Рожденный бежать - Макдугл Кристофер. Страница 72

— Мозг озабочен, как снизить затраты, получить больше меньшими усилиями, сохранить энергию и «держать» ее наготове на непредвиденный случай, — объясняет Брэмбл. — У нас есть этот хитрый аппарат, и он управляется штурманом, который думает: «Ладно, ну и как мне приводить в действие это творение без какого бы то ни было топлива?» И вы, и я знаем, насколько это здорово — бегать, потому что привыкли бегать.

Но стоит утратить эту привычку, как в ваших ушах громче всего зазвучит голос древнего инстинкта выживания, убеждающего вас отдохнуть. И в этом есть горькая ирония: наша фантастическая выносливость давала мозгу пищу, необходимую ему для развития, а теперь наш мозг подрывает нашу выносливость.

— Мы живем в культуре, где экстрим почитается за безумие, — говорит Брэмбл, — вот что диктует нам наш мозг: зачем заводить машину, если тебе не нужно этого делать?

Откровенно говоря, наш мозг знал, о чем идет речь, в 99 процентах нашей истории; рассиживаться без дела было большой роскошью, а значит, если вам выпадал случай отдохнуть и восстановить силы, вы его не упускали. И лишь совсем недавно мы изобрели технику превращения лентяйничанья в образ жизни. Мы взяли свои мускулистые и крепкие тела охотников-собирателей и вбросили их в искусственный мир праздности, А что происходит, когда вы помещаете свой организм в чуждую ему окружающую среду? Специалисты НАСА заинтересовались этим вопросом еще до первых полетов в космос. Человеческий организм был сотворен, чтобы «процветать» при гравитационном давлении, а посему не исключено, что устранение этого давления подействует как «источник молодости» на траектории убегания, позволяя астронавтам чувствовать себя сильнее, сообразительнее и здоровее. Ведь тогда каждая съеденная ими калория пошла бы на питание мозга и тела, а не на преодоление этой силы, неослабно тянущей их вниз, разве не так?

Совсем не так, потому что к моменту возвращения астронавтов на Землю они за несколько дней постарели на несколько десятков лет. У них ослабли кости и атрофировались мышцы; их стали мучить бессонница, депрессия, быстрая утомляемость и апатия. Даже их вкусовые сосочки потеряли чувствительность. Если вы когда-нибудь проводили выходные, почти все время сидя на диване у телевизора, вам знакомо это ощущение, поскольку здесь внизу, на нашей родной Земле, мы создали этакий «пузырь невесомости». Мы отмежевались от трудовых занятий, для которых предназначались наши тела, и теперь расплачиваемся за это. Почти ни один из главных убийц в западном мире — болезни сердца, диабет, депрессия, гипертония и многие формы рака — не был известен нашим предкам. У них не было лекарств, но зато было одно чудодейственное средство или, может быть, два, судя по числу пальцев, которые показал доктор Брэмбл.

— Можно было в прямом смысле мгновенно остановить эпидемии с помощью одного этого средства, — объяснил он, поднял два пальца в виде буквы V, медленно повернул их вниз и подвигал ими. «Бегущий человек». — Как легко! — добавил он. — Просто пошевелите ногами, поскольку если ты не согласен, что рожден для бега, то отрицаешь не только историю, а отрицаешь свое естество. 

Глава 29

Я уже проснулся и лежал, таращась в темноту, когда в мою дверь тихонько поскребся Кабальо.

— Осо? — шепотом спросил он.

— Входи, — прошептал я в ответ и взглянул на часы: 04:30.

Через полчаса у нас было назначено рандеву с тараумара. Несколько месяцев назад Кабальо сказал им, чтобы они встречали нас в небольшой узкой долине с тенистыми деревьями, на тропе, идущей вверх по склону горы Батопилас. Планировалось подняться вверх, перевалить через вершину и спуститься по обратной стороне, переправиться через реку и закончить поход в деревне Юрик. Что стал бы делать Кабальо, если бы тараумара не объявились?.. Или что стану делать я, если они объявятся?

Добирающиеся верхом на лошадях отводят себе три дня на переход от Батопиласа до Юрика; Кабальо собирался потратить на это всего один. Интересно, а если я отстану, то не заблужусь ли в каньонах? А что если тараумара не придут? Не поведет ли нас Кабальо в дебри дикой природы на их поиски? И знает ли он вообще, куда идет?

Вот какие мысли бродили у меня в голове, не давая покоя. Но у Кабальо, как оказалось, была своя причина для волнений. Он вошел и присел на краешек моей кровати.

— Как ты думаешь, наши ребятки потянут все это? — спросил он. Поразительно, но после проведенного в каньонах дня на грани жизни и смерти выглядели они превосходно. В тот вечер они умяли приличную порцию маисовых лепешек с фасолью, а ночью, когда они были в ванной, я не уловил ни единого звука, говорившего о дурном самочувствии.

— Через какое время проявляются лямблии? — спросил я, зная, что паразиты-лямблии проводят в кишечнике непродолжительный инкубационный период, по истечении которого бурно начинается диарея, лихорадка и колики в животе.

— Через неделю или две.

— Значит, если сегодня утром они не подхватят что-то еще, то, возможно, с ними все будет в порядке до окончания гонки.

— Гм… — пробормотал Кабальо. — Ну да. — Он сделал паузу, размышляя. — Слушай, — продолжил он, — все-таки придется врезать Босому Теду…

На этот раз дело было не в ногах Теда.

— Если он начнет лезть к рарамури, они будут чувствовать себя очень неловко. Они решат, что это еще один Фишер, и просто уйдут. — Тон Кабальо был удрученным.

— И что ты собираешься делать?

— Хочу намекнуть ему, чтоб покрепче держал язык за зубами. Я не люблю указывать людям, что им делать, но он так и напрашивается на проповедь.

Я встал и помог ему поднять с постелей команду. Накануне вечером один из друзей Кабальо погрузил наши мешки на ослика и отправился в Юрик, поэтому все, что нам нужно было нести, это достаточный запас воды и еды на дорогу туда. Боб Фрэнсис, знаток глухомани, вызвался доставить на место отца Луиса кружным путем вокруг горы на своем полноприводном пикапе.

Все быстро встали, и около пяти утра мы уже осторожно спускались по гальке к реке. Луна над каньоном прочертила на водной поверхности блестящую дорожку, летучие мыши все еще проносились над головами.

Кабальо вел нас к едва различимой тропинке, идущей вдоль берега. Мы вытянулись гуськом и двигались легкой трусцой.

— Эти юные тусовщики просто чудо-ребятки, — не выдержал Эрик, наблюдая за тем, как они плавно скользят за Кабальо.

—Да уж… — не мог не согласиться я. — Но Кабальо больше всего озабочен… — Я ткнул пальцем вперед, указывая на Теда, чья экипировка на данный момент состояла из красных шорт, зеленых «файв фингерсов» с защитными носками и свисавшего с шеи амулета в виде анатомически безупречного скелетика. Вместо рубашки на нем был красный дождевик с капюшоном, узлом закрепленным под подбородком, остальная часть которого свободно развевалась за плечами в виде накидки. На щиколотке позвякивала связка бубенчиков — он нацепил их, где-то вычитав, что такие носят старейшины тараумара.

— Хорош гусь! — хохотнул Эрик. — Да у нас теперь собственный знахарь!

К рассвету река осталась далеко позади, и мы, взойдя по тропе, свернули в горы. Кабальо энергично топал вперед, даже еще энергичней, чем накануне. Решив перекусить на ходу, мы наспех пожевали маисовых лепешек и зерновых батончиков, запив все это глоточком воды, которую расходовали аптекарски экономно, чтобы запаса хватило на целый день. Когда стало вполне светло, я огляделся. Деревня исчезла. Даже тропа, если оглянуться, растворяясь в густой зелени, была не видна. Мы словно бы погружались в бескрайнее зеленое море.

— Почти пришли, — услышал я голос Кабальо. Рукой он указывал куда-то в сторону, однако на что именно, я так и не смог разглядеть. — Видите вон ту купу деревьев? Они будут там.

— Надо же, тот самый Арнульфо! — с интересом отозвался Луи. — Я охотнее встретился бы с ним, чем с Майклом Джорданом.