По прозвищю "Царь" - Мостовой Александр. Страница 26

— Мост, давай приезжай в такой-то кабак. А я сразу отвечал:

— Извини, Шаль, сейчас не могу.

Хотя свободного времени в этот момент было навалом.

Потом этот период прошел, и сейчас мы общаемся вполне нормально. Если говорить о нынешнем Шалимове, то по мне он идеален в общении. Весел, абсолютно не напряжен. Я рад, что все его проблемы остались в прошлом. Пусть в наших отношениях в свое время были сложности, но мы помним и немало хорошего, что нас в свое время объединяло. И объединяет до сих пор.

«Будь у Саши нормальный агент, он бы попал в “Милан”»

Игорь Шалимов о Мостовом:

— Саша Мостовой — своеобразный человек. У него свой характер, непростой. Саша не любит пускать посторонних к себе в душу. Я другой — кик мне кажется, более открытый. Но возможно, так люди и сходятся. Мне кажется, двум разным типам проще найти общий язык.

Познакомились мы с Сашей еще в сборной Москвы, когда нам было по шестнадцать лет. Впрочем, близко мы в тот момент почти не общались. У нас были свои группировки: у меня — спартаковская, а у него — армейская. Самое яркое воспоминание тех лет — карты. Мы любили резаться в них, и я регулярно побеждал. Саша прямо-таки боялся со мной играть. Все дело в том, что я освоил определенный трюк — научился подмешивать карты. У соперника в результате оказывалось три туза, а у меня три шестерки. Потом, когда об этом узнали, меня стали бояться. А играли, как сейчас помню, по две копейки. Мост обычно рубился со своими армейцами. А я ходил по комнатам и искал, кого бы «обуть». Но все моментально отказывались. Я подходил к двери и кричал:

— Сань, отпирайте!

Внутри сразу затихали. О том, чтобы открыть дверь, не было и речи. Но в конце концов они подсылали одного парня, Славку, маленького и безобидного. Он выходил и тихим голосом говорил:

— Мы с вами играть не будем.

Когда Мост попал в «Спартак», мы действительно сдружились. Я оказался в дубле команды в 1986 году, а Саша пришел через год. И мы стали лучшими друзьями. Молодых в команде почти не было, а мы были одинакового возраста. Он жил в Подмосковье и, чтобы не ездить далеко домой, поселился у меня. Я предложил, мама согласилась, вопросов не возникло. Смысл тащиться ему ночью к себе в Подмосковье?

Мама нам стирала, готовила на двоих. Мы везде ходили вместе и даже одевались одинаково. Помню, как в Испании купили себе по куртке и щеголяли в них — ни дать ни взять — близнецы. Темы для общения тоже были общие: футбол и девчонки. Что еще могло нас интересовать? Про книжки мы точно не разговаривали, а Интернета тогда не было. Да я и до сих пор с ним на вы. Это не моя тема. Не думаю, что и тогда он бы меня увлек. Вот посидеть, погулять — это другое дело. У нас появились общие друзья — Колька Писарев, и еще один товарищ — не из футбола, Олег Грачев. И мы обычно тусовались вчетвером. Мы и до сих пор общаемся.

С Сашей мы действительно были как две противоположности. Я шебутной, Саша спокойный. Ему частенько приходилось ждать, когда я нагуляюсь — до часу, до двух ночи. И в этом смысле Мосту было тяжело. Тем более что алкоголь он, в отличие от меня, почти не употреблял. А ехать ему было некуда, и он обычно торопил меня домой. А я отвечал:

— Подожди, давай еще в одно местечко заедем.

Не то чтобы мы гуляли дни и ночи напролет. Свободного времени на самом деле было мало. То тренировки, то игры, то сборы. Но когда выпадали выходные, мы, конечно, любили отдыхать. У нас были свои места. Любимое — ресторан гостиницы «Россия». Конечно, выпивали, это не секрет. В шампанском себе уж точно не отказывали. Тем более что наши старшие товарищи показывали нам пример. Сами понимаете, во времена Советского Союза другого отдыха не было. Собрались компаниями, пили пиво с девчонками, Но Саша из всех нас выделялся самым трезвым образом жизни. Иногда, конечно, тоже присоединялся, но очень редко. С алкоголем у Моста были очень сложные отношения. Ему хватало одного бокала, чтобы дойти до кондиции. Удар он не держал. Однажды мы поехали на дискотеку, и там он выпил не один, а два бокала шампанского.

Мы с парнями посмотрели на него и поняли — Саша себя не контролирует. Он был, что называется, никакой. А на дворе стояла зима. И мы решили его освежить. При этом не нашли ничего лучшего, кроме как закрыть его в машине. После этого мы с осознанием выполненного дела пошли обратно на дискотеку. И только через два часа кто-то вспомнил:

— Блин, у нас же там Саша лежит!

Рванули к машине. А Саша спит. Причем его так подморозило, что двинуться не может. Даже дверь открыть не в состоянии. Вывели как-то. Потом потащили обратно на дискотеку, где согревали его горячим чаем. Смешно, словом, получилось. Саша даже говорить не мог. Он не понимал, за что его так наказали.

…В футболе, конечно же, между нами была своя конкуренция. И это нормально. Все личности, все талантливы, и каждый хочет быть лучшим. Но это никак не влияло на мои отношения с Мостом.

Впрочем, наша игровая манера все-таки отличалась. Я был выносливым, а Саша бегал, наоборот, мало. Позиция у него была для этого подходящая — под нападающими. Начинал он, правда, на месте левого полузащитника, но вовсе не был чистым «крайком» в обычном представлении типа киевлян Васи Раца или Вани Яремчука. Такой объем работ, как они, Саша выполнять не мог. У него были другие сильные стороны. Он мог и придержать мяч, и в нужный момент отдать его, и обыграть соперника, когда надо, и грамотно пробить. Причем обыграть мог не на скорости, а на месте. Очень умело закрывал мяч корпусом. Прекрасно регулировал темп игры. Мне, как с партнером по команде, с ним было очень удобно.

Летом 1991 года я отправился за границу, в «Фоджу». Самоцели — обязательно уехать за кордон — у меня не было. Но неожиданно пришло предложение от итальянцев, и Николай Петрович Старостин сказал, что его надо принимать. Мы быстро оформили все документы, и я улетел.

Через полгода после этого Саша тоже покинул «Спартак». Но в «Бенфике» у него не пошло. А все ребята, которые уехали за границу в это же время, наоборот, чувствовали себя великолепно. У меня тоже дела складывались здорово — сначала в «Фодже», потом в «Интере». Ему из-за такой разницы между нами было тяжеловато. Помню, как-то мы сидели с ним, и он делился наболевшим: почему все складывается так неудачно и он не играет? Для такого футболиста, как Мосту для его характера это было непростое испытание. Что я мог ему посоветовать? Держаться? Крепиться? Ждать своего момента? Не та ситуация. Я не имел права учить его жизни, потому что мы были с ним на равных. Более того, он на год старше меня.

Когда в 1994 году, после памятного «письма четырнадцати», между нами случилась серьезная размолвка, меня больше всего обидело то, что он мне не позвонил и не сказал о своем решении ехать на чемпионат мира. Мы ведь изначально держались все вместе, договаривались идти до конца и понимали, почему мы это делаем. Я был капитаном команды и ее рупором. Поэтому попал под самый сильный поток грязи. Но я не мог изменить свое решение — иначе смотрелся бы клоуном. Многие ребята держались до самого конца. Их выдергивали поодиночке. Кому-то пообещали квартиру, кому-то гарантированное место в составе. Нас разбили на группы и старались уговорить. Валерка Карпин позвонил мне в самый последний момент и сказал:

— Шаль, мне надо решать — ехать или нет. Для меня этот чемпионат — шанс. Наверное, я еду.

— Карп, вообще не вопрос.

А Саша не позвонил. Возможно, побаивался. Но если бы он набрал мой номер, это бы в корне изменило дело. В те дни я разговаривал с партнером по «Интеру» Николой Берти, и он сказал мне:

— Те, кто поехал, — красавцы! Я бы на их месте сделал точно также.

Но я был молодой и горячий. Возможно, поэтому и разозлился на Моста. Считал, что отношения между нами должны быть чистыми и правильными. Если бы он с самого начала решил не присоединяться к нам, я бы уважал его еще больше. Понимаю, он в той ситуации не был лидером, подстроился под нее. Но если уж изменил впоследствии свое решение, все решил бы один звонок. Впрочем, сейчас все позади, и у меня уже давно нет никаких обид.