками. Неподалеку опускались парашютисты. Всякий раз хотелось побежать навстречу, чтобы поглядеть, как они приземляются. Тут же производилась укладка парашютов. Я присматривался к точным, выверенным движениям укладчика. Длинные стропы и огромный купол заполняли кажущийся тесным ранец в строго определенном порядке.

Часам к пяти прыжки закончились. Уехал нагруженный парашютами автомобиль. Оживленно беседуя, ушли парашютисты. Около машин засуетились техники. Яков Давидович разговаривал с инструкторами. Я решил, что он совершенно забыл обо мне. Но вскоре Мошковский подозвал меня и кивнул на заднюю кабину одного из самолетов:

- Садитесь!

Я поспешно занял указанное мне место. Начальник школы сел в кабину летчика и громко сказал стоявшему у винта мотористу:

- Внимание!

- Есть внимание! Контакт! - отвечал тот, резко повернул рукой винт и отскочил в сторону.

- Есть контакт!

Мошковский стал быстро вращать ручку магнето. Фыркнул мотор, винт качнулся из стороны в сторону и завертелся, мелькая впереди. Яков Давидович прибавил обороты и наклонил голову, осматривая поле. Самолет дрогнул и, покачиваясь, порулил к старту. Взлетная полоса была свободна: дежурный взмахнул флажком.

Самолет, будто набрав силы, под неистовый шум мотора рванулся вперед. Прижавшись к креслу, невольно держась руками за борта кабины, я весь отдался ощущению стремительного бега, ожиданию взлета. Последний, самый легкий толчок колес - и земля стала уходить вниз. Под крылом проплывали постройки, железнодорожные пути. Впереди в легком мареве виднелась Москва.

Подумав, что мне следует не только восторгаться полетом, я стал следить за высотомером и, наблюдая за землей, старался отыскать знакомые места. Машина делала виражи, резко меняла направление, накренялась то в одну, то в другую сторону. От этого земля неожидашно оказывалась сбоку - зрелище, которого никогда не увидишь на аэростате. Мошковский оборачивался и испытующе посматривал на меня. В заключение он пролетел над центром аэродрома, где обычно сбрасывались парашютисты.

- Как самочувствие? - спросил он, когда мы вышли из самолета.

- Нормальное, товарищ начальник школы!

- Хорошо. На аэродром являйтесь ежедневно.

Вечером я рассказал Щукину о своем полете.

- Завтра-послезавтра будешь прыгать, - уверенно сказал Сергей.

- Что ты! - удивился я.

- Облет - последний момент подготовки парашютиста, - пояснил Щукин.

- Но Яков Давидович еще мало знает меня.

Щукин улыбнулся:

- Он по-своему подходит к людям. Иным не доверяет, придирчиво следит за тренировкой, а некоторых допускает к прыжкам почти сразу.

На следующий день я занимался вместе с курсантами парашютной школы. В одном нз учебных помещений я увидел макет учебного самолета в натуральную величину, вернее, макет части фюзеляжа с передней и задней кабинами и частью крыла. Будущие парашютисты, надев парашют, поочередно занимали место в кабине. Они выходили на крыло и, стараясь соблюдать правила прыжка, «отделялись от самолета», спрыгивая на спортивный ковер. Подметив какую-нибудь ошибку, инструктор Николай Логинов - опытный летчик и парашютист аэроклуба - заставлял курсанта повторить все сначала.

Убедившись в том, что надевать парашют я умею, он спросил:

- Когда будете выдергивать кольцо?

- Отделюсь от самолета, досчитаю до пяти и выдерну.

- Где вас так учили, в кружке, что ли? До пяти можно досчитать чересчур быстро. Иной мгновенно выпалит весь счет и откроет парашют у самой машины.

- Еще выдергивают, когда увидят самолет над собой, - вспомнил я.

- Тоже неверно. Впервые выполняя прыжок с парашютом, вы можете растеряться и не заметить удаляющийся от вас самолет. Запомните: выдергивать вытяжное кольцо нужно сразу же после того, как почувствовали, что падаете… Давайте на макет.

Вылезая из кабины на крыло, я допустил незначительную неточность. Но, дважды повторив упражнение, заметил, что Логинов доволен мною. Мы отправились во двор аэроклуба к тренировочным качелям. С их верхней перекладины через блоки спускались два троса с карабинами на концах. Один из курсантов надел на себя подвесную систему и, подойдя под качели, пристегнулся к карабинам. Вращая рукоятку небольшой лебедки, укрепленной на раме, молодого человека подняли, и он повис в воздухе, как под парашютом. Затем его стали опускать.