Революция на газоне. Книга о футбольных тактиках - Уилсон Джонатан. Страница 3

Глобализация стирает различия между странами, но традиции, хранимые тренерами, игроками, специалистами и болельщиками, до сих пор сильны и сохраняют самобытность. При написании этой книги я ясно осознал, что каждая страна очень быстро пришла к пониманию своих сильных сторон и никакая другая команда не могла эту сборную превзойти в их развитии. Бразильский футбол – это талант и импровизация, хотя в самом начале своего пути их организация обороны выглядела очень по-итальянски. Итальянский футбол – это цинизм и тактический интеллект, но они всегда близки к англичанам в своем отношении к физической составляющей. Английский футбол – это упорство и энергия, которые стремятся к овладению бразильской техникой.

Между двух противоречий

История тактики, по-видимому, это история двух взаимосвязанных противоречий: красоты игры против результата, с одной стороны, и техники против физической готовности – с другой. Те, кто делает ставку на технику, идут крайне непростым и трудоемким путем к результатам, те, кто делает ставку на физику, крайне прагматичны в тактике, но еще ведь есть и зрители – и, кроме результатов, нужно бороться и за их любовь. Британские фанаты, к примеру, могли бы восхищаться финалом Лиги чемпионов – 2003 между «Миланом» и «Ювентусом», но на самом-то деле им только и подавай матчи, в которых команды Премьер-лиги крушат, колошматят и рвут друг друга на поле.

Хотя на самом деле футбол Премьер-лиги уже не тот, что был 10 лет назад – он более техничен, но по-прежнему очень быстр и базируется на передвижениях игрока без мяча более, чем любой другой футбол в мире. И не просто так телевизионные права на трансляции чемпионата Англии в 2007 году были проданы за 650 миллионов фунтов – другие страны могут этому только завидовать.

Огромное количество публикаций в пятидесятые годы прошлого века констатировали закат английского футбола. Агрессивные тексты Глэнвилла, разоблачающий текст «Футбольная революция» Вилли Майзля, младшего брата великого австрийского тренера Хуго Майзля… Майзль, непреклонный англофил настолько, насколько только может быть иммигрант, наполнил свою статью такой тоской по английскому футболу, что она казалась погребальной песней. Все эти авторы, раскритиковавшие необъяснимый консерватизм в английском стиле игры, теперь, с высоты прошедших лет, уже не могут называться просто критиканами, поддавшимися паническим настроениям по поводу кончины великой Империи, – теперь ясна их безусловная правота, которая в то время не была признана абсолютно. Именно наша близорукость и послужила тому, что английский футбол – уже не лучший в мире. Безусловно, рано или поздно весь остальной мир, как печально пишет Глэнвилл, превзошел бы англичан, как любой ученик старается превзойти своего учителя, но в этом случае учителя, слишком высокомерные и замкнутые в себе, сами виновны в своем падении.

Эти слова прозвучали давно. Свержение англичан с пьедестала – это уже далеко не новость. Изучая эволюцию футбольной тактики, мы постараемся разобраться, как же Англия стала играть столь непритязательную роль, так что эта книга, можно сказать, из той же серии, что и «Soccer Nemesis» или «Soccer Revolution», но с абсолютно другой главной идеей. Англия не опускается на дно – она просто не может взобраться на вершину.

Замечание по терминологии

В Британии термин «центрхав» часто используется для обозначения центрального полузащитника. Для этого имеются исторические причины, объясняемые в начале четвертой главы, но для ясности скажу, что я использовал этот термин для описания центрального полузащитника в построении 2–3–5. Надеюсь, остальные термины, описывающие позиции игроков на поле, не требуют разъяснения.

Глава 1

Шотландское происхождение

Футбол в викторианской Англии

В начале был хаос, и футбол был хаотичен, и не имел никакой формы. И пришли викторианцы, и систематизировали его, и пришли теоретики, и анализировали его.

До конца 20-х годов прошлого века тактики, как мы ее понимаем сейчас, не существовало, но уже в начале 70-х годов века позапрошлого было ясно, что даже расположение игроков на поле значительно меняет течение игры. Однако в своей самой ранней стадии развития футбол не предполагал ничего столь изощренного, как тактика.

Различные культуры могут указать в своей истории на игры с мячом. Рим, Греция, Египет, Карибы, Мексика, Китай и Япония вполне могли стать родиной современного футбола, но его истоки – в игре черни в средневековой Англии. Правила, если они вообще существовали, были различны в разных регионах страны, но суть была в том, что две противоборствующие команды пытались загнать сферический объект в противоположный конец ограниченного поля. Это была грубая, буйная и анархичная игра, зачастую проходившая без каких-либо вообще правил. Лишь в начале девятнадцатого века, когда школы, провозглашавшие себя апологетами христианства, решили, что посредством спорта им удастся влиять на моральное воспитание людей, появилось нечто, отдаленно напоминающее современный футбол. Прежде чем могла появиться тактика, должен был появиться комплексный свод правил.

Даже ближе к концу девятнадцатого века, когда появились первые схемы расположения игроков на поле, они еще не являлись плодом гениальной тактической мысли. В юности футбола не было места абстрактным тактикам, диаграммам со стрелочками, но развитие игры на этой стадии очень поучительно для нас, ибо раскрывает саму суть ментальности футбола, его бессознательного, реализовавшегося в британском стиле игры (а в первые 40 лет истории игры другого стиля и не было).

Период футбольного бума пришелся на Викторианскую эпоху и, как пишет Дэвид Виннер в «Those Feet», был основан на идее – каким бы странным это ни казалось – упадка Империи и умерщвления морали. Командные виды спорта, как считалось, должны были помочь одолеть повсеместно процветающий солипсизм, крайний эгоцентризм. Футбол выглядел прекрасным противоядием, и в «The Boys’ Champion Story Paper» в 1901 году писали: «Нет более мужского вида спорта, чем футбол. Он настолько необычный и типично британский, необычайно требовательный к мужеству, невозмутимости и выносливости». Сложились достаточно благоприятные социально-экономические причины для развития футбола, но очень уж символично то, что чем сильнее он становился, тем Империя больше слабела, и особенно это проявлялось во все большей самостоятельности в футбольном плане составляющих частей Империи.

Футбол стал очень популярен по всей стране в первой половине девятнадцатого века, но правила по-прежнему очень сильно отличались от школы к школе, во многом из-за тех условий, в которых футбол развивался в каждой местности. В Чентэлхеме и Регби, например, с их открытыми, широкими полями, игра слегка отличалась от «игры черни». Игрок мог упасть на поле, по нему пробежались бы и коллеги, и соперники, и он встал бы из грязи целым и невредимым. На полях Картезианского монастыря и Вестминстера такое падение обязательно бы привело к переломанным ребрам и ногам, и потому там игроки были вынуждены с первых дней активно осваивать умение дриблинга. Игра руками уже была запрещена или ограничена, но это действие все еще было далеко от современного футбола. Разработка какой-то схемы расположения игроков на поле вообще была вещью в ту пору неслыханной, как и продолжительность игры, и даже количество игроков в командах всюду и непрестанно менялось. Довольно часто префекты или просто более опытные (взрослые) игроки в команде, перехватив мяч, отправлялись в атаку, а их партнеры выстраивались в линию («backing up») за ними, ожидая внезапного отбора мяча. Соперники же (или выполнявшая их роль прислуга, либо учащиеся младших классов) пытались остановить атаку.

Взаимодействие между атакующими форвардами, если вообще о нем можно говорить, было простейшим. Именно на этом базисе развивался ранний английский футбол: вся игра строилась на дриблинге; пас, взаимодействие и оборона были второстепенны. Интеллекта в той игре было совсем чуть-чуть, как, в принципе, и во всей английской жизни. В государственных школах за излишнее проявление мыслительной деятельности можно было быть осужденным без суда (что и говорить, если даже в 1946 году венгерский юморист Джордж Микеш писал: «Я был так рад, когда женщина назвала меня «умным», но лишь некоторое время спустя я понял скрытый смысл этого слова в ее устах, означавший недоверие ко мне» [2]).