Путь к силе и здоровью - Гаккеншмидт Георг. Страница 25

Посетив Ниагарские водопады, я вернулся назад в Англию, где должен был выступить в пасхальный понедельник в Кантербери-Мюзик-Голль, а еще раньше выполнить контракт, заключенный на неделю в Манчестере.

Находясь снова в Англии и имея перед собой длинный список ангажементов, а также предстоящую борьбу с английским чемпионом Александром Мунро, а может быть, еще и реванш с Мадрали, для меня было ясно, что мои противники потребуют от меня борьбы согласно правилам «Catch-as-catch-can». Поэтому с моей стороны было весьма благоразумно познакомиться получше с этого рода борьбой.

Я решил поэтому бороться на состязаниях и в моих публичных выступлениях только этой борьбой, главным же образом еще и потому, что не могло быть никаких сомнений в том, что именно этот вид борьбы пользуется особенной популярностью у английской публики.

Прошло несколько месяцев, прежде чем были заключены все условия относительно моей встречи с Мунро. За этот промежуток времени я выполнил мои условия с Мюзик-Голлями, и наконец, 28 октября 1905 года сошелся с шотландским чемпионом на футбольной площадке «Hasgow-Rangers» в Геброкс-Парке при 16000-ной толпе зрителей. В виду прекрасного телосложения моего противника и его выдающейся известности, наша борьба вызвала величайший интерес. Моим читателям будет, по всей вероятности, небезынтересно сравнить при этом случае наши измерения и вес.

Георг Гаккеншмидт во время борьбы

Сильный дождь, шедший в течение всего времени борьбы, немного затруднял мои движения и препятствовал мне в большей степени, чем моему противнику, так как почти все время я, а не он, вел наступление. Мунро первый был принужден перейти в партер; вскоре затем, обороняясь, он должен был сделать мост Я повернул его приемом ноги, но ему удалось высвободиться; равным образом, ему удалось вывернуться от двух половинных Нельсонов. Да, ему удалось даже, минут через пятнадцать, настолько высвободиться из моих тисков, что он сам перешел в наступление. Он, вообще, показал себя несомненно чрезвычайно сильным человеком и лег, только через 40 мин. 22 сек., пойманный половинным Нельсоном.

После десятиминутного перерыва началась наша вторая схватка. Шотландец снова обнаружил великолепную защитительную тактику и раз или два переходил даже в наступление. В конце концов, мне снова удалось захватить хороший половинный Нельсон и я положил Мунро на спину в 11 мин. 11 сек.

Мои выступления в «Варьете» — театрах вместе с небольшим отдыхом, наняли меня в течение следующих шести месяцев. После этого я дал свое согласие на новый матч с турком Мадрали, а именно для того, чтобы показать Антонио Пьерри, Ахмеду Мадрали и английской публике, что моя первая победа не была делом случая, как уверял Пьерри. Второй матч должен был вестись по правилам «Catch-as-catch-can». В этой борьбе он был, как говорили, почти непобедим. Я и сам мало надеялся на успех с моей стороны и вследствие этого тщательно тренировался в доме старого Джека Громлей в «Shepherds Bush». В целях тренирования я боролся с целым рядом довольно-таки порядочных борцов, как Джек Смит, Геннер Мойр, Джек Громлей, Джон Строне, Гес Ренарт в с констеблями городской полиции Баррет и Гемфрес. С ними вместе я отправился в Уертине, на морском берегу, и там закончил свое тренирование.

Я думаю, здесь не будет лишним упомянут об одной части моих ежедневных упражнений, во-первых, потому, что само упражнение это представляет интерес, как довольно трудное, а во-вторых и потому, что, мне кажется, оно с успехом должно быть принято в программу предварительной подготовка каждого борца. Я становился на колени, при чем мне клали на спину мешок с цементом, весом в 600 фунтов; сделав это, на мешок влезал еще сам старый Джек Громлей, так что, в общем, на мне покоилось до 900 фунтов. Смею вас уверить, это не шуточная вещь.

В виду этого, не трудно понять, что я чувствовал себя сильным и здоровым, когда я вторично встретился с Мадрали в лондонской Олимпии.

Вследствие того, что эта борьба произошла при сильнейшем возбуждении и имела своим следствием ожесточеннейшие споры в прессе, мои читатели поинтересуются познакомиться с отчетом, помещенным в «Manchester Guardian» по этому поводу.

«Гаккеншмидт и Мадрали в сопровождении своих секундантов и друзей рано появились в своих уборных. Мадрали, как говорили, был удивительно в форме, но относительно Гаккеншмидта среди журналистов носился слух, что он болен, что у него не в порядке желудок. Говорилось еще, что его стараются: привести в годное состояние посредством алкоголя, так как де он болен и его лихорадит. Кое-что из этого и на самом деле было верно: русский артист был просто в сильно возбужденном состоянии. Ставки, которые раньше клались на Гаккеншмидта, теперь обратились в сторону турка; картина получилась подобная той, какая происходит в день больших скачек, когда проносится известие, что фаворит простудился. В величайшем напряжении, прежде всего вследствие этих слухов, толпа ожидала с нетерпением появления обоих борцов. Было уже почти 9¹/₂ часов, когда оркестр заиграл с большим воодушевлением песню «See the conquering hero comes.» («Смотри, вот идет победоносный герой»). Среди лиц, стоявших на сцене вокруг места, огороженного для борьбы, вдруг произошло движение: появился Мадрали. Вся публика, как один человек, вскрикнула. Турок шел по сцене подобно привидению в наших снах. Он выглядел исполином, бесстрастным и был бледный, как полотно; черный халат покрывал его с ног до головы. Он направился к своему месту в углу, как автомат, и в изнеможении опустился на стоявший там стул. Лишь только смолкли приветственные крики в честь Мадрали, как на сцене появился Гаккеншмидт в сером пальто. Несмотря на свои чудесно сложенные плечи, он выглядел в сравнении с чудовищной громадой своего противника маленьким. Его лицо — открытое и молодое, как всегда носило на себе выражение страдания: оно было бледное, серое и в складках; губы его дрожали, а глаза с беспокойством окидывали море зрителей, в то время, как приветствия публики поднимались к огромным сводам залы.

При возгласе «время» и при мертвой тишине, среди которой короткий сухой кашель звучал как выстрел из ружья, турок и русский, как тигры, бросились на ковер. В этот момент к Гаккеншмидту вернулись и жизнь, и уверенность, и его кажущееся нездоровье оказалось ни чем иным, как только лихорадочным возбуждением. Теперь единственным старанием Гаккеншмидта было ограничить время борьбы по возможности немногими секундами, так как Мадрали был весьма опытен в борьбе «Catch-as-catch-can» и при условии только, чтобы ему было дано время, он умел всячески утомить и доводить до крайнего напряжения последней силы своего противника. После нескольких быстрых, как молния, захватов, которые всегда предшествуют при каждой борьбе, русский ринулся на Мадрали и схватил его за затылок, нагнув к низу его голову. Но Мадрали обхватил руками туловище Гаккеншмидта и начал крутить и рвать его, пока почти не согнул своего противника в дугу. Гаккеншмидт сделал сперва яростное нападение, схватил Мадрали за горло, приемом близко подходящим к удушению. Мадрали при этом выпустил его и стал, показывая в то же время пантомимой арбитру, в чем было дело. В следующий момент противники снова ринулись друг на друга и вот тут то Мадрали совершил свою первую ошибку. Он пустил в ход свой любимый прием-внезапный прыжок с целью сделать захват ноги. Но Гаккеншмидт был настороже; он отскочил на шаг — но не более — назад; рука Мадрали беспомощно рассекла воздух, и размах руки этого тщетного выпада заставил его потерять равновесие. Его правая рука поднялась вверх, чтобы вернуть утерянный баланс; в этот момент русский с быстротой молнии наскочил, схватил Мадрали за эту руку и начал крутить его вокруг. Как мешок полетел на землю турок, Гаккеншмидт бросился на него и начал с силою, против которой не устоял бы ни один человек, катить его на спину. Произошла яростная борьба, два-три беспомощных толчка, и плечи Мадрали гладко и ровно покрыли ковер. Время: 1 минута 34 секунды. Мадрали поднялся, отряхнулся и шатаясь направился в свой угол, тогда как Гаккеншмидт, бледный, как полотно, но все улыбающийся, приветствуемый громом рукоплесканий, отправился на 15-ти минутный перерыв в свою уборную.