Золоченая цепь - Дункан Дэйв. Страница 39

– Я не собираюсь называть никаких имен. Я еще не сошел с ума, и я должен доложить обо всем своему господину. Ты отвечаешь на вопросы? – снова обратился он к обезьяне. Та опять почесалась с безразличным видом. Значит, нет. Вторая повернулась и заковыляла к гонгу, чтобы дать сигнал к началу ежедневного представления. Раздосадованный неудачей, Дюрандаль выбрался обратно на улицу и отправился искать место среди зрителей. Он не добился ничего и, возможно, предупредил противника, что друзья Эвермена наконец появились в городе.

Гудение гонга стихло.

– Хива, сын Замбула!

– Здесь! – проревел великан. Он сорвал свою медвежью шкуру и швырнул ее давешним мальчишкам, а сам двинулся нагишом вниз по лестнице. Проходя под аркой, ему пришлось пригнуться. Хива подошел к обезьянам. Он был гораздо крупнее их, и ненамного меньше оброс шерстью. Если его нагота не блеф, и он действительно берсеркер, сегодняшний поединок мог оказаться куда более захватывающим, чем ожидал Дюрандаль.

– Какие шансы у малыша Хивы? – поинтересовался Кромман.

– Тысячу против одного на Золотой Меч, – сказал Волкоклык, когда Дюрандаль не ответил. – У Хивы нет даже капли мозгов.

– Зато у него уйма мышц.

– Я бы ставил точно так же и на себя против этого увальня – и укоротил бы его до моего роста, если не сильнее.

– БУМ! БУМ!! БУМ!!!

От ударов здоровяка гонг едва не слетел со своего столба. Эхо гуляло по площади, отражаясь от домов и монастырской стены.

Большая дверь начала отворяться.

– В недостатке энтузиазма или смелости его не упрекнешь, – заметил инквизитор. – Сообразительность у мечника – понятие относительное, а вот в топоре его никак не меньше шести футов длины. Да и руки ненамного короче. Как бы вы подошли к нему, сэр Волкоклык?

– Я бы взял его измором. Я бы отбил его удар и поднырнул под него. Должно быть, он весит… Ох, смерть и пламень! Сэр, это не Эвермен?

Спокойствие! Дюрандаль заставил себя разжать кулаки и положил руки на парапет. Эвермен был одним из лучших. Великолепен, говорил он Королю. У него был единственный недостаток: подобно Волкоклыку, он не вышел ростом. Стоя в проеме арки, он казался совсем крошечным. Это будет бой быка с бульдогом.

Двое мужчин медленно двинулись навстречу друг другу. Дверь монастыря закрылась. Солнце играло на каштановых волосах Эвермена. Он всегда отличался светлой кожей, не загорая даже летом, и теперь его руки и грудь казались почти мелочно-белыми. Чем ближе он подходил к верзиле, тем меньше казался – как маленький мальчик перед сказочным великаном-людоедом.

Хива не стал тратить время на положенные дуэлянтам салюты. Выкрикнув боевой клич, он бросился в атаку, вертя над головой своим топором. С развевающимися за спиной волосами он несся на противника, оградившись от того кругом сверкающей металла. Такой тактики Волкоклык не предсказывал.

Эвермен остановился и, чуть пригнувшись, спокойно ждал его. Куда он отпрыгнет – влево или вправо? Конечно, ловкостью он наверняка превосходит Хиву, которому понадобится пять или даже десять шагов, чтобы остановиться и сменить направление, но даже этот здоровый громила не может не понимать, что Эвермен увернется. Хива может свернуть в самое последнее мгновение. Если он ошибется, он может сделать еще одну попытку, а вот Эвермену второй шанс, возможно, не представится. Поединок закончится, когда соискатель выдохнется или когда монах не успеет увернуться.

Они встретились, и оба упали. Эвермен мгновенно откатился в сторону и вскочил, невредимый и безоружный. Великан замер, лежа ничком, а топор его все катился со звоном по камням в сторону монастырских ворот. Меж лопаток его откуда-то вырос кровавый горб.

Поединок прошел слишком быстро – даже для натренированного взгляда Дюрандаля. Эвермен просто упал на колени и под топор, а потом выпрямился, вонзив меч обеими руками в грудь Хиве. Остальное доделал сам сын Замбула, нанизавшись на клинок всем своим весом, помноженным на инерцию. Удар! – говорил тогда Гарток, прямо в сердце. Чудо только, что, падая, великан не придавил Эвермена – но он стоял, приплясывая, а Хива лежал рядом, раскинув руки, в последних судорогах. Зрители молчали.

Победитель взял труп за лодыжку и пошел вокруг него, пока тело не перекатилось на бок, чтобы он смог вытащить свой меч. Потом повернулся и зашагал к монастырской двери. Он выиграл бой меньше, чем за минуту, почти бескровно. Как и Герат накануне, он ни разу не посмотрел на зрителей – смертные недостойны внимания бессмертных. В его походке не было бравады, как у Герата, но и огорчения по ней тоже не было заметно.

Снова интуиция: Дюрандаль сложил руки рупором и крикнул изо всех сил: «Старкмур!»

Эвермен оступился, но зашагал дальше, не оборачиваясь. Он миновал арку, свернул налево и скрылся из виду. Дверь затворилась.

Мечники начали молча расходиться.

– О, мне это понравилось, – сказал Кромман. – Очень быстро, чисто и убедительно. Милосердное уничтожение вредителей. Быстро заколоть, чтоб не мучались.

– Заткнись, поганая скользкая тварь! – свирепо развернулся к нему Дюрандаль. – Этот человек – мой друг, и он попал в беду.

Кромман невозмутимо уставился на него своими рыбьими глазами.

– Человек познается по его друзьям, сэр Дюрандаль.

– Порой у нас нет выбора. Пошли отсюда.

– Сюда, сэр. – На лице у Волкоклыка. снова было предостерегающее выражение, делавшее его похожим на страдающего запором лосося.

– Веди, – кивнул озадаченный Дюрандаль. Однако его Клинок сделал всего несколько шагов и остановился прямо посреди площади.

– Кажется, здесь. Сделаем вид, будто спорим о чем-то. – Он стоял лицом к монастырю, в то время как остальные двое – спиной.

– Вы что-то сами на себя не похожи, – заметил Кромман. – Не знаю, что заставляет Клинка действовать, как подобает уважающему себя инквизитору, но я готов стоять здесь хоть весь день, если это поможет вашему образованию.

Мимо них прошла группа из четырех соискателей. Негромко переговариваясь, они свернули в переулок.

– Мне просто все еще хочется понять, зачем, – извиняющимся тоном пояснил Волкоклык.

Кромман улыбался как жаба.

– Ждете, чтобы увидеть, что случится с телом!

Клинок смерил его обычным своим тяжелым взглядом.

– Да. И как раз сейчас обезьяны возвращаются к… Ага! Последние двое подходят к нему. Да, они тащат его к люку.

– Только две? – удивился Дюрандаль.

Хива весил, должно быть, не меньше быка.

– Только две, сэр, и без особых усилий. Все, ушли. Можете обернуться.

Люк был уже закрыт. Арена обезлюдела. Ничто не напоминало о смерти Хивы, если не считать большого топора, который лежал на солнце.

– Что это значит, Волк?

– Мне кажется, так они могут кормить свой скот.

– Но… но не могут же они проделывать все это только ради скота, верно?

– Смотрите! – прошипел Кромман.

Жилистый подросток спрыгнул со стены с одной стороны арены, двое других – с другой. Все трое бросились к топору. Тот, что бежал один, оказался возле него первым, ухватил его и рванул в обратном направлении, преследуемый по пятам соперниками. Добежав до стены, он швырнул свою добычу поджидавшим его друзьям. Соперники разом потеряли к нему интерес и побежали обратно. Удачливого воришку и его конкурентов за руки выдернули обратно на площадь. Соперничающие шайки нырнули в темные переулки, и теперь арена была уже совершенно пуста.

– Очень ловко, – буркнул Дюрандаль, поворачиваясь, чтобы идти домой. – Они проделывают это каждый день. Не думаю, чтобы я справился с Хивой так чисто, как это сделал Эвермен. – Он бы и не стал делать этого просто так, в том-то и разница. – Так ты намекаешь, Волк, на то, что обезьяны – хозяева, а братья – слуги? По убийству в день, чтобы накормить обезьян человечиной?

Волкоклык одобрительно посмотрел на него и промолчал. Они молча протискивались сквозь утреннюю толпу.

– Мы выдали себя, – произнес вдруг инквизитор. – Вы говорили с обезьянами, а потом кричали Эвермену. Мне кажется, ваша идея послать письмо через мастера Кучана может оказаться теперь разумной предосторожностью. Если братья попытаются противостоять нашему вмешательству, им не составит особого труда выследить нас и…