Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович. Страница 62

Это стало бедой не только в редакционной работе, а и бедой футбола. К счастью, журналистов того же, нового, поколения это не коснулось — они поднялись, выросли на старых традициях. Мне, редактору, было легко доверить им присмотр за благополучием фут­бола. Мы отклонились от преимущественного, подчер­кнутого доверия, которое оказывал авторам из фут­больной среды редактор М. Мержанов. Это был в тот момент не вынужденный, а необходимый шаг. Валерий Винокуров, Геннадий Радчук, Виктор Асаулов, прав­дист Лев Лебедев, Юлий Сегеневич, Олег Кучеренко, Алексей Леонтьев из «Советского спорта» — на их пле­чи легло публицистическим пером отстаивать как иг­ровые, так и моральные ценности футбола. Явилась пора, когда не тактические варианты требовали к себе внимания, а порядочность, здравый смысл, смелость.

Подкравшиеся опасности футбольные власти не то­ропились признавать: им привычно было делать вид, что все идет как надо. Не настаиваю, что журналисты как-то особенно проницательны, истинное положение вещей знали и другие. Но другим достаточно погово­рить, пошушукаться, покачать головами, а у нас — жу­рнал, и как перед читателями кривить душой, играть в молчанку? И мы, как могли, задавали вопросы, выражали сомнения, наседали на частности в надежде, что до обобщений читатель доберется сам.

В изданиях неспортивных футбольную проблематику публиковали охотно: она как бы шла в суммарный зачет той критики, к которой словесно призывали, а пользова­лись с оглядкой. В редакции одного массового журнала, где я регулярно сотрудничал, после опубликования очередного обозрения редактор на планерке заявил своим сотрудникам: «Видите, о футболе острое выступление, так почему же на другие темы у вас не получается?» Планерка молчала, шокированная риторическим вопросом.

Не ведали ни редактор того журнала, ни сотруд­ники, что автор «острого обозрения» вскоре будет вызван на заседание коллегии Спорткомитета с отче­том о работе. Отчет как отчет, замечания как замеча­ния, но я все ждал, когда же вынырнет потаенная причина. И вот встает ответственный работник, «от­вечавший» за футбол, раскрывает толстую тетрадь и начинает из нее зачитывать отрывки из моих обозре­ний, публиковавшихся в том самом массовом журнале на протяжении нескольких лет. В общем, что-то вроде реферата, который должен был разоблачить зарвав­шегося журналиста, несогласного, видите ли, с тем, как руководят футболом. Сопровождалось это зачитыва­ние разведением рук в стороны: дальше ехать некуда. Как мне показалось, некоторые из присутствовавших ощущали неловкость: такое досье ведь характеризует и собирателя.

В итоге я как редактор был строго предупрежден за разного рода упущения в работе редакции «Футбола — Хоккея», которые, разумеется, нашлись, но не состав­ляло секрета, что на самом деле предупредили жур­налиста за «крамольные» статьи.

И после того мне не раз приходилось держать ответ перед разными инстанциями за публикации, как свои, так и моих сотрудников. Порой я удивлялся, почему меня не отстраняют от должности редактора. Возмож­но, останавливало то, что я нисколько не дорожил должностью и, едва разговор переходил на высокие, вибрирующие тона, заявлял, что готов уйти хоть сию минуту. Это разочаровывало нападавших, и они теря­лись. Однажды я сказал, что могу писать и не о фут­боле, а хоть о выращивании гладиолусов. «Какие гла­диолусы?» — прозвучал вопрос. На том разговор обо­рвался, я был отпущен.

Самое горькое было в том, что люди, следившие за порядком в печатных органах, отлично знали нашу правоту. Горько было и то, что мы, журналисты, позволяли себе куда меньше того, что обязаны были бы позволить.

А ведь все складывалось так наглядно, такой уж он, футбол, — уши торчат, ничего не спрячешь, все удосто­веряет хроника, самая простенькая, набранная мель­чайшим шрифтом и втиснутая в невидном уголке газе­ты, которую при всем нежелании все же нельзя не поместить.

Не объяснишь же простым совпадением, что в годы печально известные подложными исходами матчей и подкупами судей сборная пропустила два чемпи­оната мира и три чемпионата Европы, лет на десять скрывшись в провинциальной глухомани.

Раздосадованные, напуганные навалившимися про­валами, ответственные лица настаивали на критичес­кой программе, согласно которой журналистам пола­галось вытаскивать за ушко да на солнышко форвар­дов, смазавших с пяти метров, тренеров, не умевших заставить команды побеждать, чиновников, которым полагалось управлять футболом в городах и областях, чего делать они были не в силах, а значит, безвинных. А мы все надеялись, что нам велят: «Разберитесь должным образом наконец, что с футболом! Копните поглубже!» Но это было бы в то время самоубийственным повелением.

Вместо этого в один прекрасный день было дано указание прекратить сообщать о переходах игроков, до того как в редакцию пришлют составы команд. Уже игроки, пришедшие в новые команды, играли на юге в товарищеских матчах, уже болельщики на всех yглах обсуждали перемены, а еженедельник как в poт воды набрал. Читатели негодовали, высмеивали нас они привыкли получать информацию. Объяснить эти « тайны мадридского двора» мы не умели, сами их не понимали.

Еженедельник к Новому году проводит выборы лучшего игрока сезона. Сначала результаты голосования журналистов печатались в обобщенном виде, как итог. Мы решили, что будет лучше сделать голосова­ние открытым, чтобы читатели получили о нем исчер­пывающее представление. И появился бюллетень «Кто за кого». Он был встречен с признательностью. И вдруг мне задают вопрос: «Зачем вы печатаете анкету, кому это нужно? Давали же когда-то коротко итоги, ну и хватит».

Я уперся, прибегнув к приему, известному под на­званием «встречная демагогия»: «Но это же демокра­тично?» Мой начальственный собеседник промолчал, сверкнув глазами. Ему захотелось «поруководить», убрать непривычное, смущающее. На этот раз санкций не последовало.

Футбол помечен печатью времени. Не приняв это во внимание, можно многое не понять в его жизни. Все упомянутое происходило в семидесятые годы.

Чем была мила для нас редакция, так это тем, что в нее на огонек стягивались люди. Не проходило дня, чтобы нас кто-то не навестил с разговором. С рукопи­сью — это само собой, но и с разговором, свободным, о чем угодно. Незаметно, между делом, можно было узнать все, что хотелось. Уроки «геометрии» футбо­ла — из легких, внешняя сторона игры больших раз­норечий не вызывала. Но почему так, а не иначе скла­дывается матч равносильных команд? Я не знаю, как назвать «предмет», отвечающий на этот вопрос. Но он наиболее увлекательный, и, чтобы «успеть», требуется знать побольше, чем предлагают тренеры в скучных послематчевых интервью.

Не раз бывало: минут за десять до телетрансляции важной встречи звонил мне домой Валерий Воронин.

— Что вы думаете?

Я отвечал, что, по-моему, выиграет такая-то команда.

— Ага, понятно. У вас перед глазами, как здорово она сыграла в прошлый раз. А вы не допускаете, что тренер перестроится: «Этот противник посильнее, сыг­раем иначе, поосторожнее»? Он же трусоват. Ах вы не знаете? Я же против него играл, можете мне поверить. Позвоню в перерыве, ладно?

Звонок в перерыве.

— Что я вам говорил! Не играют, одна работа, без проблеска. Смотрю и соображаю: кто сломает установ­ку? Мог бы Володька, да у него положение шаткое — как бы не выскочить из состава. Нет, ничего им не светит, один пропустят. Мрет наш футбол от таких тренеров. Если 0:1, я больше не позвоню. Скажите, вам пригодится, что наговорил бывший игрок сборной, а?

Воронин не угадывал — он видел. И когда играл, весь матч мог объяснить, и с трибуны улавливал глу­бинную связь событий. Талантливый у него был взгляд, проницательный.

Не знаю, обучают ли на факультетах журналистики чувству дистанции. Дистанции между репортером и его героями. По-моему, это одна из важнейших тонкостей нашей работы. Вряд ли что-либо можно точно рекомендовать: дистанцию подсказывают нату­ра, воспитание, такт. Но без нее не обойтись.