Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон. Страница 28
Когда голландский солдат, выполнявший функции стюарда, тихонько постучал по перегородке у нее над головой и предложил кофе и завтрак, девушке показалось, будто она совсем не спала. Самочувствие вроде бы даже ухудшилось. Когда Эсфирь заняла свое место у небольшого столика в переднем салоне, Хенсон жизнерадостно сообщил:
– Мне сказали, что в Амстердаме отличный денек. Двадцать два градуса и почти ни единой тучки.
– Как мило, – ответила она и тут же подумала, что слова прозвучали глупо, хотя делать бодрый вид сил не нашлось.
Пока их лимузин скользил по автостраде из аэропорта Схипхол до центра города, она задумчиво разглядывала ярко-зеленый сельский пейзаж, изрезанный каналами и испещренный ровными, как стол, фермерскими полями. Этот ландшафт ни в какое сравнение не шел с привычными ей городами, а точнее, убогими поселениями среди дикой пустыни, почти без травы или деревьев, которые едва-едва держались за жизнь благодаря упрямству обитателей, желавших иметь хоть какое-то подобие зелени.
Вдоль трассы через равные интервалы возникали ультрасовременные постройки, яркие и богатые, словно произрастали из столь же богатой почвы. Здание ING-Банка, выполненное в стиле радикального модерна, напоминало старинное торговое судно из стали и стекла, бросившее якорь возле автострады и готовое в любой миг выйти на парусах в залив Зейдер-Зе, от которого люди уже давно начали отвоевывать участки суши. В центре же Амстердама их до самой гостиницы сопровождали домики и каналы, которые своей живописной нереальностью походили на игрушечный город, построенный для столь же игрушечной железной дороги.
Объятая полудремой, Эсфирь почему-то подумала о тех кратких и страшных минутах, пока она видела своего отца еще живым. Из окна она заметила державшуюся за руки парочку, остановившуюся возле уличного продавца итальянского мороженого, и представила, как целовалась мать с Сэмюелем Мейером. Услышала звон разбитых бокалов под конец свадебной церемонии. Представила их обнимающимися в постели. Увидела татуировку концентрационного лагеря, нанесенную на предплечья…
– Мартин?
Если не считать небольших мешочков под глазами, Хенсон ничем не выдавал усталость от перелета. Он показал пальцем на ярко раскрашенное здание за окном.
– Правда, красиво?
Девушка нагнулась вперед, но успела разглядеть только угол красной кирпичной стены.
– Мартин, а у Сэмюеля Мейера была татуировка?
– Татуировка? Какая татуировка?
– На руке.
– А! – Он отвернулся. – Ты об этом. Да, но только на ее месте ничего не осталось, кроме шрама. Он говорил, что выжег ее.
– Почему ты ничего об этом не сказал?
– А какой смысл?
– Во всем есть смысл!
Мартин вдруг заинтересовался:
– Так в чем дело-то? Есть идеи, почему он от нее избавился?
– Моя мать носила свою татуировку с гордостью, – сказала Эсфирь. – Она говорила, что никто не должен забывать.
– Может, Мейеру-то хотелось забыть.
– А он сидел в лагере?
На лице Хенсона как-то сразу показалась усталость.
– Нет, не сидел. Следствие в шестьдесят шестом решило, что он подделал ожог. Мы уже послали запрос в Германию, чтобы там еще раз проверили всякие записи. Известно же, что масса документов оставалась за «железным занавесом» в Восточной Германии или Советском Союзе. Впрочем, пока что новых данных не нашли.
– Почему ты ничего об этом не говорил?
– Ты же до сих пор не числишься в нашей группе, верно?
– Брось! Он был мне отцом.
– Да, но был ли твой отец Стефаном Мейербером?
Эсфирь обмякла. А как иначе у старика мог оказаться Ван Гог?
– Не сердись. Я бы открыл для тебя все его досье, но…
– Ты просто выкручиваешь мне руки, чтобы я вошла в твою дурацкую команду!
Хенсон задумчиво разглядывал группу длинноволосых бородачей в цветастых майках и сандалиях.
– Ну, знаешь… По второму кругу пошла?
– Ты очень ловко разыгрываешь из себя невинного туриста! – рассердилась девушка.
Хенсон усмехнулся.
– Я простой парнишка со Среднего Запада. В душе я до сих пор мечтаю поймать девчонку на сеновале.
Она скрестила ноги и прижалась щекой к прохладной двери. Запахло лимонным стеклоочистителем.
– Слушай, – произнес Хенсон, – я тебе одну вещь хотел сказать… Мне еще на борту передали сообщение.
– Ну и?
– Манфред Шток сделал ноги.
– Можно подумать, это большая новость! – съязвила Эсфирь. – Он, похоже, старый дока по части таких делишек.
– Не совсем. Например, он не получил того, чего хотел, – заметил Хенсон.
– До поры до времени.
– Ты ведь до сих пор жива. Ван Гога мы вот-вот доставим в музей. А ту машину, что он взял напрокат в аэропорте Мидуэй, нашли в Виндзоре, Онтарио.
– В Канаде?!
– Должно быть, он доехал до Детройта, а там пересек границу. Конная полиция Канады его уже ищет, однако страна у них тоже не маленькая.
– Я что-то в толк не возьму… Разве между Соединенными Штатами и Канадой нет паспортного контроля?
– Ну-у, есть, конечно… Впрочем… Наверное, не так сложно пересечь границу. Я, правда, понятия не имею, как именно можно незаметно проехать по мосту между Детройтом и Виндзором, но ведь кто знает? На реке Сент-Клэр есть также паромы, а у Порт-Гурона еще один мост. Должно быть, он умеет ловко объезжать полицейские блокпосты на трассах.
– В Израиле такого бы никогда не случилось, – фыркнула она.
– Может, да. А может, и нет. У вас тоже полиция не всесильна.
– Так он, получается, все еще охотится за мной?
– Этого мы не знаем. Скажем, он мог закончить свои дела и вернуться в Чили. А то, чего он не отыскал в доме Сэмюеля Мейера, обратилось в пепел.
Да, пожар был еще тот. Началось с горящего магния, потом добавился газ… Слишком сильное пламя, чтобы его можно было побороть обычными средствами. Пожарным удалось-таки спасти строения через улицу, зато соседний дом сгорел. Чуть было не занялся весь квартал. Соседскую старушку едва успели вынести. Если бы не ее сын, который пораньше удрал с работы, чтобы поспеть к бейсбольному матчу…
Хенсон вздохнул.
– От дома остался хорошо прожаренный кирпичный каркас, набитый горячим пеплом. Отсюда вопрос: зачем он поджег дом твоего отца?
В голове у Эсфири внезапно прояснилось, и она тут же поняла, к чему клонит Хенсон. Как именно и когда Шток пробрался внутрь – не столь важно. Согласно предварительной экспертизе, самолетная бомба была снабжена альтиметром. Стоило только достичь высоты 25 тысяч футов, как произошел бы взрыв. Поскольку бомбу удалось целиком извлечь из багажника автомобиля Гектора, сейчас фэбээровцы анализируют ее детали, химический состав взрывчатки, саму спортивную сумку и даже изоленту на проводах. Но ведь Шток мог установить в доме заряд с таймером еще недели назад. Скажем, в тот день, когда застрелил Сэмюеля Мейера. Когда они с Хенсоном осматривали комнаты, то просто ничего не заметили. Зажигательное устройство сработало в кухонной плите, в непосредственной близи от подключенной газовой трубы.
Шток явно закаленный оперативник, профессионал. С этим не поспоришь. Внешне столь заметный – могучее телосложение, блондин – и вместе с тем неуловимый. Ни одному из любителей не может так везти.
– В доме имелась некая вещь, которую он хотел уничтожить, – сказал Хенсон. – По крайней мере, у меня такое объяснение. К примеру, чего-то он боялся.
– И Ван Гог тут ни при чем?
– Кто знает? Он к тому же решил, что ты могла эту вещь из дома вынести. Или просто знала нечто такое, что могло повредить ему или тем людям, на кого он работает. Ведь картины уже не было, когда он стрелял в нас в ресторане.
– Я тебе говорила: я забрала только снимок с матерью и мою собственную детскую карточку.
– А если причина в тех людях, что стоят на фото?
– Мы это уже обсуждали. Да и откуда он мог знать, что снимок у меня? И почему сам не взял его, когда обыскивал дом?
– Все же стоит проверить…
Хенсон вынул из кармана пиджака записную книжку и снял колпачок со своего «Монблана».