Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник) - Меляев Ходжанепес. Страница 19

— Нет, — усмехнулся Ягмыр, — моя физиономия не подходит. Для генерала я слишком молод.

Сказав это, Ягмыр стал оглядывать своих бойцов: «Как назло все молодые», — с огорчением думал он. И вдруг глаза его оживились.

— Рубин! Володя! Есть генерал! Нашел! Давай сигнализируй: генерал дал согласие на переговоры.

— Постой, ты кого имеешь в виду? — спросил Рубин.

— Мамеда-усача! Чем не генерал! Правда, он еще своего согласия не дал, — лукаво прибавил Ягмыр, — но мы надеемся его уговорить.

Весь «гарнизон» единодушно одобрил кандидатуру. Возражал только один Мамед.

— Бросьте шутить, — сердился он. — «Всякая шутка — начало зла», — говорит туркменская пословица. Воевать так воевать, а вы тут вздумали черт знает что!

— Это не шутка, если хочешь знать, — сердито оборвал его Ягмыр, — а боевое задание. Ясно? Задание быть генералом! Немецкий генерал хочет сдаваться только генералу. И мы должны предоставить ему эту возможность. От того, насколько хорошо ты будешь играть свою роль, зависит жизнь многих людей. В том числе и твоих товарищей. Понимаешь? — уже мягче прибавил комвзвода.

Мамед долго стоял в растерянности. Затем умоляюще посмотрел на Ягмыра: «Избавь меня от этого, земляк. Дай любое другое задание».

— Сейчас же выщиплю усы, только не посылай — боюсь, — признался он по-туркменски.

— А я считал тебя, Мамед, серьезным человеком. А ты… Шутки в сторону, — снова посерьезнел Ягмыр. — Приказ есть приказ. За невыполнение приказа в такой обстановке… — не договорив, старший лейтенант кашлянул.

— Сразу бы так ясно и сказал, что приказ, — наконец согласился Мамед.

Теперь нужно было подать немцам сигнал. Еле нашли сравнительно белую нательную рубашку. Ее сняли с наводчика, недавно вернувшегося из госпиталя. Быстро орудуя ножом, Рубин соорудил флаг и, выйдя из леса, прикрепил его к придорожному столбу. В ту же секунду в расположении немцев выбросили ответный сигнал.

Когда Рубин вернулся к своим товарищам, там полным ходом шло одевание «генерала». В боевой обстановке в целях маскировки генералы зачастую не носили полную форму. Не раз даже самого Рокоссовского бойцы видели в легкой кожаной куртке и в галифе без лампасов. Теперь эти сведения пригодились, и со всех сторон в адрес Мамеда сыпались советы. Где-то нашли куртку. Но она была настолько потерта, что никак не походила на генеральскую. Диагоналевое офицерское галифе Ягмыра еле натянули на могучие икры Мамеда.

— Голени-то голые, — заметил кто-то.

— Сапоги закроют! — успокоил другой.

— А генералы кирзовых сапог не носят!

— В самом деле! Но где возьмешь сейчас шевровые сорок пятого размера? Ягмыр озадаченно поскреб затылок.

Выход нашелся.

— Я видел генерала в маскировочном халате, — крикнул сверху, с дерева, снайпер, держащий на прицеле штабную машину немцев. — Вот точно в таком, как у меня.

Зеленый с коричневыми разводами маскировочный халат закрыл и кирзовые сапоги, и погоны, и снятую с ездового артиллерийскую фуражку. Оставили открытыми только лицо и грудь Мамеда. На его широкой груди уместились почти все ордена разведгруппы: слева шесть орденов Красного Знамени, справа, в два ряда, — ордена Отечественной войны. Медали вешать не стали.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— А ногти, — сказал Рубин, — не похожи на генеральские. Грязные.

Два солдата спешно начали приводить в порядок ногти Мамеда. Ягмыр тем временем его инструктировал:

— Наше условие — только безоговорочная капитуляция. Пусть все оружие сложат у дороги, в кювет. Понял? Да смотри не заикайся. Генералы говорят четко. Если трудно будет по-русски, говори по-туркменски. Лейтенант Рубин все переведет как следует. Держись гордо. Знаешь, как победивший пальван на тое.

Мамеду вдруг вспомнилось, как он в колхозном драмкружке играл роль бая. Для солидности ему привязали тогда усы, которые очень мешали говорить. А теперь у него усы настоящие. И придется ему играть не бая там какого-нибудь, а советского генерала. И вовсе это не игра, а серьезная штука. Кровь прилила к лицу, щеки стали ощутимо тяжелыми. Может, это сон?

— Ну, марш! — скомандовал Ягмыр Ниязов.

Мамед вышел на шоссе. По обеим сторонам, с отступом на полшага, стали его помощники: слева — солдат с белым флагом, справа — Рубин.

Из-за дымящихся тягачей в сопровождении двух офицеров вышел немецкий генерал. Он шел, далеко выкидывая вперед левую ногу. «Как на параде», — подумал Мамед.

— Пошли, — шепотом скомандовал Рубин.

Мамед хотел, как положено — с левой, сделать красивый шаг, но, замешкавшись, шагнул с правой и споткнулся на ровной бетонной глади. Взглянув на товарищей, он тут же выровнялся и, четко печатая шаг, пошел навстречу фашистскому генералу. А в голове все время вертелись непривычные, труднопроизносимые слова: «Безоговорочная капитуляция… капитуляция… капит… или капут?.. Капит…уляция. Наверно, от слова «капут» — конец. Конечно, капут им. Ягмыр же сказал: капит…уляция. А, понятно! От слова «капит…ализм»: Комсорг говорил как-то: «Капитализм все равно должен погибнуть…»

Расстояние уменьшалось. Вскоре можно было даже различить белый шрам ка лице фашистского генерала, идущий от левого глаза к подбородку. И, как бы продолжением его, на груди висела клинообразная, грязного цвета лента с «железным крестом». Незаметным движением Мамед распахнул маскировочный халат, открывая свою грудь, усыпанную орденами. Шагах в пяти друг от друга обе группы остановились. Немец, выкинув правую руку вперед, что-то гаркнул. Рубин перевел:

— Генерал Иоахим фон Шлюбке Магдебургский. — И тихо добавил: — Магдебургским назвался потому, что он там родился. Придется и тебе ответить, кто ты такой. — А про себя подумал: «Вот сейчас ляпнет!..»

— Генерал Мамед Анауский! — громко и четко произнес Мамед. Переводя на немецкий, Рубин подумал: «Для начала не плохо».

— Так вот, генерал, — заговорил снова немец, — эта злая комедия идет к концу. Я предлагаю разумный финал. Сопротивляться вам мы не будем при одном условии: вы беспрепятственно пропускаете моих солдат и офицеров. Мы решили сдаться в плен вашим союзникам — американцам.

— Генерал хочет, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, — перевел Рубин. — Просит, чтобы не задерживали их. Наверно, натворил дел, боится в наши руки попасть.

— У нас одно условие — безоговорочный капут… — Мамед кашлянул, — …капитуляция.

Немец заговорил раздраженно и быстро. Пока он говорил, Мамед думал: «Чего он все трещит? Шрам-то как дергается… Видно, он и в самом деле нас боится! Натворил дел, как лейтенант говорил… Дел натворил… — Мамеду стало жутко, когда он представил, каких дел натворил фашист. — Вот гад, хочет уйти теперь от ответа! Нет, не уйдешь, шайтан».

Рубин переводил слова немца, говорил что-то о родине солдат его дивизии, что, мол, они родом из-за Эльбы. Но Мамед не слушал, он всецело был поглощен своими мыслями.

— Все, — прервал он Рубина. — Пусть слушает мои слова. Даю один час. Пусть оружие сложат в кювет. И пусть прикажут своим солдатам столкнуть с дороги вон те подбитые арбы. Скоро наши танки пойдут!

Когда Рубин перевел слова Мамеда, немецкий генерал бросил в ответ что-то резкое, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Мамед со своими спутниками тоже повернул обратно.

— Что немец напоследок прогавкал?

— Сказал, что предпочитает смерть на родине той же участи в Сибири, — ответил Рубин.

Вернувшись, лейтенант доложил Ягмыру о переговорах. Мамед в это время отцеплял и возвращал товарищам ордена.

— Старшой, немцы зашевелились, — сказал кто-то из бойцов.

— Не спускать глаз с противника, — отдал приказание командир взвода.

А немцы действительно стали небольшими группами перебегать дорогу и прятаться в складках местности. Но в лес войти боялись. Ни с той, ни с другой стороны выстрелов слышно не было. Черная тень большого клочковатого облака накрыла вдруг четырехугольную поляну, разделяемую автострадой на два треугольника.

— Смотри не теряй генерала, — сказал Мамед снайперу, удобно устроившемуся на дереве. — А лучше покажи мне примерный ориентир, где он спрятался. Вместе будем охотиться на фазана.