Моя автобиография. Три начала - Харламов Валерий Борисович. Страница 4

И если о тройке Петрова писали, что мы были в нашей сборной едва ли не ударным звеном, то это была скорее попытка помочь нам увериться в собственных силах. И если тренеры давали нашему звену указание нейтрализовать Стернера и его партнеров, то мы воспринимали это тактическое задание как совершенно очевидное: всегда третья тройка сборной команды получала особый наказ – «разменяться» с лидерами соперников, нейтрализовать их.

Нам многое предстояло освоить, познать, но мы хотели верить, более того, убеждены были, что в сборной мы не случайные фигуры, что мы закрепимся в ее основном составе.

Мы хотели верить, мы верили, что Стокгольм – это только начало.

Дополнение к сказанному

О первом своем чемпионате мира я рассказал много лет назад на страницах журнала «Смена».

Год спустя первенство мира должно было проходить на катках Канады, но по ряду причин канадцы закапризничали, играть с любителями отказались, и потому чемпионат мира снова проводился в Стокгольме: шведская федерация хоккея согласилась в сжатые сроки приготовиться к важнейшему турниру.

Наверное, именно этот перенос чемпионата в Стокгольм и навел работников «Смены» на мысль еще раз попросить меня рассказать о стокгольмском чемпионате мира.

К первому моему выступлению в печати редакция дала подзаголовок «Стокгольмский чемпионат глазами дебютанта».

Год спустя дебютантами были другие хоккеисты, а наша тройка относилась к числу если и не самых опытных, то, во всяком случае, достаточно закаленных и испытанных бойцов.

Труднее или легче, интереснее или нет было мне играть в Стокгольме-70?

Мы немало тогда говорили и спорили об этом, и больше всего с Анатолием Фирсовым, вместе с которым жили в одном номере отеля. Мнения наши расходились. Мне казалось, что не легче. И уж, конечно же, никак не интереснее. Конечно, соперники были так же сильны и опасны, как и годом раньше, и борьба была не менее напряженной, и сюжет чемпионата был столь же драматичным, но… Тот же город, те же улицы, тот же ледовый стадион. Тот же предматчевый ритуал. И тот же отель «Фламинго». Наверное, любители спорта, наши болельщики, об этом не думали. Но, поверьте, острота восприятия притупляется. Праздник, повторенный на следующий день, не кажется столь же ярким и впечатляющим, как накануне.

Еще до начала турнира можно было услышать немало разноречивых суждений о том, как скажется на турнире, на интересе публики к матчам отсутствие канадцев.

Не думаю, что канадская сборная могла без помощи профессионалов вмешаться в распределение призовых мест. Я жалел об отказе канадцев приехать в Стокгольм по другой причине: встречаясь с ними, проверяешь себя на мужество, отвагу, силу, проверяешь, мужчина ли ты.

Хочу оговориться, что мое восприятие любого чемпионата мира – и одного из первых, и любого из последних – весьма субъективно и, видимо, спорно, но я и не претендую на окончательную истину. Тем более что матч изнутри видится иначе, чем с трибуны или с экрана телевизора.

На первом в моей спортивной биографии турнире в Стокгольме мы проиграли два матча сборной ЧССР, и было обидно слышать ехидные реплики о «помощи» шведов, которые, как вы помните, дважды обыграли команду Чехословакии. После второго чемпионата в Стокгольме никто уже не поддразнивал нас, уверяя, что нам просто улыбнулось счастье. Мы сами, своими руками, своей игрой склонили фортуну на нашу сторону.

Но оказалось, что восхождение в хоккее вовсе не всегда ассоциируется с некой прямой линией, устремленной кверху.

Именно потому я и решил рассказать на этих страницах о втором в истории нашей тройки чемпионате мира.

В общем, несмотря на отсутствие канадцев, турнир тот в спортивном отношении был довольно напряженным. И если заокеанские хоккеисты годом раньше так и не смогли пощипать лидеров, то финны, настойчиво рвущиеся в компанию призеров, сумели обыграть сразу двух грандов мирового хоккея: нас и чехов.

Когда мы вернулись домой, то все мои друзья и знакомые, посочувствовав, что игра у нашей тройки была не такой яркой, как прежде, спрашивали, что случилось с нашими защитниками.

И я всем отвечал:

– Ничего не случилось. Они играли хорошо… А вот мы…

Я понимал подтекст вопроса. Любителям хоккея тех лет не давали покоя результативность чехословацкого защитника Яна Сухи, популярнейшего хоккеиста конца шестидесятых годов, и огромная активность, постоянные подключения в атаку его шведского коллеги Леннарта Сведберга, трагически погибшего несколько лет назад.

И все-таки внешнее впечатление далеко не всегда оказывается верным. Да, Сухи забросил в том турнире восемь шайб, да, Сведберга мы чаще видели в атаке, чем в защите… Но… В первом матче с «Тре Крунур» сборная ЧССР проиграла, может быть, и потому, что Сухи дважды «провалился», как говорят хоккеисты, – увлекся атакой и оставил без присмотра своего подопечного.

Да и Сведберг действовал впереди настолько часто, что играющий с ним в звене форвард Лундстрем должен был беспокоиться преимущественно не об атаке, а о подстраховке своего беспечного защитника.

Считаю, что наша оборона весной семидесятого, в пору темпераментных дискуссий о том, каким должен быть современный и каким будет завтрашний (то есть теперь уже сегодняшний!) защитник, сыграла отлично. Пусть Александр Рагулин, Виталий Давыдов и их коллеги не забрасывали шайб, это не страшно, ведь нападающие чемпионов мира справились со своей задачей – 68 голов забили мы в ворота соперников. Сборная же ЧССР, занявшая по результативности второе место, забросила всего 47 шайб. Главное, на мой взгляд, в том, что наша сборная пропустила всего 11 голов – в два раза меньше, чем шведская, и в три раза меньше чехословацкой.

Мне кажется, что цифры эти убедительно свидетельствовали о верности избранного нами пути.

А теперь о том, что волновало меня больше всего. О нашей тройке.

Годом раньше мы были дебютантами, и спрос с нас был как с обычных новичков. Потом выяснилось (я говорю об оценках печати и публичных выступлениях тренеров и специалистов), что звено Петрова было на мировом чемпионате 1969 года лучшим, сильнейшим, и естественно, что это мнение мы старались подкрепить своей игрой на чемпионате страны. Высокая результативность, успешные выступления во всех контрольных матчах, игровой авторитет – одним словом, я понимаю, почему чуть ли не каждый собеседник уверял нас перед второй поездкой в Стокгольм:

– Ну уж вы-то не подведете. Теперь у вас опыт, класс…

В нас верили. От нас многого ждали. Слишком многого. И мы это понимали. Ах, как хорошо понимали! И потому боялись…

Ведь то, что прощают новичкам, нам уже не простят. А завоевать признание, как известно, легче, чем потом удержать его.

Только не подумайте, что я оправдываюсь. Просто ищу объяснения не самой удачной игре тройки. Ведь лишь решающие матчи чемпионата, так сказать, финал турнира 1970 года, мы сыграли как следует.

Тренеры на каком-то отрезке чемпионата здорово ругали нас. Петрова даже снимали с игры. Укоряли тройку за себялюбие, за отсутствие паса. Мы все понимали. Понимали, когда корят нас «по делу», когда «для педагогики». Старались. Пот катил ручьями. И в игре, и на тренировках.

Каждый матч мы играли на пределе своих возможностей. Все как будто было при нас, а игра не шла.

Пропала свежесть. Видимо, настал спад спортивной формы, через который проходит каждое звено, каждая команда. И этот спад пришелся у нас на дни чемпионата. И вызван или ускорен он был нашим чрезмерным волнением.

Пожалуй, все началось в первом же матче. В игре со сборной Финляндии. Еще накануне, на тренировке, тренеры хвалили нас, а наутро… Как вы думаете, можно разучиться играть в хоккей за одну ночь? До второго матча с командой Финляндии, а точнее, до повторного поединка со сборной ЧССР мы думали, что можно.

Наш центрфорвард поражал своей результативностью весь сезон. А в Стокгольме Володя Петров вдруг утратил чутье гола, ощущение ворот соперника.