Наше всё. Футбольная христоматия - Зинин Алексей. Страница 76

 Мы же дети страны, где за проявление эмоций долгие десятилетия жестоко наказывали. Демонстрация радости советским спортсменам была не свойственна. И когда я начинал свой путь в футболе, то и речи не могло быть о том, чтобы выйти за пределы победно вскинутой вверх руки и обнимания с партнером.

 При мне несколько лет красно-белые цвета защищал Тема Безродный — кандидат в мастера спорта по акробатике. Он умел делать сальто и прочие эффектные пируэты, но стеснялся показывать их нам — боялся, что это кому-то не понравится. Жаль, мог стать первым россиянином, который в акробатическом искусстве ничем не уступает африканцам.

 И все же именно спартаковцы в конце 1990-х захватили пальму первенства в попытке изменить наш сухой менталитет. Принципы советских времен все дальше откатывались в прошлое, у нас же была яркая команда, ни один из игроков которой не сомневался в возможностях друг друга. Мы четко знали, что обязательно победим и забьем столько, сколько потребуется. А поскольку требовалось нам тогда немало, то и праздновали голы мы довольно часто. Забить прямым конкурентам три мяча для нас считалось рядовым явлением. В общем, мы потихонечку стали что-то изобретать и о праздновании голов договариваться. Та же «лодка» наша знаменитая… Принято считать, что мы ее выдумали прямо на поле. Однако мы с ребятами обо всем условились заранее. И когда настал момент для того, чтобы порадовать публику, двое из нас вспомнили о намеченной процедуре, остальные побежали за ними, сели друг за другом и дружно начали грести, тем самым показали: мы в одной лодке, мы равны, мы — единое целое.

 В 2001 году ситуация в чемпионате складывалась таким образом, что судьба золотых медалей решалась в нашей «лужниковской» встрече с «Зенитом». Я был убежден в том, что выиграем мы, поэтому за два дня до матча мы с Димой Парфеновым стали ломать голову над тем, как «сотворить что-то такое эдакое».

 Тогда такие слова, как «мясо» и «кони», считались оскорбительными. И нам с Димкой очень захотелось слово «мясо» легализовать, перевести в другое измерение. «Мясо» должно звучать гордо! В общем, мы загорелись желанием лишить наших врагов их самого излюбленного орудия выпада.

 Я взял белую поддевочную майку и красным маркером написал на ней «Кто мы? Мясо!» Первая попытка получилась неудачной. Я не рассчитал расстояние между буквами, смотрелось сие произведение неубедительно, и пришлось его выбросить. Второй экземпляр произвел куда лучшее впечатление. Именно тот продублированный вариант впоследствии и прославился на всю страну.

 Перед выходом на поле я еще раз заострил свое внимание на том, что буду делать после забитого гола. И когда я отличился, то снял игровую футболку и побежал к камерам: «Кто мы? Мясо!» Мы принимаем вызов, и нам нечего стыдиться. Да, мы — мясо!

 С тех пор в фанатской культуре произошли разительные перемены. Раньше за выкрик «Мясо!» «спартач» был готов разорвать противника в клочья, а тут наши болельщики сами стали выкрикивать это слово. Сделали его частью нашей «красно-белой» идеологии. Армейские и динамовские фаны были ошарашены подобным поворотом событий. Потом, когда «красно-синие» обрели силу, они тоже позволили себе перевести «коня» в ранг своего божества.

 А наше с Парфешей «Кто мы? Мясо!» широко ушло в народ. Этот слоган гремел несколько лет. По подобию той моей майки было выпущено огромное количество сувенирной продукции. И по сей день на трибунах встречаются болельщики, облаченные в белые футболки с такой до боли родной, уже несколько выцветшей красной надписью. Где-нибудь в Америке я бы, наверное, благодаря созданию столь популярного слогана заработал немалые деньги. В России — лишь осознание того, что внес лепту в «культурную фанатскую революцию». Но, пожалуй, это ценнее денег.

 Кстати, «Кто мы? Мясо!» у меня ассоциируется еще и с последним спартаковским чемпионством. Когда в следующий раз будем завоевывать «золото», надо будет опять постараться «сотворить что-то такое эдакое».

 Сегодня мне говорят, что такой футболист, как Титов, должен иметь свой фирменный, узнаваемый ритуал по части празднования голов. Я никогда над этим не задумывался, да и не хочется мне ничего искусственного. Пусть в такие сладкие минуты остается потрясающий полет чувств, который заставляет разум отключаться. Лучше наслаждаться этим сказочным мгновением, а не ставить его на жесткие рельсы. Тем более лишь для того, чтобы произвести впечатление.

 Единственное, что я совершаю регулярно, так это после забитого гола бегу благодарить человека, который отдал мне голевой пас. Да и вообще, как правило, возникает желание разделить радость с кем-то, а не выписывать в одиночестве кренделя где-нибудь у углового флажка. Причем случается и такое, что ноги несут тебя к кому-то из запасных.

 В 2005-м, в серебряном матче, когда забил «Локомотиву», я помчался к Юре Ковтуну. И у того моего вояжа была длинная предыстория. Вначале перед матчем с «Сатурном» я никак не мог надеть капитанскую повязку. Она узкая и постоянно застревала на локте. Подошел Юра Ковтун, натянул ее мне на руку, похлопал меня по плечу и говорит: «Тит, забьешь сегодня!» Все точно так же произошло и перед встречей с «Локо»: Юра вновь заверил, что я забью. И вот я забиваю, поворачиваюсь в сторону скамейки запасных и вижу, Юрок стоит: руки вверх, рот перекошен — тридцать пять лет мужику, радуется как ребенок. Как можно было не подбежать? Такие объятия — это что-то непередаваемое.

 Бывает и так, что объект для объятий очень трудно выявить, и тогда с футболистом творится настоящая паника: не знаешь, куда себя деть. По-моему, в 1997-м мы в переполненном Черкизове играли суперпринципиальный матч с «Аланией». При счете один-один мы провели многоходовую комбинацию веером, в завершающей стадии которой Аленичев отдал на Бахарева, тот вернул Аленичеву, и Дима парашютом аккуратненько доставил мяч ко мне. Так вот когда я забил, не представлял, к кому бежать, — достойных-то много.

 В подобной ситуации все происходит молниеносно. Удар — и внутри взрыв адреналина. Думал, что сейчас сойду с ума от захлестнувших эмоций. Скинул перчатки, вцепился в собственную футболку, трясу ее, чего-то кричу. В непонимании метался по полю, как заяц, за которым мчатся охотничьи собаки. Десять лет минуло, а Дима Аленичев до сих пор передразнивает меня в том эпизоде. Но и мне есть что ответить. Телерепортаж с того поединка вел Витя Гусев, и когда Димка Аленичев отдал мне голевой пас, Гусев закричал: «Двужильный Аленичев!» Вот я, передразнивая Витю, и подтруниваю над Аленем. Как только Димка начинает показывать меня в роли косого зайца, я голосом Гусева кричу: «Двужильный Аленичев!!!»

 С Димой у нас, кстати, связано множество «голевых» историй. У меня неплохо развита интуиция, и порой я заранее знаю, что забью. А тут у меня никакого предчувствия не было. И Алень, после окончания сезона в «Порту» приехавший в отпуск в Москву, решил меня подначить: «Забьешь в ближайшей встрече — с меня ресторан. Не забьешь — ресторан с тебя». В ту же секунду я уже не сомневался: голу быть! В итоге я спор выиграл, выбрал ресторан подороже, собрал компанию, и Димка повез нас угощать. Мы назаказывали там всякой всячины, а он не моргнув глазом расплатился. Я потом ему еще предлагал поспорить, но как-то не сложилось. Если бы Алень все время подобным образом меня стимулировал, я бы уже сотни две наклепал. Но это, как вы сами понимаете, шутка.

 Мне кажется, не столь уж важно, как праздновать голы. Как говорится, было бы что праздновать. И все же не стоит падать на газон спиной вниз. Очень опасно! В 1998 году для российского футболиста забить гол «Реалу» было пределом мечтаний. И вот я забил, да еще вывел свою команду вперед, прекрасно понимая, что мы добьемся победы. Событие на всю жизнь! В экстазе я побежал к угловому флажку, проехался на пятой точке несколько метров, и вдруг на меня сверху посыпались парни в красно-белых футболках. Мою голову прибило к траве. В солнечное сплетение уперся чей-то локоть. Я уже ничего не видел, а на нашу кучу-малу продолжали прыгать. Я лежал, и единственной мыслью было: уцелеть. Получилось, на своем теле я держал десять здоровенных мужиков, которые вдобавок еще по мне и прыгали.