Спортсмены - Гладков Теодор Кириллович. Страница 4

Начитанные приятели могли рассказать ему и о варшавянине Владиславе Пытлясинском, который, не отличаясь особенной силой, увлекся спортом, развил упражнениями свое тело, дотошно изучил все известные приемы борьбы и в 1888 году победил могучего Карла Абса.

Мореход Преображенский стал заниматься с Поддуб- ным. Вместе они бегали, выжимали гири и выполняли гимнастические упражнения. Через полгода Антонин уже значительно уступал своему ученику и с удовольствием оглядывал его плотно сбитое тело. Оно стало суше и стройнее, к медвежьей силе прибавилась ловкость...

Ощущение собственной мощи и аккуратно прочитываемые друзьями сообщения о состязаниях борцов пробуждали в крестьянском парне настойчивое желание помериться силами с достойными противниками.

«Я ждал случая, чтобы осуществить свое желание. И такой случай представился».

Весной в городе появились афиши. На них был изображен человек в цилиндре и с бичом, вставшая на дыбы лошадь, клоун в колпаке с кисточкой и могучий усатый человек с выпяченной грудью. «Цирк Бескоровайного» - гласили громадные буквы. За перечнем цирковых номеров следовало обещание показать «русско-швейцарскую борьбу на поясах».

А на громадную базарную площадь уже потянулись подводы с деревянными щитами. По весне торговля была скудная. Перекупщики раскладывали на столах прошлогодний лук, громадную, как крышка от выварки, камбалу и с любопытством следили за строительной суетой. Рабочие врыли в землю высокую мачту, вокруг нее насыпали толстый слой чернозема и опилок. Другие в это время сложили из щитов стены, устроили места для зрителей и покрыли все это шаткое сооружение брезентовой крышей. Манеж обнесли барьером, и цирк был готов.

Перед началом представлений по улицам города прошла невиданная процессия. Впереди нее в пролетке ехал сам хозяин цирка Бескоровайный во фраке, с котелком на голове и цирковым бичом-шамберьером в руке; за ним, нестерпимо блестя на солнце начищенными трубами, выступал духовой оркестр; следом приплясывали по три в ряд цирковые лошади, кувыркались акробаты и ловили мячи жонглеры, визгливо смеялся красноносый клоун, вперевалку шли могучие, затянутые в трико люди, удивляя простодушных феодосийских жителей шаровидными бицепсами и толстыми, собранными в многочисленные складки шеями.

Вот этих-то последних и разглядывали внимательно Иван с Антонином и даже шли за ними следом, расталкивая любопытную толпу. Они уже знали имена борцов. Над всеми возвышался громадный поляк Петр Янковский, которого газеты называли «Урсус» - медведь, а борцы - «папаша». Остальные тоже были хороши - Лурих, Ко- зуляк, Бороданов, Разумов, Глинкин, Матюшенко...

Иван с друзьями не пропускали ни одного представления. Сперва никакой борьбы не было. Атлеты ломали подковы, скручивали пальцами железные двухвершковые гвозди, подбрасывали и ловили двухпудовые гири, поднимали штанги с большими шарами на концах, в которые для веса подсыпалась дробь.

В афишах было объявлено, что в состязаниях силачей может принять участие любой желающий. Победителю полагался приз.

На третий день Иван Поддубный наконец отважился и записался у судьи.

«Но должен признаться, что на состязании они всыпали мне как следует, и я провалился».

Двадцатилетний красавец Георг Лурих лишь недавно установил в Петербурге несколько рекордов по поднятию тяжестей. Телосложение его было настолько совершенным, что впоследствии он позировал Родену, берлинскому скульптору Бегасу, пражанину Хюппе, эстонцу Адамсону...

Иван Поддубный уже понимал, что дело тут не в одной силе. У эстонца Луриха тоже был сильный отец, но Георг в детстве перенес тяжелую болезнь и рос хилым ребенком. Увидев как-то профессиональных атлетов, он решил стать таким же могучим, фанатично занялся спортом и в пятнадцать лет уже выжал на пари две двухфунтовые гантели четыре тысячи раз.

Упражнения развивали определенные мышцы и давали сноровку. А ее-то и не хватало новичку. Потом Иван занимался очень много и через восемь лет без особых усилий установил мировой рекорд.

А пока ему пришлось довольствоваться едва ли не последним местом...

- Дюже добре всыпали, чертяки, - вспоминал Иван Максимович.

Посрамленный и освистанный галеркой, возлагавшей на «своего» большие надежды, он тяжело переживал поражение. Но через несколько дней в цирке началась «русско-швейцарская» борьба на поясах, и Поддубный увидел, что она почти ничем не отличается от тех состязаний, которые устраивались в его родном селе. Только вместо кушаков на борцах были широкие кожаные ремни с двумя кожаными же ручками по бокам...

- Подывимось, - сказал Поддубный и пошел записываться.

Публика, разочарованная прежней неудачей Ивана, встретила его скептически. По обычаю, существовавшему на подобных состязаниях, в противники ему попался не самый сильный из борцов. Сейчас уже трудно установить, кто вышел против Ивана. Борец был в трико, оттенявшем мускулатуру. Иван, в сапогах, брюках и косоворотке, казался рядом с атлетом мужиковатым и неуклюжим. Но в его насупленной физиономии, во всей высокой и крепкой фигуре было столько решимости, что цирк умолк и замер.

Протягивая руку для традиционного рукопожатия, профессиональный борец улыбался. Улыбался он и тогда, когда оба они крепко взялись за ручки поясов и прижались друг к другу - плечо к плечу, голова к голове. Борец рванул Ивана в сторону и... улыбка сползла с его лица. Малый стоял как вкопанный. Мало того, он сам надавил на борца. Циркач, или, как тогда называли, «цир- кист», тоже подался всем телом вперед. Это была ошибка, и Поддубному не раз доводилось использовать ее. Он напрягся, резко выпрямился, оторвал борца от ковра и круто закинулся... Спустя мгновенье послышался глухой удар. Описав в воздухе дугу ногами, циркач упал на спину...

Ошеломленная столь быстрой победой, публика молчала. Потом она стала неистовствовать. С этой минуты Иван Поддубный ощутил вкус успеха, вкус славы, этой призрачной власти над переменчивой толпой. Теперь Иван снова был «свой», простой грузчик, одолевший - подумайте! - профессионального борца.

Иван спокойно повернулся к судье.

- Давайте другого, - сказал он.

«Другим» был борец-итальянец, приехавший позже всех.

Итальянец тоже вскоре лежал на ковре.

За несколько дней Иван Поддубный переборол всех атлетов. И даже благородная спина красивого Георга Лу- риха коснулась ковра. Только с Петром Янковским, который был на полголовы выше Ивана и весил девять пудов (144 килограмма), схватка не дала результата, окончилась вничью.

Фирма «Ливас» потеряла своего старшего рабочего. До самой осени, до конца сезона, феодосийцы ходили в цирк «на Поддубного».

Осенью Ивану пришлось вернуться в контору фирмы «Ливас». Но это было очень тоскливо - после побед и аплодисментов, после яркой арены и тушей духового оркестра. Не мог он забыть и советов ловкого умного Луриха, который прочил ему карьеру борца-профес- сионала.

1 января 1898 года Поддубный взял в конторе расчет и уехал в Севастополь, в цирк Труцци, где уже знали о его успехах. Вот когда Ивана напрасно ждали к рождеству в родном селе.

Через четыре года жители знакомого нам украинского села увидели неизвестного господина. Был он в котелке, в щегольском господском костюме, по жилету его вилась золотая цепочка, под большим носом торчали рыжие пики нафабренных усов.

Это был Иван Поддубный. Встреча его с отцом Максимом Ивановичем, по рассказу Митрофана Поддубного, совсем напоминала сцену из «Тараса Бульбы».

- А поворотись-ка, сын! Що це ты так смешно постригся. Не то поп, не то сатана...

- Слухай, батько, не замай...

- А то що?

- Та ничего...

- Сила заиграла? - Максим Иванович закатил рукава. - Спробуем?

- Да я те... Простите, тату.

Прибежала мать, Анна Даниловна.

- Ты что, старый, с ума сошел?! И где ж это видано, щоб сын и батько боролись... А ну, марш в хату!..

Максим Иванович с самого начала ворчал только для острастки. Хорошие заработки сына и дорогие подарки примирили его с новой профессией сына. Худо-бедно, а Поддубные прикупили несколько десятин земли, и теперь в хате чувствовался достаток. Сам Иван так и говорил - пока сила есть, будет бороться, покупать землю, а уж землица никогда не подведет...