Камни Юсуфа - Дьякова Виктория Борисовна. Страница 55

Народ ахнул на едином дыхании. Еще громче зазвенели бубны и затрещали скоморошьи дудки. Второй удар Алексея Петровича пришелся Андоме в живот. Завыв от боли, Голенище повалился на спину, и на мгновение затих, потеряв сознание. Народ закричал, приветствуя победителя, вверх полетели шапки и колпаки. Вдруг Голенище резко вскочил, сдернул рукавицу и кинулся к князю Алексею. Подскочив, он разжал кулак и бросил Алексею в лицо горсть какого-то белого песка. На мгновение Алексей Петрович отвернулся, в этот момент Андома со всей силы ударил его кулаком в голову. Белозерский без стона упал на землю.

Народ заволновался.

— Подлог! Подлог! Не по правилам это!

Князь Ухтомский хотел выскочить сам на поле, чтобы тут же разделаться с Андомой, Сомыч насилу его удержал. Но некоторые горячие зрители, забыв о царском гневе, бросились за цепь, чтобы добраться до Голенища.

Тот поспешил скрыться в рядах опричников. Царь Иоанн Васильевич мрачно смотрел на поле сражения. Не приняв никакого решения, он молча поворотил коня и поехал прочь. За ним заторопились бояре.

Как только государь и сопровождавший его эскорт отъехали, на поле стали возникать стихийные драки между сторонниками князя Белозерского и теми, кто поддерживал Андому. Князь Ухтомский и Сома едва успели вынести князя Алексея с поля, чтобы его не затоптали. Все Кучково поле покрылось группками сражающихся с беспощадной яростью людей. Под перезвон бубнов и мышиный писк дудочек люди партиями сходились в поединки, неистово колотя друг друга в грудь, в лицо и в живот, в глазах их горела смертельная решимость и жестокость диких зверей.

Глядя из окна кареты, стоявшей в отдалении, на происходившее на поле побоище, Гарсиа де Армес мрачно сказал Вассиане:

— Теперь я понимаю, почему русские столь неустрашимы в войне. Они приучены к побоям и боли с самой юности. А если прибавить еще морозы, которые трещат в их стране зимой… Ты думаешь, Андома убил его? — спросил он, заметив, что княгиня не слушает его.

— Не знаю, — ответила Вассиана глухим и каким-то надломанным голосом. — Но если убил, ты уничтожишь этого мерзавца сегодня же вечером. Мне все равно как. Если нет, я сделаю все, чтобы спасти Алексею жизнь. Но Андома жестоко поплатится за свои подлости. Он не заслужил честного поединка и почетной смерти. Теперь он будет иметь дело со мной, и конец его станет его позором. Он закончит жизнь под топором палача. Скажи кучеру, чтоб ехал к дому! — приказала она испанцу. — Когда Никита привезет князя в дом Шелешпанских, я должна быть на месте.

— Домой поехали, быстро! — крикнул Гарсиа, откинулся на спинку обитого бархатом диванчика и заметил: — Государь уехал, ничего не сказав о своем решении.

— Что бы ни решил Иоанн, Андоме от того легче не станет, — ответила княгиня, и голос ее прозвучал, как напряженно натянутая металлическая струна. — Ему не властвовать над Белозерьем. Об этом уж я позабочусь. Поверь мне. Гони быстрей.

Вассиана замолчала, погрузившись в свои мысли. Гарсиа больше не трогал ее. Карета быстро катилась по опустевшим московским улочкам. Июльское солнце поднялось в зенит. Начиналась жара. В кремлевских соборах зазвонили к обедне.

ГЛАВА 8. Сватовство Андомы

Когда князь Никита Ухтомский привез своего старшего брата с Кучкова поля домой, поначалу его сочли мертвым. Увидев бездыханное тело князя, старуха Емельяна, княгиня Ирина Андреевна, дворовые и сенные девушки — все заголосили враз.

— Что за наказание Божие свалилось на нас! — причитала Емельяна Феодоровна, пав на колени перед образами. — Господи, прости нас, грешных, чем согрешили мы, что заступник наш покинул нас, сирот. Зачем было его забирать от нас? Он и добр был, и щедр к нам, и государь его жаловал! Али нечего ему было попить да поесть? Почто наказал ты нас, Господи, да кормильца нашего забрал? Ведь ничегошеньки не успел он: ни детей народить, ни кормов раздать, ни души построить, ни родственников своих сирых благословить!

Ей тихо подвывали остальные женщины. Княгиня Емельяна уже распорядилась поставить на окне в спальне Афанасия Шелешпанского, куда принесли Алексея Петровича, чашу со святой водой, да мису с кутьей, как положено по обычаю, и велела готовить белый саван, чтобы обмыть покойника да завернуть в него.

— Надо бы к государю с известием послать. Да за попами, чтоб отпели, как водится. Ледник бы надо освободить, да отнести туда горемычного, а то жарко ночью, до утра не пролежит, — предложил матери Афанасий.

Ответить Емельяна не успела. Дверь в спальню открылась, и на пороге появилась княгиня Вассиана. Одежды на ней были светло-коричневого цвета с алыми вставками, расшитые серебром, и отнюдь не траурные. Черные волосы заплетены в толстую косу с алой лентой, сверху их украшала алая шелковая сеточка, усыпанная мелкими рубинами. За ее спиной стоял капитан де Армес, держа в руках какую-то шкатулку. Емельяна с ужасом уставилась на гречанку.

— Муж погиб, а ты что вырядилась! — зашипела она, медленно, как змея, подползая к молодой княгине. — Добилась-таки своего, загубила нашего кормильца, ты, отродье иноземное! — она замахнулась посохом на Вассиану, но увидев, как испанец за спиной княгини снова взялся за эфес шпаги, опустила руку.

— Пошла вон! — тихо, но веско приказала старухе молодая княгиня и оттолкнула Емельяну от себя. — Чтобы духу твоего рядом не было. Гарсиа, сопроводи бабушку.

Старуха в ярости схватила ее за рукав. Вассиана покачнулась, и из широкого рукава ее летника вдруг показалась треугольная голова пифона, которого она скрывала там, чтобы не пугать людей зря. Увидев перед собой извивающегося гада с мелькающим раздвоенным языком, старуха с диким криком: «Диавол!» бросилась вон из комнаты. За ней, крестясь и бубня молитвы, поспешили все остальные.

Капитан де Армес плотно закрыл дверь. Облегченно вздохнув, княгиня приблизилась к постели мужа.

— Гарсиа, дай мне лекарство, — попросила она.

Капитан де Армес открыл янтарную шкатулку и достал заветный венецианский флакон с темно-лиловой жидкостью. Вассиана осторожно вытащила пифона из рукава и опустила его на подушку рядом с головой князя Алексея. Змея тут же заползла ему на лоб и обвилась вокруг чела.

— Смотри, смотри, — обернулась Вассиана к де Армесу, — сразу заполз, значит, будет жить. А я боялась, что опоздаем мы, что охладеет душа его. Давай мне флакон.

Она взяла из рук де Армеса лекарство и брызнула несколько капель мерцающей искрами жидкости на лицо князя. Пифон начал совершать медленные вращения вокруг его головы.

Через несколько мгновений над головой князя образовалось узкое длинное облачко серебристого цвета, которое постепенно вытягивалось к потолку, пока не достигло человеческого роста. Пифон вращался все быстрее, облачко стало менять цвет, то оно розовело, то голубело, то становилось белым, как чистый снег зимой. Затем оно установилось ровно над центром круга, очерченного пифоном, и стало таять, уходя как бы внутрь головы лежащего на скамье человека. Наконец, оно растаяло. Пифон прекратил вращения.

Вассиана сняла змею с головы князя и передала ее де Армесу, который тут же дал целителю немного молока на блюдечке. Княгиня прикоснулась рукой к виску Алексея Петровича. Кровь снова пульсировала в его жилах.

— Будет жить, — удовлетворенно сказала она. — Пролежит долго. Долго будет бороться в нем жизнь со смертью. Но душа у него сильная, здоровая, вон как быстро нырнула в привычное тело. Не хотела, значит, уходить, уютно ей в домике таком, хорошо, не все выполнила, что предназначено ей было. Значит, жизнь победит. Если, конечно, какие-нибудь лекари не вмешаются. Но этого я не допущу. Не повезло Андоме сегодня. А еще больше ему не повезет завтра. Поди, Гарсиа, отнеси пифона и ларец в мою спальню, и шкатулку спрячь понадежней, чтобы на глаза кому случайно не попалась, а то ведь подумают, что водка какая в красной бутылочке, и выпить же могут ненароком, на опохмелье. А потом Никиту ко мне позови. Видел ты, где он?