Моя жизнь в футболе - Бесков Константин Иванович. Страница 9

Полностью согласен с вами, Константин Иванович, когда вы через день после того, как «Спартак» в 1987 году стал чемпионом СССР, сказали в одном интервью: «Можно критиковать игру, и я далеко не всегда ею доволен, и далеко не каждый выигрыш улучшает мне настроение. Но — беспардонно вмешиваться в мою работу!.. И хотя за годы тренерской жизни я вроде бы ко всему привык, мне странно видеть в команде и возле команды людей, предрекающих нам провал, готовых, стоит нам чуть оступиться, камня на камне не оставить от построенного нами с таким трудом».

Неблагодарное занятие — выдвигать теперь гипотезы: что могло бы получиться, если бы сборную, выигравшую столько встреч на самом высоком уровне, обретавшую оригинальную и эффективную игру, удалось бы выработанными вами методами и по проверенным состязаниями принципам подвести к финальной стадии чемпионата мира 1966 года. «Если бы да кабы», — усмехнется оппонент. Но мнение Лобановского основано на его собственном опыте: вы много лет соперничали с ним, спартаковцы под руководством Бескова не раз крепко огорчали киевских динамовцев и их наставника — следовательно, Лобановскому есть за что на вас сердиться, а он высказывается полностью в вашу пользу!

Нападение, которое создавал ваш преемник в сборной Николай Морозов, сделав ставку прежде всего на Эдуарда Малофеева и Анатолия Банишевского, игроков достаточно прямолинейных, с самого начала не производило впечатления состоятельного, способного обеспечить взятие ворот сильных соперников (что и подтвердилось в ходе матчей мирового турнира). Не был привлечен в сборную 1966 года Эдуард Стрельцов. А Стрельцов, тончайший тактик, коварнейший форвард, был тогда, в свои 28 лет, необыкновенно опасен для любого противника. Под стать ему постоянный партнер Стрельцова, тоже своего рода профессор футбольных наук Валентин Иванов. Да, ему шел тридцать второй год. И что же из этого? Иванов всегда умел к нужному моменту достигать пика своих физических возможностей, а уж сколько мячей забил он в ворота самых разных национальных команд! Не попал в сборную Морозова и щедрый на голы Виктор Понедельник. Не попали и многие другие: «не показались» новому тренеру, хотя в команде Бескова делом доказывали свою необходимость и полезность. Четвертое место, занятое нашей командой на чемпионате мира в Англии, — тот предельный минимум, которого она и была способна достичь, осуществляя концепцию Морозова. Но ведь именно в тот период наличие отличных футболистов позволяло рассчитывать на большее! Если бы не помешали сверху.

— То была не первая несправедливость, которую мне довелось пережить и наблюдать. Вспомним хотя бы разгон олимпийской команды СССР 1952 года, расформирование знаменитого ЦДКА — базового клуба той сборной. За то, что в повторном матче не выиграли у сборной Югославии, был дисквалифицирован выдающийся тренер Борис Андреевич Аркадьев, лишены почетных званий заслуженных мастеров спорта Валентин Николаев, Константин Крижевский, Александр Петров и я.

— Константин Иванович, как практически это все происходило?

— Когда после повторной игры с югославами мы пришли в свою раздевалку, там воцарилась горестная, просто траурная тишина. А ведь накануне был матч с той же югославской сборной, когда, проигрывая со счетом 1:5 (этот пример стал классическим, хрестоматийным), мы сумели вырвать ничью, сделать счет 5:5. Тогда в раздевалке после игры нас целовали, многих из нас качали руководители спортивной делегации, работники посольства СССР в Финляндии, различные официальные и неофициальные лица. А тут, повторяю, траурная тишина. Мы опозорились. Мы никому не нужны.

Прибываем в Москву — команду никто не встречает. Через некоторое время по одиночке вызывают в Комитет по делам физкультуры и спорта, прямо в кабинет председателя комитета Романова, и там звучит презрительное: «За ошибки в игре, за то-то и за то-то, за все вместе с тебя снимается почетное звание заслуженного мастера спорта СССР!» Я, конечно, не смолчал: «За что? У меня за все годы игры в футбол — ни единого замечания!» Присутствовавший в кабинете Романова работник аппарата ЦК КПСС Зубков (он как бы олицетворял партию во время этой процедуры) бросил по моему адресу реплику: «Ты еще смеешь вопросы задавать?»

Борис Андреевич Аркадьев после этого разгона больше года не мог получить работу.

— Обо всех участниках олимпийской сборной вы, Константин Иванович, наверное, судить не можете; но скажите — лично себя считаете ли в чем-то виновным? Я имею в виду поражение от югославов в повторном матче Олимпиады 1952 года.

— Давайте спокойно во всем разберемся. Сборную в 1952 году формировали, в сущности, впервые. Опыта соревнований столь высокого уровня ни у кого из ее тренеров и футболистов не было. Под знамя олимпийской сборной созвали множество игроков: хватило бы на четыре состава. Готовились долго, на целых шесть месяцев футболисты были оторваны от своих клубных команд. Проводилось много двусторонних тренировочных матчей, товарищеских игр, в том числе международных. Словом, как я понимаю теперь, перестарались, переусердствовали.

За месяц до выезда в Хельсинки во время одной из тренировочных игр я получил серьезную травму: надрыв задней поверхности правого бедра. Такая травма не позволяет играть (уж поверьте, я в них разбираюсь, у меня всякие были, полный набор). Двадцать пять дней старался ее залечить, но даже тренироваться не мог.

За неделю до отъезда в Финляндию чувствую, что пока я не игрок. Обращаюсь к Аркадьеву: «Борис Андреевич, я не в форме, двадцать пять дней не могу тренироваться». Он отвечает: «Поздно, Константин. Кого-то другого вместо вас оформить не успеем (это ведь в пятьдесят втором году происходит, речь идет о выезде в капстрану). Придется вам съездить. Поприсутствуете. Может быть, вам и на поле выйти не доведется, но наличие в советской команде Бескова будет иметь значение — и для ваших товарищей, и для иностранных соперников».

На первую игру — со сборной Болгарии — меня даже в число запасных не включили. С большим трудом одолели наши болгарскую команду — 2:1. Матч складывался кое-как, не клеилась игра у нашего нападения. Заметно было, что все перетренировались. Но кому до наших «технологий» было дело? Тогда доминировала политика: «Советские спортсмены сильнее всех!» С вышестоящей точки зрения, разумеется.

Перед матчем с югославами состоялся подробнейший разбор действий каждого в предыдущей игре. На этом собрании вдруг прозвучало руководящее: «А почему Бескова, такого опытного, умелого и результативного, не назначаете на игру?»

Борис Андреевич посмотрел на меня; в его взгляде выражалась гамма чувств. Мы с ним понимали, что назначать меня на игру не следовало бы. После паузы он сказал: «Константин, сыграете полусреднего. Вам вменяется в обязанности атаковать и в то же время противостоять левому полузащитнику югославов Златко Чайковскому, организатору и мотору их атак: нужно его нейтрализовать».

Я знал, что Златко Чайковский в тот период был, как говорится, в полнейшем порядке. Задачу передо мной поставили просто непосильную, если принять во внимание мою травму. Попросив слово, попробовал объяснить — не все (чтобы не подвести Аркадьева), а лишь общий смысл ситуации: «Организовать атаку — это я еще в состоянии, но совершенно не готов выполнять роль левого полусреднего, не готов к такому амплуа, не в той кондиции, там слишком большой объем работы. — Уж и не стал доказывать, что Чайковский в отличной форме. — Могу еще как-то сыграть на левом фланге, хотя и это не мое место». Со мной согласились, назначили на левый край нападения.

— Выходит, Константин Иванович, на Аркадьева подействовал начальственный «указуй»? А как же реноме несговорчивого, принципиального тренера?

— Такая слава была Аркадьевым. заслужена. И в данном случае он тоже, полагаю, не шел ни у кого на поводу. Борис Андреевич хорошо знал меня еще по довоенному «Металлургу», у него было достаточно случаев убедиться, что я себя в игре не жалею, выкладываюсь целиком, что интересы команды для меня главное. Скорее всего он тогда подумал: включенный в состав Бесков сделает все, что в его силах.