Мир Спока - Дуэйн Диана. Страница 21

Так он и делал. Все дольше и дольше он находился вдали от мест привычного существования группы. Его отношения с остальными членами группы были странными, но когда он уходил, они старались держаться одного места, чтобы их странный брат мог найти дорогу к ним. Их мысли летели вслед за ним, но так как механизм был не налаженным, они достигали его редко. Так что иногда среди мокрой, темной ночи он вдруг чувствовал в своем сознании, как порыв ветра, заботу о нем. И тогда он чувствовал себя успокоенным. Другие знали его, насколько могли.

Это был мир, созданный для прогулок, если таковой вообще мог существовать: теплый, летний мир, влажный и сумеречный под сводами деревьев даже днем, бесконечное море деревьев и широкие просторы вод, сиявшие медью, когда ТгХут восходила из-за горизонта. Вулканский год был несколько короче, чем год на Земле, но там не было такого резкого наклона оси планеты к солнцу, что влекло за собой на Земле холодные зимы и невыносимо жаркое лето, и эксцентрика ее орбиты представляла собой почти совершенный круг. Лето было вечным. Теплые океаны, теперь уже совершенно спокойные (не осталось и следа от кипения) и зеленые, под цвет старой бронзы, свободно орошали планету продолжительными дождями год напролет. Атмосфера, насыщенная кислородом из-за переполнившей планету растительной жизни на земле и в море, дольше сохраняла тепло солнца. Лед держался только на полюсах, и вряд ли его можно было найти где-нибудь еще. Даже там, на севере и юге, поверхность льда нагревалась и таяла время от времени, и земля зеленела ненадолго маленькими, приспособленными к этой температуре растеньицами, которые задолго до остальных форм колонизировали планету.

По этому спокойному миру блуждающий пролагал свой путь, не заботясь о выборе направления, совершенно без определенной цели. Он просто знал, что ищет что-то. Жизнь в лесах шла своим чередом, когда он проходил мимо, и блуждающий уделял ей ровно столько внимания, сколько и всему остальному, не больше. Было много форм жизни в этих лесах, которые охотились друг на друга. Блуждающий не боялся их, во всяком случае, не больше, чем все его собратья. Иногда один из них умирал от этих животных, но никто особенно не обращал на это внимания.

Странные остановки, изменения все равно рано или поздно происходили, и в этом не было большой скорби. Того, кто остановился, они все равно слышали в своем сознании. Было что-то особенное, когда говорили те, кто остановился, так, что, хотя они говорили редко, слышать их было радостью. Никто не знал причин изменений, никто об этом особенно не думал. Другие знали.

Блуждающий прокладывал себе путь под кронами великих деревьев, ел, пил воду и спал. Так продолжалось в течение долгого времени. Время само по себе ничего не значило для него, или не значило бы, имей он вообще концепцию времени. Это показалось бы ему глупостью – тратиться на то, чтобы считать дни, когда они полны приключений, и, кроме того, были и другие дела. В конечном итоге он заметил, что пищу добывать становится все труднее. Он получил огромное удовольствие от самого этого занятия – такое же, наверное, мог получить другой, увидев необычно большой плод, свисавший с ветки. Он понял, что приближается к тем местам, которые искал, местам, где все было по-другому. Он двинулся дальше.

Вскоре он заметил, что плоды стали редки, и деревья вокруг него были не того вида, из которого можно получить воду, просто надломив ветку. Источники, которые били из-под камней, теперь попадались все реже. Блуждающий остановился на какое-то время, чтобы обдумать все это, сидя у источника. Он жевал тыкву и полоскал руки в воде. Он знал достаточно для того, чтобы понимать, что если кто-то долгое время оставался без воды, то он останавливался, а у него не было никакого желания становиться голосом в чьих-то ушах, неважно насколько хорошо и довольно звучал голос. К нему пришла мысль, что придется снова вернуться в свою группу, если он больше не сможет найти воды. Он решил напиться вдоволь, сделать один большой переход, и, если в том месте, куда он придет, не будет воды, вернуться к своим собратьям.

Блуждающий пил до тех пор, пока не почувствовал, что может лопнуть, а затем двинулся в путь. Как самый опытный путешественник, которого знала его группа, он научился читать определенные знаки земли, которые ему вряд ли пришло бы в голову замечать при другихобстоятельствах. Один из них говорил о том, что спуск с возвышенности, например с горы, приведет в незнакомое место гораздо быстрее, чем когда идешь в гору. Он чувствовал, что идти нужно осторожно и медленно, спускаясь с горы, так это и делал. Теперь он совершенно осознанно выбрал эту дорогу, также, как выбрал он направление, в котором деревья казались тоньше. Он пошел.

Он шел примерно неделю без воды и пищи. Тогда, как и теперь, вулканцы были выносливы и, возможно, в далекие времена начала цивилизации еще более стойкими, чем сейчас. Деревьев становилось все меньше, белый солнечный свет уже проникал сквозь кроны. Блуждающий поднял глаза к небу ярких, голубых и зеленых тонов, и ему стало любопытно. Только изредка он видел его раньше и предполагал, что небо является частью деревьев. Теперь ему стало интересно, возможно, деревья являются более темной и доступной частью этого сияния, на которое больно смотреть. Без сомнения, Другие знали. Возможно, когда-нибудь он спросит. Но пока он шел вперед.

Со временем он почувствовал жажду, деревья неожиданно исчезли.

Блуждающий впервые увидел горизонт. Ему пришлось остановиться и прислониться к дереву, так как от этого вида у него закружилась голова. Как оказалось, мир не был заслонен кронами дающей тень зелени, он был плоским. Пространство, которое перед ним распростерлось, было покрыто низкой и жесткой зеленью, пестревшей яркими цветами. А за зеленым поясом был другой, еще более странный, ярко-розового цвета, который отбрасывал жаркий солнечный свет. Блуждающий был первым вулканцем, который увидел пустыню.

Там определенно не было фруктов и, конечно, не было воды. Но ему нужно было узнать, что же там. И он пошел.

Жажда теперь постоянно мучила его. Только один раз ему удалось утолить ее на какое-то время, когда неожиданно пошел дождь. Это было новое ощущение вне привычной среды. Он лег на землю и раскрыл рот, подставляя его потокам воды, и неважно, что его пугали раскаты грома на открытой местности. После дождя он успел слизать всю воду, скопившуюся в листьях зелени прежде, чем жара не высосала драгоценные капли обратно, в медное небо. Затем он пошел дальше.

Зелень уступила место камням, грязи, бесплодной земле и гравию.

За всю жизнь он вряд ли наступал на что-либо более твердое, чем мох и травяное покрытие. Его ноги оставляли за собой следы, но он не замечал их. Он смотрел вперед, на ослепляющую белую полосу впереди. Он пошел к ней, к ее краю – туда, где уже не было даже гравия, только песок. И . там он остановился.

Дюны простирались впереди насколько хватало глаза. Белые, жгучебелые, они уходили вперед на необъятные расстояния, каких он не видел за всю свою жизнь. Ветер пролетал через них и бросал ему в лицо редкие щепотки песка, сорванного с их гребешков. Он стоял – глаза слезились от почти невыносимого света – и смотрел на мир, в котором вместо стен были края, которые были слишком далеко от него, так что он вряд ли смог бы когда-нибудь добраться до них.

А за краями… что-то возносилось к небесам. Он увидел это и упал на колени.

Это была гора. Она одна возвышалась в поле видимости, невозможно высокая, невозможно громадная, до самой вершины покрытая лесами. Сама вершина была чистейшей белизны и отражала свет, острый, как боль.

Такой она была в пору своей юности, гора Маунт Селейа, самая высокая из всех гор Вулкана. В те древние времена ее вершина возвышалась девственно чистой, еще не тронутой эрозией. В наши дни жители Вулкана благоговейно относятся к этой древней горе на самом краю вулканской кузницы – района, вокруг которого бурей пронеслась история их народа.