Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон. Страница 9
– Когда-нибудь слышали такое имя, Рейнхард? – спросила она.
Хенсон остановился, пожал плечами и, выпрямившись, ударился головой о кровлю.
– Тьфу ты, черт!
– Поосторожней там, – посоветовала она. – Как насчет Биксби… нет, Бикс Бейдербек?
– Немцы? – спросил Хенсон. – Чьи-то записи, наверное. Вы видели внизу магнитофон?
– Да нет, только радио на кухне и телевизор в гостиной.
– Что ж, придется взять с собой.
Он повернулся к девушке, все еще потирая ушибленный лоб. Затем, неуклюже переступая по узенькой балке, пошел назад из темноты.
– Текс Бенек, – прочитала вслух Эсфирь. – Джимми Лансфорд. Это что за немцы с такими именами, Текс и Джимми?
– А! – сообразил Хенсон. – Это же ребята из «Биг Бенда»! Джанго Рейнхард. Еще мой отец… – Тут он едва не оступился, но, отчаянно взмахнув руками, сумел-таки остаться на ногах.
Затем, дотянувшись до электропроводки, снял с нее висевший зонтик, чтобы с его помощью удерживать равновесие, как акробат на проволоке.
Только девушка хотела заметить, что ему повезло не получить удар током, как Хенсон перепрыгнул на доски настила и приветственно помахал зонтиком.
– Что такое? – тут же сказал он недоуменно и заторопился поближе к свету.
Теперь Эсфирь тоже могла видеть, что его так заинтриговало. Внутри, вокруг стержня была обмотана какая-то коричневая бумага. Хенсон отогнул кусочек и увидел под ним еще какую-то бумагу, на этот раз очень толстую. Хотя нет, это холстина, плотная и жесткая.
– Ага! – воскликнул он и принялся торопливо вытаскивать находку. Мешала зонтичная ручка. Промучившись полминуты, Хенсон наконец отломил ее, а затем вытряхнул рулон на пол.
– Что это? – спросила Эсфирь.
Хенсон упал на колени, с наслаждением подтянул рукава повыше и принялся не спеша разворачивать холст. Глазам предстала характерная масляная поверхность, рыжевато-желтые пряди… Мужской портрет?
Когда рулон оказался развернут полностью, Хенсон плюхнулся задом на пол.
– Чтоб мне провалиться, – тихо сказал он. – Нет, чтоб мне провалиться…
– Картина? – спросила Эсфирь. – Это картина, да?
– Если я не ослеп окончательно, – раздалось в ответ, – это Ван Гог…
Девушка прекрасно разобрала слова, но, убей бог, не могла взять в толк, что бы это значило.
Она еще подыскивала правильный вопрос, который помог бы выяснить смысл происходящего, как внизу раздался сильный хлопок, а вслед за ним ухнул раскатистый гром. Весь чердак словно приподняло дюйма на два и тут же бросило вниз, как самолет в воздушную яму. Из-под ног неожиданно выбило пол. Хенсон опрокинулся на спину и замахал конечностями, напоминая перевернутого жука. Эсфирь же швырнуло ничком, она ловко приземлилась на руки и сразу подумала про рану на голове.
– Что за шутки! – воскликнул Хенсон.
Эсфирь же отлично разобралась в характере взрыва:
– Какой идиот открыл газ?!
Хенсон лихорадочно вскарабкался на ноги и ошарашенно уставился на пол.
– Пошли! – скомандовал он мигом позже. Сбежав по лестнице до половины, он вдруг словно споткнулся. – Картина!
Эсфирь заторопилась назад и схватила холст. В воздухе уже явственно попахивало дымом.
Хенсон осторожно приоткрыл дверь с чердачной лестницы. С первого этажа валили огненные клубы. Опаляя лицо немыслимым жаром, навстречу полицейскому метнулось ревущее пламя, облизывая своим желтым языком коридорные стены. Хенсон едва успел захлопнуть дверь.
Чертыхнувшись, он крикнул:
– Отрезаны! Лестнице каюк!
Долю секунды они смотрели друг на друга. Огонь идет вверх. Он всегда идет вверх.
– Крыша! – выдохнула она. – На крышу есть люк?
– Окно!
Спотыкаясь, они бросились обратно. Из щелей между досками выбивались кудрявые завитки дыма. Хенсон в два прыжка добрался до края настила и, балансируя на манер канатоходца, побежал по балкам до слухового окна.
– Тут решетка! И я не вижу карниза! Может, отвесная стена до самой земли!
– Предпочитаете сгореть?
Хенсон выхватил мобильник и набрал 911, по ходу дела разглядывая крепившие решетку болты.
– Да! – заорал он в трубку. – Пожар! Мы на чердаке!
Озираясь по сторонам, Хенсон пытался найти хоть что-то, чем смог бы справиться с решеткой или болтами. Увлекшись поисками, он едва не свалился с деревянного бруса.
– Не зна… – Он в отчаянии оглянулся на Эсфирь. – Адрес!
Девушка тупо уставилась на него. Она не помнила адреса. Как там говорил отец? «Скажи таксисту…»
– Да не знаю я! – кричал Хенсон. – Напротив стадиона! Да, «Ригли-Филд»! А я-то откуда знаю, Аддисон-стрит или что! Владелец дома – Сэмюель Мейер. Я говорю, Мейер! Да! Нет! Мы заперты на чердаке!
Здесь он потерял-таки равновесие и одной ногой ступил на потолочную дранку.
– Осторожно! – воскликнула Эсфирь. – Вы же провалитесь!
– Давайте быстрее!
Сунув мобильник в карман, он обернулся к ней. На лице явственно читалась мысль: «Спасайся, кто может…»
Девушка тем временем копалась в памяти. Добравшись в тот первый раз из аэропорта, она так переживала, что почти не обратила внимания, как выглядит дом снаружи. Кажется, крыша не очень крутая, напоминает мансарду. Можно ли на нее вскарабкаться? А нет ли там каких-то украшений, чтобы за них уцепиться?
– Решетка! Стальная решетка! Против грабителей! – сообразила она. – Значит, на крышу есть какой-то доступ извне!
Эсфирь шагнула к лестнице и увидела, что внизу, на двери, уже коробится и идет пузырями краска. Ничего себе пожарчик! С момента взрыва прошла едва ли минута!
Хенсон тем временем сражался с одним болтом решетки, пытаясь отвернуть его голой рукой, потом вцепился в него зубами.
– Инструменты! Хоть что-нибудь! – промычал он.
Девушка прыжками носилась из одного угла чердака в другой, отчаянно вороша барахло, вываленное из перевернутых коробок. Платья? Бобины с лентами? Картина? Неужели нет ничего прочного, жесткого? Она упала на колени и попробовала отодрать одну из половиц. От потолочной дранки явно тянуло теплом. Воздух помутнел и превратился в туман. Она дернула из последних сил, и доска наконец уступила.
Довольно короткая, фута три в длину.
Бесполезно!
Эсфирь взглянула на Хенсона, и тут ей в голову пришла совершенно посторонняя мысль: «Кто теперь будет навещать мою мать?»
Придя в себя через секунду, она увидела, что Хенсон успел локтем разбить стекло и теперь орал через решетку на улицу:
– На помощь! Пожар! Нас отрезало!
– Бей! – закричала Эсфирь. – Ногами бей!
Хенсон ухватился за балку и, откачнувшись в прыжке, обеими ногами врезал по решетке. Такое впечатление, что перед ним кирпичная стена. Он попытался еще, на этот раз гораздо сильнее. Решетка не сдвинулась, но…
– Рама! – крикнул он. – Кажется, рама треснула!
Эсфирь подумала было, что это, скорее, его лодыжка треснула, а не рама, однако, судя по свирепым усилиям Хенсона, что-то действительно начало поддаваться. Глаза сильно жгло, и непрерывно катились слезы. Старенькая дранка под ногами дымилась уже по всей площади. Еще немного – и пол займется пламенем.
– Назад! – крикнула она, махнув рукой.
Хенсон ударил еще раз, но решетка упорно держалась. Он обернул к девушке посеревшее, перемазанное пылью и мокрое от пота лицо.
– Назад, я сказала!
Он отскочил в сторону и ухватился за подпирающий кровлю брус.
Выпрямившись на краю настила, Эсфирь смотрела на балку, проложенную прямо к слуховому окну. Соберись с силами. Второго шанса не будет. Надо настроиться, представить в уме. Нет-нет, надо поверить и увидеть, как это произойдет. И тогда – может быть – все получится. Дом старый, значит, балка шире, чем принято нынче. Да нет же, сказала она себе. Она широченная, как дорога. Целых два дюйма!
Уверенность! Только уверенность, внушала она себе. Глубоко вдохни. Это всего лишь обычный гимнастический брус. Ерунда.
Она настроилась. Стряхнула напряжение из кистей рук.
И ринулась вперед.
Прыжок. Второй. Третий! Как по струнке, резиновые подошвы кроссовок четко и сочно ложатся на брус. На четвертом прыжке ее толчковая нога распрямляется стальной пружиной и бросает девушку в воздух. Ягодицы напряжены, бедро разворачивается на боковой удар влет, чтобы вложить в мишень всю инерцию тела, всю силу ее мышц.