Я - Златан - Ибрагимович Златан. Страница 15
Это безумие, если думаешь об этом. Я еще не был Роналдо, а газеты в Швеции обычно не заботятся о футболе второго дивизиона. Но в самых известных газетах были заголовки про меня: «Супердива в Супереттане» и все такое, а в фан-клуб «Мальме FF» нахлынул небывалый поток женщин, а все парни постарше в команде гадали: «Что происходит? Что случилось?» И это реально нелегко было понять, особенно мне. На трибунах люди размахивали постерами: «Златан король», и кричали крутые слоганы, мол, я рок-звезда, когда я показываю свой дриблинг. Что случилось? Что это все значит? Я не знал. Я до сих пор не знаю.
Но я видел, что многие становятся счастливее, когда я делаю свои трюки и слышал много «Вау» и «ох и ах», как впрочем, и сейчас, прямо как во дворе у мамы, и это стимулировало меня. Я взрослел, когда люди по всему городу узнавали меня, девчонки кричали вслед, дети подбегали ко мне со своими блокнотиками для автографов и я делал свое дело еще лучше. Но конечно иногда это выходило из-под контроля. Впервые в жизни у меня появились какие-то деньги, и после своей первой заработной платой я получил права. Для парня из Росенгарда автомобиль – это что-то фундаментальное, это однозначно.
«Мой сын не лошадь». Я — Златан. Часть одиннадцатая
В Росенгарде никто не хвастается красивой квартирой или пляжным домом. Ты хвастаешься крутой тачкой, и если ты хочешь показать, что она у тебя есть, то и хорошей ездой. В Росенгарде авто водят все, с правами или без, и когда я купил в кредит свою «Тойоту Селика», я и мои друзья почти все время гоняли, и уже тогда я потихоньку начал остывать. Вся эта суматоха в газетах вынуждала меня делать «правильные вещи», ну по крайней мере хоть немножко, и когда мои друзья начали воровать машины и все такое, я им сказал:
– В таких вещах я не участвую.
Но мне все еще нужен был адреналин. Однажды я и мой друг гнали по Индустригатан (gata – дорога), где работали все проститутки Мальме. Индустригатан не так уж далек от Росенгарда, и я бывал там, когда был ребенком. Однажды я даже бросил яйцо в голову одной женщины, ну просто дурацкая вещь, признаюсь, что не очень то приятная вещь. Но тогда я не задумывался о последствиях. Однажды когда мы с другом были в моей «Тойоте», мы увидели проститутку, которая стояла наклонившись к машине. Похоже она разговаривала с клиентом, и мы закричали: «Давай, сделай это с клиентом». Потом припарковавшись перед этой машиной мы выскочили и заорали:
– Это полиция! Руки вверх!
Это было безумием. В руке у меня был флакон шампуня, словно это идиотский игрушечный пистолет, а клиент, какой-то старик, по-настоящему испугался и на скорости помчался подальше от всего этого. Мы особо не заморачивались, мы просто сделали это. Но когда мы немного отъехали, то услышали позади сирены, а на заднем сидении полицейской машины сидел старик из Индустригатана, и мы подумали: Что происходит? Что это такое? Ну мы конечно могли бы удрать оттуда. Но черт побери, это был удар ниже пояса, мы не сделали ничего плохого, действительно ничего. Поэтому мы остановились. «Мы просто бродили по округе», – сказали мы. «Мы играли в копов, не большое дело, не правда ли? Нам жаль». Но копы ржали с нам, и это не было похоже на что-то серьёзное.
Но затем появился один болван, ну один из этих фотографов, которые вес день сидят и слушают полицейское радио, и сфоткал, а я как идиот широко улыбнулся, потому что все эти журналистические штучки были для меня новинкой. Оказаться на страницах газет все еще было крутой вещью, и не важно из-за фантастического гола или если копы поймали меня. Вот почему я улыбался как клоун, а мой друг пошел еще дальше. Он вставил фото в рамку и повесил на стену, а тот старик, знаете, что он сделал? Он дал интервью и заявил, что он на самом деле милый старик из церкви, который просто хотел помочь проституткам. Убирайтесь отсюда! Но история еще висела в воздухе. Даже поговаривали, что некоторые клубы из-за этого не хотели меня покупать. Наверняка, это была чушь собачья.
После всего этого газеты стали еще резче по отношению ко мне, а мои одноклубники все жаловались и жаловались: «Он еще многому должен научиться», «он еще совсем сырой», и в самом деле я достал их. Со мной не могло быть легко. Им наверняка стоило раз и навсегда поставить меня на место. Я здесь оказался из неоткуда и за неделю получал больше внимания, чем все эти парни за всю свою карьеру, а в добавок к этому какие-то типы в крутых костюмах и дорогих часах показывались на жалких трибунах сельских стадионов, где мы играли в том сезоне, эти парни не были местными и приходили сюда посмотреть на меня.
Сейчас я даже не помню, понимал я это, или думал хотя бы об этом. Но люди начали говорить об этих парнях, и говорилось, что они были скаутами из европейских клубов, и они приходили посмотреть на меня. Парень из Тринидада и Тобаго на самом деле готовил меня к этому, и это еще казалось нереальным и я пытался поговорить об этом с Хассе Боргом. Но он все уходил от ответа. И казалось, что это тема ему не очень и нравится.
– Это правда, Хассе? Зарубежные клубы интересуются мной?
– Успокойся, сынок.
– Но кто именно?
– Это неважно. Мы не продаём тебя.
И я подумал: Ну и прекрасно, после всего я не буду спешить, и вместо этого постараюсь заполучить контракт получше.
«Если ты пять игр подряд выдашь хорошую игру, я предложу тебя новый контракт», – сказал Хассе Борг, а после я сделал это, превосходно сыграл в пяти, шести, семи играх и мы уселись поговорить об условиях контракта.
Моя зарплата поднялась почти на десять тысяч, и затем должна была повыситься еще на десять тысяч, я думал это нормально. В действительности у меня не была ответа, и я пошёл к папе и с гордостью показал свой контракт. Он не был впечатлен. Он полностью изменился. Сейчас он был моим самим заинтересованным болельщиком, и вместо того, чтобы с головой погрузится в свою войну или что-то вроде этого, он сидел дома и целыми днями читал о футболе все подряд, и когда он прочел параграф о моей продаже в зарубежный клуб он вскочил.
– Что за херня? – сказал он. «В этом контракте нет ничего о том, сколько от сделки получишь ты».
– Сколько получу я?
– Ты должен получить десять процентов, если тебя продадут. Если нет, то они используют тебя».
И я подумал, что действительно, я захотел бы десять или двадцать процентов. Но я не понимал, как мы сможем получить эти деньги. Если бы была такая опция, то Хассе Борг упомянул бы о ней, не так ли?
Но я спросил его на всякий случай. Я не хотел сдаваться просто так. «Эй Хассе», – сказал я. «Получу ли я долю, если вы меня продадите?» Конечно, я не ожидал ничего другого. «Извини, сынок!» – сказал он. «Так не пойдет», – и затем я сказал об этом папе. Я понял, что мы не отступим.
Если это не работает, то это не работает. Но был и другой вариант. Он рассердился, и попросил у меня номер Хассе Борга. Он позвонил один раз, второй, третий, и наконец, он дозвонился, и не согласился на «нет» по телефону. Он потребовал встречи и добился её. Мы должны были встретиться с Хассе Боргом в десять на следующий день в его офисе, можете себе представить. Я нервничал. Папа – это папа, и я волновался, что он может психануть, и честно говоря, он еще и был не в себе! Папа вышел из-под контроля довольно скоро. Он вышел из себя и ударил кулаком по столу:
– Мой сын лошадь, что ли?
Нет, конечно Хассе Борг не считал меня лошадью.
– Тогда, почему вы относитесь к нему как к лошади?
– Мы не относимся к нему…
Это продолжалось какое-то время, и, в конце, папа заявил MFF, что они меня больше не увидят. Я не сыграю и минуты, если контракт не будет пересмотрен. В этот момент Хассе Борг побледнел, из чего я понял, что мы добились своего. Шутки с моим отцом плохи. Он похож на льва. Мы получили свои десять процентов, что означало очень многое. Вся заслуга принадлежала папе, и все случившееся послужило уроком, что надо держаться своего. Но я все еще верил Хассе Боргу на счет агентов, что они воры. Он был моим наставником, типо дополнительного папы. Он приглашал меня к себе на ферму в деревне, я знал его детей и жену, даже видел собаку и животных, спрашивал у него совет, когда купил свой Мерседес Кабриолет по предварительному взносу.