Золоченая цепь - Дункан Дэйв. Страница 2

Тем временем сгустился зимний вечер. Весь стол был завален рабочими бумагами, дюжина просителей ждала в приемной, так что времени на эту плесень в черной рясе у него не оставалось.

Терпение!

– Как тебе хорошо известно, господин Секретарь, подобные слухи возникают каждую пару лет – слухи насчет меня, насчет тебя, насчет многих других королевских министров. – Вполне возможно, Амброз сам запускал в оборот большую часть этих историй, но если бы его канцлер сказал это Кромману, тот непременно донес бы на него. – У Его Величества есть дела важнее, чем слушать праздный вздор. Ладно, у тебя есть ко мне настоящее дело?

– Нет, Лорд-Канцлер. К тебе больше никаких дел. – Кромман даже не пытался скрыть веселье; он точно что-то задумал. Даже в молодые годы, будучи инквизитором Черной Палаты, он вызывал отвращение – подслушивая и принюхиваясь, подглядывая и строя козни, клевеща на каждого, кого не мог уничтожить сам. Теперь, с выцветшими от возраста глазами и волосами, клочьями паутины свисавшими из-под черного берета, он напоминал труп, вынесенный волнами на берег. А бывали дни, когда он выглядел и хуже. Даже Король, не слишком обремененный совестью, именовал его за глаза «крысиным ядом». Что за тайную радость лелеет он на этот раз?

Роланд встал. Он всегда был выше и крупнее этого грязного бумагомараки, и годы не изменили этого.

– Я не буду посылать за стражей. Я вышвырну тебя сам. Мне некогда играть в игры.

– Мне тоже. Играм наконец-то конец, – сияя, словно малыш в ожидании, пока мать развернет приготовленный для нее подарок, Кромман выложил на стол письмо. Он определенно что-то задумал.

Куоррел у двери удивленно оторвался от книги. Никто из говоривших не повышал голоса, но Клинок канцлера инстинктивно уловил опасность.

На протяжении тридцати лет лицо Роланда не выдавало его эмоций; не собирался он проявлять слабость и теперь. С безразличным видом взял он пакет, обратив внимание на то, что тот адресован лично графу Роланду Уотербийскому, Кавалеру Белой Звезды, Рыцарю Верного и Древнего Ордена Королевских Клинков, и т.д., и т.п. и запечатан личной печатью, хотя и не несет других знаков принадлежности к Верховной Власти. Это странное сочетание подсказало ему, что окажется внутри, еще до того, как он решительным движением кинжала взломал печать и развернул пергаментный свиток. Написанный витиеватым почерком текст был предельно прост и ясен:

…сим повелеваем… освобождается от обязанностей члена Высшего Совета… быть готовым дать разъяснения по поводу…

Отставка!

Первой реакцией его было блаженное облегчение: наконец-то можно отбросить прочь все заботы и вернуться в Айвиуоллз, к жене, которой он никогда не успевал уделять столько времени и любви, сколько она заслуживала. Второй мыслью было: Кромман, согласно этому же Указу сменяющий его на посту, совершенно не способен справиться с новыми обязанностями.

Он поднял безразличный взгляд, а в голове тем временем царил хаос – словно вокруг вдруг выросли дикие джунгли. Удивляться, разумеется, было нечему. Министры надоедали Амброзу IV так же, как жены или любовницы. Королю становилось скучно, и он искал чего-нибудь нового. Тем более теперь, когда он надеялся справиться с падением популярности, переложив собственные ошибки на человека, послушно проводившего его политику в жизнь. Верность проще принимать, чем дарить.

С бесшумной грацией натягивающего тетиву лучника Куоррел поднялся с места. Последние два дня бедолага провел в основном скорчившись на лавке у двери, листая сборник романтических стихов и сходя с ума от скуки. Он наверняка отметил, что последний посетитель вошел безоружным, и утратил к нему интерес. Теперь он ощутил: что-то не так.

– Твоя измена раскрыта, – с издевкой повторил Кромман.

Роланд пожал плечами:

– Никакой измены. Какие бы обвинения ты не состряпал против меня, мастер Кромман, они не выдержат серьезного расследования.

– Посмотрим.

С минуту они молча смотрели друг на друга – два давних врага, и каждый изучал своего противника за годы службы одному и тому же господину. Роланд никогда не считал себя виновным в измене в обычном смысле этого слова. Однако измена – понятие растяжимое, и это погубило уже многих: Блуфилда, Сентхема, Монпурса. Особенно Монпурса. Он сам подстроил его падение. В том, что он повержен теперь этим гнусным Кромманом, ему виделась горькая ирония. Это ранило похуже, чем топор палача.

Роланд снова поймал себя на том, что тешит себя мыслями об убийстве, и на этот раз идея уже не показалась ему смешной: возможно, это его последний шанс покончить с мерзавцем. Увы, то, что много лет назад было бы справедливой местью, стало бы теперь лишь признанием своей вины – он лишь погиб бы сам, подарив Кромману посмертно победу в их многолетней дуэли. Уж лучше оставаться в живых и бороться с клеветой в надежде на выигрыш – не слишком, скажем так, большой надежде. Очень уж уверен Кромман в себе.

С другой стороны, о пыльных папках на столе и надоедливых просителях в приемной теперь можно забыть. Лорд Роланд мог уйти от всего этого с чистой совестью и свежей головой – на день раньше, чем он планировал. Начать беспокоиться насчет обвинения в измене, суда и почти неизбежного смертного приговора успеется и завтра.

– Да здравствует Король, – спокойно произнес он, обходя стол и снимая с плеч тяжелую цепь. – Кстати, она не золотая. Только позолочена. Казне это хорошо известно, так что не пытайся обвинить меня в подмене.

С торжествующей ухмылкой Кромман склонил голову, принимая цепь. Роланд отпустил ее, и она золотой змеей лязгнула у ног инквизитора.

– Надевай ее на шею сам, мастер Кромман, или пусть это сделает Король. В Указе не написано, чтобы это делал я.

– О, мы еще научим тебя покорности, и скоро!

– Сильно сомневаюсь. – Тут Роланд вспомнил содержание свитка и те права, которые даровались человеку, пришедшему ему на смену. – Или ты замыслил предпринять что-то против меня сейчас же?

Желтозубая ухмылка нового канцлера сама собой отвечала на его вопрос.

– Разумеется, я не могу отказать себе в удовольствии завершить то, что мне не дали доделать много лет назад, – это означало, что он привел с собой отряд стражи, готовой сопроводить пленного в Бастион, возможно, в цепях. Должно быть, он давно тешил себя предвкушением этого сладкого мига!

Однако Кромман до сих пор не догадывался о присутствии в помещении третьего лица. Входил он по обыкновению семенящей походкой, так что миновал охранника своей жертвы, не заметив его. А может, это помешало ему сделать нетерпение. Бесшумно – словно туман – Куоррел пересек комнату и остановился за спиной инквизитора – высокий, напряженный и смертоносный, как взведенный арбалет. Он мог бы сойти за близнеца лорда Роланда, только родившегося лет на сорок позже.

В первый раз с начала разговора Роланд посмотрел прямо на него.

– Ты знаком с мастером Кромманом, королевским секретарем?

– Не имел такой чести, милорд.

Кромман резко повернулся, поперхнувшись.

– Невелика честь. Он намерен арестовать меня. Что ты на это скажешь?

Куоррел улыбнулся: день все-таки обещал некоторое разнообразие.

– Я бы не советовал этого, милорд. – Рука его покоилась на эфесе меча. Он мог выхватить его быстрее, чем противник щелкнул бы пальцами.

– Я бы с тобой согласился. Канцлер, это сэр Куоррел. Мне искренне жаль, что я не имею возможности добровольно принять твое радушное приглашение. Надеюсь, ты захватил с собой достаточно людей?

У Кроммана отвисла челюсть. Штаны и камзол Куоррела были умопомрачительно дороги; жилет и шляпа с пером – еще дороже, хотя при дворе можно было встретить щеголей и роскошнее. Ни грация атлета, ни угрожающий вид, ни даже меч – он закрывал рукоять рукой – не выдавали в нем Клинка так явно, как его холодное спокойствие. Невозможно было даже на мгновение усомниться в том, что, будь Куоррел даже один против целой армии, он усеет пол телами прежде, чем кто-нибудь сумеет дотронуться до него.