Форвард № 17: Повесть о Валерии Харламове. - Дворцов Владимир Александрович. Страница 11

А футбол люблю, стараюсь не пропускать матчи, когда есть возможность посмотреть. И играю при случае. Помню, как-то в Хосте мы, хоккеисты ЦСКА, сыграли в футбол с футболистами «Локомотива». И что вы думаете? Выиграли. Несколько раз мне удалось сделать точные передачи, Мишаков ловко и неожиданно пропускал мяч между ног, выскакивал из засады Кузьмин и забивал!

Позже, когда В. Бобров стал старшим тренером футболистов ЦСКА, он приглашал Валерия в свою команду, но к тому времени Харламов уже был «звездой» хоккея советского и мирового. И футболистов порой поддразнивал: ваша игра самая умная… после перетягивания каната.

Но вернемся в 1962 год. На одной из тренировок в Харламова неожиданно врезался сзади кто-то из ребят. Он упал на лед лицом вниз. Несколько секунд никто не обращал на него внимания: упал и упал, сейчас встанет, кто не падает в хоккее. Но Валера не вставал, и тренер поспешил на помощь, а за ним и врач. Пришел он в себя только в медпункте, и всю дорогу домой его слегка покачивало.

Дома, как назло, дверь открыла мать, увидела изжелта-синие подтеки на лице, испугалась:

– Валерик, мальчик, кто же тебя так?

– Да никто, мам, в хоккее. Упал…

И тут Бегоня произнесла фразу, которую потом, во время первых встреч с канадцами, когда грубо атаковали и вывели из строя Харламова, как бы повторил знаменитый наш спортивный комментатор. Она твердо заявила:

– Не нужен тебе такой хоккей!

Если в нашем рассказе мы чаще говорим об отце хоккеиста Борисе Сергеевиче Харламове, чем о матери, то это вовсе не потому, что она меньше была привязана к сыну или он к ней. Просто клюшки, шайбы, счет – все эти вещи были ближе отцу и сыну, объединяли их внутри семьи в некую спортивную секцию.

Слово Бегони было почти всегда в делах семейных решающим, но здесь отец и сын взмолились в один голос, и, вздохнув, она пошла на уступки. Он продолжал бегать три раза в неделю в сумрачный и гулкий Дворец спорта ЦСКА, тренировался усердно, но и школьные дела не запускал.

По этой части Ерфилов был строг: дневники просматривал регулярно и за плохие отметки карал безжалостно. Конечно, совмещать тренировки с учебой в школе не так-то просто, но, с другой стороны, привычка к точности и собранность позволяют экономить время.

Во всяком случае, Валера учился успешно. Чаще получал четверки, пятерки и тройки – реже, двойки – почти никогда. Математика и другие точные науки давались ему легко, даже брал призы на школьных математических олимпиадах, но на уроках русского языка бывал рассеян: порой забывал в конце слов писать букву «а».

Отношения с ребятами никогда не были для него проблемой, он никогда не хвастался, не задирался, не перебивал товарищей «а вот я…». Терпеливо и внимательно слушал других, иногда лишь, если уж кто-то очень завирался, лукаво посмеивался.

По натуре был скорее склонен к компромиссу и таким остался на всю жизнь. И хотя, случалось, в пылу спора товарищи по легендарной тройке бросали ему: «Ты, Валер, дипломат», потом отходили и прислушивались к разумным речам товарища.

Родители в 1964 году получили квартиру в Угловом переулке. Дом Харламовых – небольшая двухкомнатная квартирка на пятом этаже – всегда был открыт для товарищей сына, и они любили приходить в эту приветливую дружную семью, где все четверо ее членов были спаяны глубокой и нежной привязанностью друг к другу. Тетя Бегоня – так ребята звали Валеркину маму – любила петь, могла перетанцевать любого. Харламов тоже неплохо танцевал и пел – детсадовским малышом даже в Колонном зале выступал. И взрослым он любил танцевать на вечеринках. А дядя Боря был всегда своим человеком для юных спортсменов.

Валера рос, набирался сил, играл в хоккей, учился. Подходил момент, когда, окончив школу, нужно было выбирать жизненный путь.

«МЕТР С КЕПКОЙ»

Как-то мы спросили у Харламова, когда он окончательно решил связать свою жизнь с хоккеем. Валерий подумал немножко и сказал:

– Наверное, это было, когда я играл у Виктора Георгиевича Ерфилова в молодежной команде ЦСКА. Помню, на турнире в Минске после игры с «Сибирью» он заговорил со мной о моем будущем. Я тогда сказал, что хотел бы поступить в институт физкультуры. Он одобрил мой план:

– Пригласят в команду мастеров – будешь заочно учиться, не позовут сразу – побудешь студентом, золотое время.

– Отлично помню тот матч, – вспоминает Ерфилов.- У «Сибири» в воротах стоял крупный, могучий парень с длинными руками. Ворота рядом с ним казались совсем крошечными. Мои ребята все время атаковали, бросали беспрерывно, но он буквально забаррикадировал собой ворота, и шайба отскакивала от него, как горох от стенки.

Я чувствовал, как у ребят появляется неуверенность. Знаете, бывает в игре, когда кажется, что какая-то сверхъестественная сила не дает шайбе влететь в ворота. В такие моменты и проверяется характер игроков и команды. И вот тут-то Харламов почти с линии ворот, едва отъехав от борта, четким броском послал шайбу в дальний от себя угол. Для того чтобы она попала в ворота под таким углом, требовалась поистине ювелирная точность.

Вратарь не сразу понял, что шайба в воротах, и все еще в стойке у ближней штанги недоуменно оглянулся на красный свет, который зажегся за его спиной.

Через несколько минут ситуация повторилась. Валерий снова прошел по краю и оказался на той же точке, откуда уже забросил шайбу. Вратарь теперь знал, что делать. Этот парнишка здорово бросает по дуге, в дальний угол. И он сместился, закрыв дальний угол. А Харламов «щелчком» бросил в ближний угол. Гол. И, словно спали чары, шайбы так и посыпались в ворота «Сибири».

Через мои руки прошли сотни ребят. Я знаю, чему можно научить любого мальчишку, если он добросовестно относится к тренировкам. А что зависит от таланта, если, конечно, этот талант умножается на фанатичную преданность игре. Так вот, Харламов сыграл тогда так, как может сыграть только талантливый игрок. И я понял, что, если он бросит хоккей, это будет потерей и для него, и для нашего хоккея.

Валерию казалось, что он решил связать свою жизнь с хоккеем после матча в Минске с «Сибирью». На самом деле он врастал в игру постепенно. Он уже четыре года тренировался в хоккейной школе ЦСКА. За это время его мышцы привыкли к большим физическим нагрузкам, его сердце привязывалось к игре. И теперь нередко его фантазия рисовала ему картину, как он выезжает на лед в красно-белой рубашке цээсковца, в рубашке игрока сборной, а по залу прокатываются волны аплодисментов. Он улыбается, сдержанно, с достоинством, но улыбается, потому что все-таки приятно, когда трибуны скандируют «Хар-ла-мов!». Нет, Валерий никогда не был мечтателем, никогда выдуманный мир не заменял ему реального, но он был восемнадцатилетним пареньком, и мечты о славе частенько пробивались сквозь заслон здравого смысла.

Сразу в ЦСКА Харламова не взяли. Летом, за день до истечения срока, они с Вадимом Никоновым, другом юности, впоследствии известным футболистом и капитаном «Торпедо», подали документы в инфизкульт, успешно прошли все экзаменационные «рифы» и были приняты на первый курс.

– С Валерием мы проучились в одной группе три семестра, полтора года, – вспоминает сейчас один из детских тренеров торпедозского клуба Вадим Никонов.- Поступить в то лето в институт физкультуры было непросто: заявлений имелось 250, а мест в десять раз меньше – 25. Но мы конкурс выдержали. Валера, должен заметить, ни в чем, никому не терпел проигрывать. Был оптимистом. Верил в свои способности и силы, хотя никогда по этому поводу не распространялся. Пока мы учились вместе, он проиграл только в матче первенства института футболистам третьего курса. У третьекурсников команда была не классная, но подобрались ребята дружные, сильные духом. Таким и проиграть не зазорно. Но Харламов все равно огорчился:

– Ну, погодите, – ворчал он, – придет зима, мы с вами в хоккей сразимся, поквитаемся тогда.