Черная полоса "СПАРТАКА" - Шевченко Владимир Николаевич. Страница 21

Вот такой был голландский сбор. Неоднозначный. Но сезон с него однозначно пошел наперекосяк. Свежести на третьем сборе и быть не могло. Все ведь происходило на фоне нагрузки, С погодой не повезло дико. Была самая холодная зима в тех краях за последние годы. Снег и минус пять градусов весь сбор. Работали на лысой искусственной прошивке, то есть практически на вязком грунте. 5 или 6 человек выбыли с похожими травмами. Порвались на тренажерах после тренировки. Контрольные матчи тоже радости не добавили. В такую погоду борются, а не играют. Думали «Антверпену» отомстить за прошлое, не вышло. Еле ничейку сгоняли. В общем, злые, уставшие и больные вернулись в Москву, а там уже и чемпионат. На первый тур вышли полумертвые. От вице-чемпионов «Эфес Пилсен Кап» не осталось и следа. Было какое-то продолжение Голландии. Потому первому поражению в чемпионате от ФК «Москва», не забитому Аленичевым пенальти и полученной им же травме удивляться особенно не приходилось. Все было одно к одному. Сезон Дмитрий Аленичев потерял с первого тура. Егор набирал свой уровень долго и мучительно. Все ждали чудес от Кавенаги, но и он, оказавшись заложником этих ожиданий, никак не выстреливал. Старкову и его команде весь год пришлось искать и перестраиваться. Как, кстати, до него и бедняге Скале, который рассчитывал на Титова, но оказался совсем в другой команде.

Но перестроился Александр Петрович, никуда не делся.

Жаль было Петровича, когда под давлением сверху был вынужден отступать от намеченного. К примеру, Кавенаги он точно не покупал, но, будучи феноменально воспитанным и деликатным, намеки насчет того, чтобы находить аргентинцу место в составе, понимал хорошо. При той модели, которую прививал Александр Старков (он не спешил трансформировать ее во что-то более зрелищное), Кавенаги действительно было не просто найти себя. Теперь, когда он раззабивался во Франции, стало понятно, что искали где-то рядом. Фернандо — второй нападающий, на подборе у Павлюченко. Только для аргентинца надо было освобождать коридорчики на позиции то левого, то правого инсайда, уводя из них центральных защитников и играя на Фернандо вразрез. Это требовало большей чуткости партнеров именно к Кавенаги, а также терпения со стороны Ромы Павлюченко. Вроде бы такую задачу Кавенаги и старался выполнять на поле. И в оттяжку играл, и с фланга на фланг перемещался. Голы стал один красивее другого забивать. Казалось, вот еще чуть-чуть и попрет — не остановишь. Как вдруг взяли и продали. Никаких претензий к парню быть не может. Очень старался, искал, терпел. Даже русский язык весьма прилично освоил, что для неславянина большая редкость.

Кстати, о русском языке.

Возможно, это будет для кого-то откровением.

Весьма неплохо — и с лексической, и с синтаксической точек зрения — говорят Кавенаги, Штранцль. Иранек — вообще как на родном, Ковач и Плетикоса — не так, но тоже прилично. Похуже обстоят дела у Моцарта и Родригеса. Но у бразильца не было перерыва в последнем сезоне, поэтому навык посвежее. Он просто стесняется. А бедные журналисты думают, что он — то ли тупой, то ли саботажник. Нет, Моцарт — это вообще отдельная тема. Он очень хороший футболист. Его Титов уважает, а это критерий. Есть, правда, одна техническая особенность, которую тот же Егор не всегда понимает, описывая это так: «Тормозит Моци иногда атаку. Встанет вот так (изображает полуповорот корпусом с косолапым захлестом ноги и показом зада сопернику) и, пока свою «Улитку» не сделает, голову не поднимет».

«Улитка» — да, это именно то слово, которое подходит. Зато она позволяет ему даже не в лучшей форме выполнять свою основную задачу: отняв мяч, не потерять его тут же, ибо плотность в зоне опорного хава выше, чем где-либо. И основная фишка Моцарта в том, чтобы максимально сократить время исполнения своей Улитки. А уж пас, если до этого дойдет, он отдаст. Вовремя и хороший. (Ну как хороший — точный.) Пусть и не в штрафную. Моци по проценту передач никогда не был худшим. Проблема этого футболиста была в том, что знаменитые карточки за грубость на какое-то время его самого выбивали из колеи. И вывести его из этой депрессии мог всякий раз только новый тренер, благо в «Спартаке» они обычно менялись аккурат в момент депрессивного пика у Моцарта. Совпадает как-то его обострение с общеклубным. Он никогда не «быковал», не повышал голос в быту. Никогда не лез в «зарубу» на тренировках, возможно, чуть экономя пыл и страсть для матча. Был уважаем всеми и уж на своем месте — опорного полузащитника — выглядел по-любому не хуже, чем кто-либо другой в «Спартаке» на своем. Почему был?

Да вроде избавляться от него надумали.

Пока новое совпадение обострений не началось.

Впрочем, вирус бразильского пофигизма Моци передать Веллитону успел. Так что следите теперь за этим парнем. А заодно можете делать ставки и на Алекса с Кариокой. Не они первые.

Первак и Рогозин

Помню первую встречу с Перваком.

Юрий Михайлович сразу взял быка за рога.

— Ты жил в Волгограде? Здорово. Я тоже там родился — мы земляки. Давай на «ты». Зови меня Юра.

С Юрой как-то не пошло. 13 лет разницы между начальником и подчиненным — что-то да значат. Остановились на — «ты, Михалыч». Есть у русских такая особая форма допустимого панибратства. До первого конфликта. Рядом сидел круглолицый человек с недобрым взглядом.

— Это Игорь Рогозин, — продолжил Первак, — знакомьтесь и будьте вместе.

Пошли знакомиться.

— Дай мне свой план работы, — сказал Игорь.

И как-то сразу стал начальником. «Вместе» он не умеет. А я под начальниками по жизни не привык. Есть такой недостаток.

Тогда же, в 2004-м, в клубе наметилось главное противостояние.

Это был вопрос креатуры. Первак, Ельчанинов, Рогозин — с одной стороны. Я и Жека Смоленцев, приглашенные Федуном, — с другой. И все бы ничего, да как-то некстати летом в верхах поплыли секретные слухи о том, что на трансфере Кавенаги кто-то «подрезал» два миллиона долларов. Поскольку переговорщиков обычно много не бывает, подозрения были недвусмысленные и не касались людей Первака.

Я не брал, честное слово.

Как-то не сразу, но пришло понимание того, что два бизнесмена по духу — Первак и Смоленцев на наших глазах разворачивают некую гонку на выживание.

Для этого каждый решил провести по одной показательной операции. Первак с пятой попытки привез недорогого Видича, Смоленцев — с первой, но — Кавенаги. Позже Федун полностью возьмет ответственность за последнего на себя, дескать, важно было сделать «знаковую покупку», показав миру, что в «Спартак» пришли серьезные люди.

При всей противоречивости Первака, имевшего неоднозначный биографический шлейф, не чуждого грубости и выпивке, заставлявшего всех, кто рядом, входить в эту круговую поруку (ты что, не с нами?), человек он прямой и конкретный. Ему некогда танцевать клиента. Вся его дипломатия и юриспруденция сводились к наезду. Это было в первые дни моей работы в клубе. Увольняя очередного из сотрудников червиченковского призыва, в присутствии троих «опорников» из числа подчиненных (больше в три опорника не играли), Юрий Михайлович, дыхнул на него дорогим перегаром и выдал: «Сейчас ты собираешь манатки, пишешь заявление и бегом на х… отсюда! Понял?! Бегом, я сказал! Попробуешь нас «нагнуть» — я тебя так нагну!»

Сотрудник испуганно ретировался. В кабинете повисла странная пауза. Демонстрация силы удалась. Рогозин вскоре на всякий случай из опорников перешел в опричники, по ту сторону кнута. Впрочем, он и так был в связке с Михалычем. Мы с Жекой остались по другую, поскольку были «опорниками» другого «тренера».

Диагноз Рогозина подтвердился, когда, вмешиваясь в работу абсолютно всех служб, кроме курьерской, Рогозин в жесткой форме и на повышенных тонах стал учить жизни начальника команды, главного менеджера, администраторов, юристов, сотрудниц международного отдела и т.д. Причем речь шла не о требовательности руководителя, а всего лишь о грубости психически неуравновешенного человека. Естественно, больше всего доставалось коммерсантам и бухгалтерам, потому что по должности Рогозин был (если что) коммерческим директором. Все очень скоро узнали, чьи «глаза и уши» учат их жить и работать, и терпели. Женщины пускали слезу, мужчины тихо матерились в коридоре. Первак мог неделями уходить в отпуск. По здоровью. Печать, право подписи и формальное руководство оставалось за Ельчаниновым. Молодой мажор-провинциал, сын какого-то губернатора или мэра — не важно. Вот душа-человек! Вечно весел, свеж, всегда в новом галстуке при модном костюме и каждое утро со свежими впечатлениями от посещения очередного крутого места в столице. Москву он не «нагибал», «не покорял» — он ее смаковал. Может, и до сих пор смакует. Молодца! Побольше бы таких адекватных сибаритов. Ему хорошо — и всем радость. За ним числилась организационно-структурная и хозяйственная часть. Шла она как-то сама собой. А значит, работал он хорошо. По крайней мере, автобусы по пути на игру при Максе не ломались.