После матча - Филатов Лев Иванович. Страница 4

И меня подзуживало вести эксперимент на себе самом, хоть в какой-то мере разведать возможности телекомментария, чтобы судить о нем не отвлеченно, не со снежных вершин, а реально, пройдя через тернии, сопутствующие комментаторам. Увы, слишком отрывочными, разрозненными оказались мои редкие пробы. Выводами похвастаться я не мог. Но скрытые, втуне пропадающие возможности намекали о себе, поддразнивали, хотя в руки и не давались.

Потому я и соглашался комментировать, когда бы мне ни предложили. Согласился и перед отъездом в Мексику.

Как было заранее обусловлено, в ночной Москве записывали всю встречу, чтобы показать ее вечером. Напрашивалось начать репортаж с рассказа о том, что тринадцать лет назад на этом самом стадионе «Халиско» происходил редкостный матч Бразилия – Англия, когда на поле блистали Пеле, Тостао, Жаирзиньо, Герсон, Чарльтон, Бенкс, Мур, Болл, что в ворота, которые слева, Жаирзиньо вколотил мяч с неповторимого по великодушию паса – уступки Пеле, что после на чемпионате ни один матч этому и в подметки не годился, настолько были хороши обе команды, английская, еще в звании чемпиона мира, и бразильская, рвавшаяся к этому званию. Все это я и сказал, желая подчеркнуть значение матча юниоров, которым выпала честь играть на том же самом поле, в кольце тех же пестрых, взрывающихся трибун. Обычно смутно помнишь, что было сказано во время репортажа, но тут я надеялся, что волновавшие меня самого воспоминания пришлись к месту. Я даже, может быть и наивно, полагал, что этим вступлением произведу впечатление на слушателей, а остальное менее важно.

Когда репортаж закончился, в наушниках я услышал голос дежурного из Москвы. Он, как принято, поблагодарил, заверил, что все нормально, а потом, словно о пустяке, о технической детали, сообщил, что, коль скоро наши «продули», будет показан не весь матч, а второй тайм. Это был удар. Не лишней работы было жаль, а того лирического вступления. Что же услышат телезрители?

Самолюбивое удовольствие – да, получено. Не дрогнул ни от оглушительного шума трибун – сидел ведь не в изолированной кабине, а в ложе прессы,- ни от гнетущей жары, ни от всегда трудного для пересказа проигрыша своей команды. И ощущение вымотанности было приятно.

Но что с репортажем? Диктор ведь не расскажет содержание первого тайма перед показом второго, не многосерийный кинофильм. И я знал, что теперь меня долго не отпустят стыд и досада. А ведь мне еще предстоит телерепортаж со всемирно известной «Ацтеки» о последнем, финальном матче. И я представлял, как, узнав мой голос, люди скажут: «Опять этот, ничего у него не поймешь». Не оправдаешься, но и никуда не денешься, снова нацепишь наушники и возьмешь в руку микрофон.

Не все нам удается. Не разжившись опытом, который помог бы справиться с недоуменными вопросами, я продолжаю верить в телекомментарий, который окажется футболу по росту, а не недомерком.

Наш льнущий к асфальту низкий «шевроле» режет с посвистом тугой накаленный воздух. Время к полудню, и жару чувствуешь по тому, как густеет пространство. Дышишь кондиционированным холодком, но знаешь: стоит открыть дверцу, ударит горячая волна и вдох потребует усилий. Катить бы и катить в искусственной прохладе до самого Мехико, а мы поглядываем то на часы, то по сторонам и выбираем, где бы остановиться. Ровно в двенадцать телевидение будет транслировать матч Польша – Шотландия, и нам совершенно необходимо его увидеть.

Для далекого от футбола человека это чушь: посередине Мексики, в разгар жары тормозить из-за того, что где-то начнут гонять мяч девятнадцатилетние ребята, юниоры, непонятно зачем перелетевшие ради этого океан, как будто нельзя было найти стадиона поближе, в Европе.

Футбол благоразумен. Он подкреплен финансовыми расчетами, ничто не делается из благих пожеланий, на глазок, согласно фантазиям и выдумкам. Есть деньги, есть и футбол, а есть футбол, есть и деньги, связь крепкая. В трюмах футбола – бухгалтерия, счетные машины, гарантийные письма, обязательства, договоры, контракты, взносы меценатов и выплаты участникам. Он насквозь деловой, большой футбол, стоит на ногах твердо. И способен позволить себе собрать юнцов в Мексике, чтобы они разыграли свой чемпионат мира.

Игорь сбросил скорость, «шевроле» крадется вдоль кювета, мимо измученных жарой, скрюченных, редколистных деревьев, за которыми легонькие, тонкостенные, хрупкие, высушенные домики, пестро раскрашенные, вопящие о себе рекламными надписями, четкими, как прописи в букваре, которые невозможно не повторить про себя проезжающему. Мы ищем ресторанчик с телевизионной антенной. Машина сползает вбок, шуршит по гравию и утыкается в терраску. То, что требуется: зал пуст, на стене под потолком подвешен телевизор. Из двери на крылечко выскользнула скуластая девчушка с прямыми черными волосами в желтом фартуке, готовая принять заказ.

Игорь вступил с ней в переговоры об обеде, а я выбираю стол и устанавливаю два стула так, чтобы нам было хорошо видно. Где мы – неизвестно, придорожный ресторанчик без названия, не помечен на схеме, для нас он совпал с полднем, с началом трансляции футбола.

Ресторанчик, как видно, не избалован посетителями и сам не собирается их баловать. Скатерть стелят со свежими пятнами, посуда, ножи и вилки разномастные. Что на металлическом блюде, Игорю известно, а мне – нет, и я полон подозрительности. Знакомы только маисовые лепешки, серые, пресные, на взгляд – глинистые, с непривычки кажущиеся непроворотно тяжелыми, а когда пообвыкнешь, соблазнительные теми же самыми пресностью и тяжестью, в которых обнаруживаешь привкус чего-то простого и древнего, чему можно довериться, с чем не пропадешь. Я осторожно ковыряю вилкой в блюде, добываю то, что мне привычно – ломтики помидоров, огурцов, рис и согласно киваю на уговоры Игоря: «Не бойтесь, я с ней все обговорил, это вполне съедобно». Тут как нельзя кстати на экране возникли контуры стадиона, был сделан первый удар по мячу, и я получил право положить вилку и углубиться в созерцание футбола, время от времени отламывая кусочки лепешки и прихлебывая чаек, припасенный Игорем в термосе.

В ресторанчике душно, и мухи досаждают, и есть не хочется, а о том, что можно сесть в «шевроле» и ехать дальше, и не думаешь: идет футбол. Как не смотреть, если он перед глазами? Вдруг мелькнет что-то невиданное, и ты восхитишься. Деловой человек заявит: «Все примечательное вечером повторят по телевидению». Верно, повторят. Только кому же интересно готовенькое да еще «потом». Дорог момент свершения. Дорого все то, что ты сам, без подсказки выделил, отличил и пережил.

По правде говоря, в самом деле, чуть странно видеть по мексиканскому телевидению матч поляков с шотландцами. И неясно, как воспринимает его местная публика. Для нас с Игорем матч как матч, то интересный, то не очень, но понятный, можно сказать, свой, европейский. А каков он для мексиканских болельщиков?

Два великих футбольных континента. По одну сторону Атлантического океана Бразилия, Аргентина, Уругвай, по другую – Италия, ФРГ, Англия. Двенадцать раз разыгрывалось звание чемпиона мира, и поровну, по шесть раз, оно доставалось европейцам и южноамериканцам.

Футбол принято разбирать по косточкам, переводить на схему, на чертеж. Практический смысл дотошности очевиден. И все же подмечаешь, что занятия футбольной анатомией особенно по душе тем методистам и тренерам, для которых познание сводится к повторению, заимствованию, если не к обезьянничанью. Найдя что-то у других, они тут же пытаются завести это у себя, как простоватые модники, не важно, какого оно происхождения – аргентинского или итальянского. Футбол по их представлению одинаков всюду, как теорема Пифагора или закон Архимеда.

Да, да, да, и правила одни для всех, и приемы те же, и закономерности. Однако меня в многолетних наблюдениях тянуло отыскивать признаки отличия в игре у разных команд, будь это клубы или сборные. И всегда они находились. Совершенно убежден, что команда лишь в том случае делается величиной, если у нее за душой есть что-то свое. Тогда появляется желание говорить и писать о ней, тогда тянет пойти на стадион в вечер ее матча, чтобы лишний раз увидеть это самое свое. Как только непохожесть выветривается, пропадает и интерес, его не подогревают даже известия о последних победах. Они не внушают доверия, легко предположить, что взяты силой, напором, стойкостью, а то и везением, но не игрой.