Футбол, Днепропетровск, и не только… (СИ) - Рыбаков Владислав. Страница 116

Путь этого поезда, как и всех других с эвакуированными людьми и оборудованием, лежал на восток. В дороге с ним, как и с другими подобными поездами, произошел ряд событий, вызванных войной. Об одном из них я и хочу рассказать, так как он наглядно иллюстрирует жизнь покидающих родной город днепропетровцев, во время их эвакуации.

Естественно, из-за малого возраста я его не запомнил, поэтому расскажу о нем со слов моих родителей и сестер, а также других очевидцев, произошедшего в 1941 году события.

Когда они рассказывали позднее об этом эпизоде, мне казалось, что я до деталей вспоминаю его и все тогда произошедшее, видится мне как на большом экране современного кинотеатра. И теперь я, оставшийся к сегодняшнему дню единственным живым из всей нашей семьи, расскажу об этом случае Вам.

Чем можем, тем и поможем!

В начале августа 1941 года, от уже поврежденного налетами вражеской авиацией перрона станции Днепропетровск, отошел эшелон с семьями работников Сталинской железной дороги. Собственно, он отошел не от перрона, а от железнодорожного пути близь грузового двора, где тогда и осуществлялась погрузка в небольшие грузовые вагоны - «теплушки».

Так выглядел Днепропетровский вокзал осенью 1941 года, и в таких вагонах – «теплушках» мы покидали родной город.

С грустью и слезами прошли последние минуты прощания с родными и близкими, которые оставались в родном городе: ни те, кто эвакуировался / с приходом войны, появилось это непонятное, а иногда и зловещее слово - «эвакуация» /, ни те, кто оставался, еще не знали, что ждет их впереди.

Состав медленно, как бы нехотя, и как бы желая хоть на мгновенья продлить, может быть последние, в жизни прощавшихся между собой людей, мгновенья их близости, двинулся, а затем также медленно и настороженно переехал наш знаменитый, двухъярусный мост.

Для одних родной город остался за Днепром, для других, которые проживали и работали на левобережье, он еще некоторое время был с ними! Все с пристальным вниманием смотрели из раскрытых дверей и окон-люков «теплушек», стараясь, как бы навсегда, запечатлеть в себе такие родные и близкие для них места.

Начиналось путешествие в неизведанное, тем более, что в поездной бригаде на момент отправления еще точно и не знали конечного пункта маршрута этого наскоро сформированного эшелона. Началось долгое и медленное путешествие на восток, прерываемое частыми и долгими остановками на небольших станциях и полустанках, иногда просто на перегонах в поле.

Это было путешествие с тревожными ожиданиями кого-нибудь из родных или людей, которые в тот день были дежурными по вагону, и которые выскакивали из вагона на остановках, чтобы пополнить запасы воды в вагоне или выменять, на что-то, из имеющегося у нас у нас «скарба», на какое-нибудь продовольствие.

Иногда, они его просто получали его из рук наших сострадающих нам людей. Эти люди с тревогой и жалостью смотрели на эвакуирующихся, видя в них первых реальных очевидцев приближающейся к ним войны. И хотя фронт уже приближался и к ним, они еще были у себя дома, они, как и мы, надеялись, что скоро в войне наступит перелом.

Тогда в августе 1941 года, люди, не смотря ни на что, еще надеялись, что уже скоро вероломный враг будет разбит.

В томительные и длительные часы частых остановок во время движения нашего эшелона на восток, мы видели проносящиеся мимо нас воинские эшелоны, спешащие на запад, на фронт, на помощь нашим отцам и братьям, на помощь всем нам.

Но действительность становилась с каждым днем все тревожнее, все чаще нашему поезду, медленно передвигающемуся на восток, встречались следы войны и в тылу, а над поездом пролетали немецкие самолеты, иногда, даже наблюдали за воздушными боями.

Мы из окон своих вагонов, все чаще видели полуразрушенные станции, развалины отдельных домов. Наш поезд пропускал движущиеся на восток поезда с оборудованием, в том же направлении двигались и санитарные поезда с раненными во время боев военнослужащими, и их количество с каждым днем все увеличивалось.

Параллельно железной дороге, по проселочным дорогам, также двигались на восток длинные колонны беженцев, уходящих вглубь страны, подальше, от приближающегося, фронта. Люди, услышав гул самолетов, с тревогой вглядывались в небо, пытаясь скорее разобраться, чьи самолеты пролетают над ними, чтобы в случае опасности броситься в сторону от дороги и попытаться найти какое - нибудь укрытие.

В начале нашего, как потом выяснилось, длинного пути, немецкие самолеты, пролетая над нашим эшелоном, и не трогали его. Очевидно, их интересовали, в первую очередь воинские эшелоны, которые двигались на запад. И хотя количество пролетов фашистов над нашим эшелоном с каждым днем увеличивалось, люди, даже при его остановках и сигналах воздушной тревоги, подаваемым гудками нашего паровоза, не покидали своих вагонов.

При приближении вражеских самолетов, в нашем эшелоне, сформированном из обычных вагонов - «теплушек», закрывались двери и люки-окна, а люди с тревогой прислушивались к сигналу воздушной тревоги: чередующимися длинными и короткими гудками паровоза. Но, в нарушение всяких инструкций, все же, никто не уходил от эшелона, хотя все мы были беззащитны перед могущим в любой момент на нас напасть, врагом!

В такие тревожные минуты, матери еще крепче прижимали к себе детей, собираясь, если вдруг случится что - нибудь непоправимое, ценой своей жизни уберечь жизнь самого дорогого для них - своих детей! По-другому, они не могли защитить их, считая свою жизнь главной защитой и, надеясь, что и в этот, очередной раз, враг не заберет их жизней!

Обычно, при первых же тревожных сигналах о возможном налете, тушилась основная кормилица в вагоне - печь «буржуйка», на которой готовилась, по-возможности, из собранных вскладчину продуктов, нехитрая еда, в первую очередь, для детей.

В вагонах нашего эшелона был установлен общий и единый для всех закон: «Один за всех и все за одного!», который с позиций сегодняшнего дня, для кого-то, звучит неправдиво и, как-то, чересчур, возможно вычурно. Но тогда это было так: тогда мы были едины, всех нас сплотила единая беда и единое горе! Все в вагоне, как могли и чем могли, помогали друг другу. Это диктовала суровая действительность, которая окружала нас.

Поезд, тем временем, медленно, с длительными остановками, продвигался к первоначальному пункту нашего следования - Минеральным Водам. Вот тогда-то и произошел с нами и нашим эшелоном трагический эпизод, о котором и пойдет далее речь.

Произошел он, где-то, по воспоминаниям свидетелей из того поезда, где–то на перегоне между городами Матвеев-Курган и Ростов.

Примерно в полдень того злополучного дня, над нашим поездом, на бреющем полете, пронеслось несколько немецких самолетов. Чем руководствовались фашистские ассы перед нападением на беззащитный гражданский поезд никто и не когда не узнает. Скорее всего, это было то, что последние вагоны были пассажирскими и, возможно, они подумали, что в них передвигаются какие-то важные советские персоны. А может, они возвращались назад, после невыполненного задания, и им не хотелось возвращаться с полным запасом боекомплектов.

Кроме того, незадолго до описываемого события, к этим пассажирским вагонам прицепили вагоны с эвакуируемыми людьми, еще далее вглубь территории страны, раненными. Эти вагоны сильно контрастировали с видом товарных вагонов – теплушек, в которых перевозили нас.

К сожалению, на вагонах перевозящих раненных, не было опознавательных знаков в виде красного креста, который, хотя бы формально, согласно Международной Женевской конвенции, мог бы их защитить. Но и уповать на это, в условиях войны с фашизмом, не приходилось. И все же фашистские летчики, пролетающие над поездом на бреющем полете, не могли не разглядеть белых халатов врачей и санитаров.

Но, они методично, и со знанием дела, приступили к уничтожению нашего состава. Сначала, был разрушен путь по ходу движения эшелона, и поездная бригада была вынуждена остановить его. По вагонам был передан приказ: немедленно всем покинуть вагоны и отбежать как можно дальше от железнодорожной насыпи.