Дарю игру - Лейбовский Вадим Викторович. Страница 26

А когда он вернулся в команду тренером — молодым, неопытным — Мшвениерадзе был уже безусловно лидером в ней, непререкаемым авторитетом, ведь позади у него десятки матчей за сборную, олимпиада. Сколько же нужно было благоразумия, здравого смысла, такта с обеих сторон, чтобы этот союз оставался незыблемым и плодотворным.

Оба считали, что коллектив не может и не должен быть однородным. В команде нужны люди разного темперамента, склада характера, эмоциональной заряженности и игрового стиля. На каждый «выступ» должно приходиться «углубление». Как подогнать одно к другому? Если удастся, это будет добротно собранный механизм — единый, монолитный коллектив со своим стилем, почерком, лицом.

Разноплановость игроков — это непременно и человеческая разнохарактерность. Юрий Григоровский был упрям и трудносговорчив, но прямодушен и откровенен. Борис Гришин — молчалив, сдержан, весь в себе. Новиков не обладал сильным характером, а потому легко поддавался влиянию. Ему требовалось особое внимание, зоркий глаз. Шидловский поначалу был вообще непонятен, никак себя не проявлял. Но тренер и капитан умели разглядеть задатки в каждом, а затем развивать их. И если спортсмен оставался в коллективе, то, значит, он нашел свою игру. И нашел себя. Таковы корни громкого и долгого успеха ватерпольного коллектива московского «Динамо». Николай Иванович Малин руководил им ровно двадцать лет, вплоть до своей кончины. За эти годы динамовцы девять раз становились чемпионами страны. После его смерти тринадцать лет минуло, прежде чем им снова (в 1985 г.) удалось завоевать этот титул.

С тренером у капитана бывали и разногласия. Особенно по поводу ввода в состав команды молодых игроков. В 1955 году в резервном составе появился совсем еще молодой полузащитник Анатолий Карташов. И вот перед решающим матчем чемпионата страны с армейцами капитан попросил Николая Ивановича поставить Карташова на игру. Тренер удивился, поначалу даже возмутился: «Как можно в таком важном матче испытывать судьбу?»

Но Петр не уступал: «Я внимательно за ним наблюдаю. Парень тонко чувствует игру, позицию, отлично подыгрывает, хорошо обороняется. И характер — то что надо». В общем, убедил. Карташов отыграл хорошо и с того матча прочно вошел в основной состав динамовцев, а затем и сборной команды страны, много лет был одним из лучших ее игроков.

Подобная история произошла и с восемнадцатилетним Юрием Григоровским в 1957 году, и опять же перед решающим матчем с армейцами. Григоровский, будучи уверенным, что играть ему в тот день не придется, даже немного опоздал на предматчевое собрание команды. Явился и узнал, что ему сейчас выходить на поле. И на этот раз Мшвениерадзе одержал верх в споре со старшим тренером. Великолепный дуэт Мшвениерадзе — Григоровский принес потом немало пользы не только в «Динамо», но и в сборной. Многие считают, что таких дуэтов в нашем водном поло больше не было.

Григоровский вспоминает, что у его партнера кроме других игровых достоинств было и еще одно удивительное качество: он всегда чувствовал, когда Юрий подустал, когда нужно взять игру, пусть даже игровой эпизод на себя, подстраховать, поплыть за мячом… Он так и не понял, как, каким чутьем капитан улавливал, постигал это.

Однажды в грузинском сатирическом журнале «Нианги» появилась серия рисунков. Некий приехавший в Москву тбилисец забрел на ватерпольный матч. И услышав по радио состав одной из команд, подумал: «свои» и стал неистово их поддерживать. Но оказалось, что болеет он за чужую команду, его сбили с толку грузинские фамилии московских игроков.

Карикатурист, конечно, увлекся (что, правда, дозволено жанром), однако от фактов далеко не ушел. Несколько грузинских игроков в водное поло действительно уехали в Москву и играли в то время в столичных командах, в основном в «Динамо». Кроме Мшвениерадзе это были Михаил Рыжак, Георгий Харебов, Нодар Гвахария, Зураб Чачава, позже — Владимир Рашмаджан, Гиви Чикваная. Однако к столь дружному переезду своих коллег сам Мшвениерадзе имел не большее отношение, чем, скажем, к переходу в Большой театр известных теноров Зураба Анджапаридзе и Зураба Соткилава, пусть даже последний и состоит с нашим героем в большой дружбе.

У каждого из новоявленных москвичей были свои личные мотивы, но главный — тот же, что у Петра: стремление к высокому мастерству. Это понимали все, кто хотел здраво смотреть на вещи. Даже мать, даже любимый тренер, подаривший ему на прощание книгу с надписью: «Помни, что ты можешь сделать для своего народа, для своей Грузии». Он помнил. Но многие в Тбилиси так ему этого и не простили.

Сколько раз, особенно во время матчей против тбилисского «Динамо», ему приходилось слышать с трибун обидные реплики, от которых закипала кровь. Но каждый раз он говорил себе: «Спокойно, ты играешь за свою страну, а значит, и за свой народ». Все ж однажды, когда его в очередной раз наградили серией изысканных сравнений на родном языке, он чуть отплыл в сторону и поднял голову к трибуне. Неожиданно наступила тишина, и тогда он по-грузински сказал:

— Если ты мужчина, спустись после игры и скажи мне эти слова в лицо. Сможешь так сделать — считай, что ты прощен.

Никто не спустился.

…Эта маленькая история начинается почти как анекдот. Встречаются в Москве два незнакомых грузина, один из которых живет в столице, а другой приехал в командировку.

Москвич расспрашивает приезжего о родном городе, где давно уже не был, с удовольствием вслушивается в грузинскую речь, охотно отвечает на вопросы.

— А ты почему живешь в Москве? — спрашивает новый знакомый.

— Так жизнь сложилась, — уклончиво отвечает тот.

— Ну, и хорошо тебе здесь?

— В Тбилиси лучше.

— А чем занимаешься в Москве?

— Юриспруденцией. И еще спортом немного.

— Спортом? Слушай, кацо, а ты не знаешь такого спортсмена — Мшвениерадзе, в водное поло играет?

— Да, слышал, а что?

— Хочу, понимаешь, увидеть его. Коренной тбилисец, а удрал в Москву, предал свой народ.

— А ты его знаешь?

— Еще как знаю. Друг детства был. Но больше не друг. Я его, можно сказать, плавать учил, мяч держать в руках учил, а он предал. Ох, увидеть бы мне его разок, попадись он мне только!

И снова сдержал себя Петр, это был, конечно, он. Не сказал ни слова. Он приучил себя не отвечать на запрещенные приемы.

…Другая маленькая история почти как анекдот закончилась. А начиналась она так.

Однажды в разгар игр очередного чемпионата страны на трибуне водного стадиона «Динамо» появилась крупного телосложения дама. Густой волной своих эмоций она мгновенно накрыла всю трибуну, а акцент и характер восклицаний свидетельствовал о том, что дама прибыла из Грузии и была ярой болельщицей любого спортивного коллектива своей республики.

И вот увидев, что ее земляк играет не за тех, за кого надо, дама разразилась негодующими возгласами, призывая к мести, к расправе над ним и всей его командой. Почему-то больше всего ей нравилось слово «мясник», коим она то и дело одаривала динамовского капитана.

Однако во втором тайме дама повела себя уже спокойней, а под конец игры и вовсе стихла. И непонятно было, то ли она устала, то ли так подействовала на нее игра бомбардира. На следующий день она появилась вновь. Сидела молча, но вдруг, увидев, как во время очередной атаки Мшвениерадзе был грубо атакован сразу двумя защитниками, вскочила с места и закричала:

— Судья, что они делают! Куда же ты смотришь, судья? Почему не выгонишь этих хулиганов?

Видя безрезультатность своих усилий, она что-то громко крикнула по-грузински своему теперь уже любимцу, и тогда прогремел над водой раскатистый хохот капитана.

И на третий день дама пришла — уже с цветами. Во время представления команд она величаво подошла к капитану и вручила ему букет.

Такова, стало быть, великая сила искусства.